В конце июля и начале августа утренние зори заставали его на фронте под Казанью — то на передовой, в двухстах шагах от постов белочехов, то в помещении Военного совета уснувшим на столе, заваленном оперативными картами.

И наконец одно сентябрьское утро застало Тибора в купе экспресса, мчавшегося по Европе. Война еще продолжалась, и он мысленно спрашивал себя: как поступят «союзники-немцы», если узнают, что в модном штатском костюме едет «дезертир» — капрал 65-го пехотного полка армии императора и короля…

В нейтральной Швейцарии, куда он был послан установить связи с венгерскими антимилитаристами и левыми социалистами, чтобы ускорить буржуазнодемократическую революцию в Венгрии, Тибор встречал рассвет возле открытой балконной двери, любуясь прекрасным видом на Невшательское озеро.

А в декабре — снова гостиница «Дрезден». Теперь он жил один. Бела Кун находился в Венгрии, создавал партию. Тибор вскоре тоже поехал па родину. Две недели его тревожный сон на жестких вокзальных скамейках прерывали резкие паровозные гудки отправлявшихся и прибывавших поездов. А кругом шныряли шпики — он был на вражеской территории.

И лишь месяц назад, в январе 1919 года, ему впервые за столько лет удалось встретить рассвет в отчем доме, в Ниредьхазе. Но уже на следующее утро он вскочил с койки по сигналу «подъем» в тюремной камере будапештской прокуратуры… А спустя еще десять дней увидел багряный рассвет, лежа на кожаном диване и глядя в окна редакции газеты «Вёрёш уншаг».

Один месяц революции равен десяти мирным годам!

Раз-два, раз-два!

Несколько дней назад произошли события, изменившие ход всей политической жизни Венгрии, а значит изменившие и жизнь Тибора.

Утром 21 февраля перед зданием редакции газеты «Непсава» проходила демонстрация безработных. Организовали и возглавили ее коммунисты. И вдруг в хор голосов, требовавших пособия или работы, врезался треск выстрелов. В первое мгновение демонстранты решили, что стреляют по ним. Но странное дело: жертвами оказались не демонстранты, а полицейские! Как это могло случиться?!

А через несколько часов были арестованы руководители коммунистической партии. Их подвергли жестоким избиениям, мстя за убитых полицейских. Особенно зверски избили Бела Куна.

И хотя в действительности перестрелка произошла между полицейскими и «народными дружинниками», охранявшими резиденцию социал-демократической партии, агитаторы социал-демократы по велению своих лидеров, выступая на заводах и фабриках, заявляли: «Левые контрреволюционеры совершили злодейское убийство!» Обманутые рабочие снова вышли на демонстрацию. Но теперь уже не с. коммунистическими лозунгами, а угрожая «возмутителям спокойствия — коммунистам». В голове колонны шли рабочие городских боен. Они размахивали окровавленными топорами. Это было страшное зрелище! Немало людей попалось на удочку социал-демократических министров. Рабочие выступили с капиталистами против «затеявших перестрелку» коммунистов.

В тот же день, когда была совершена гнусная провокация, Центральный Комитет партии дал указание Тибору Самуэли уйти в подполье. Один из испытаннейших руководителей партии должен был остаться на свободе. Не случайно выбор пал именно на него. Тибор — редактор партийной газеты, а она должна выходить во что бы то ни стало. А вдруг возникнет необходимость поехать к Ленину? Ведь в кремлевском кабинете Ленина приходилось бывать только двум венгерским коммунистам: Куну и Самуэли. Кун арестован, Самуэли должен быть спасен!

Он срочно едет в Надьварад, чтобы укрыться от полиции и тайно отпечатать свежий номер газеты «Вёрёш уйшаг».

На эту поездку ушло три дня. И когда вчера вечером он вернулся в столицу, на вокзале его встретила молодая студентка медицинского факультета Лиза Арвале, связная партии. Она и привела его в Приют инвалидов войны. Приют принадлежал военному ведомству, и у ворот его стоял часовой. Товарищи решили спрятать Тибора здесь, потому что вряд ли кому придет в голову искать руководителя партии в здании, охраняемом военными.

Раз-два, раз-два…

— На минутку, Тибор, — обратился к нему Хаваш, доставая ампулу из докторской сумки. — За то время, что тебе придется провести у нас, ты должен поднабрать энное количество килограммов…

Удивительный малый этот доктор! А встреча с ним на этой необычной конспиративной квартире и вовсе необыкновенна!

Когда-то еще в школьные годы Тибор заступился за бедного сироту, волею судеб заброшенного в чужой город. Маленького Банди Хаваша донимал своими придирками небезызвестный учитель Циммерман. По злой воле того же Циммермана они потеряли друг друга; Тибору пришлось не только уйти из школы, но и уехать из города. И мог ли он тогда предположить, что судьба сведет их вновь? Теперь запуганный мальчик стал прекрасным врачом. И конечно же, буржуазный радикал доктор Хаваш, соглашаясь укрыть одного из руководителей коммунистической партии, не подозревал, что предоставляет убежище Тибору Самуэли — своему однокласснику, тому, кто некогда смело заступился за него.

— Как ты можешь думать сейчас о килограммах, Банди? Не для отдыха нахожусь я здесь. Да и вообще имеешь ли ты представление о том, какому риску подвергаешь себя, меня укрывая? В январе, когда мне предстояло сделать в Ниредьхазе доклад на тему: «Кто победит — империализм или пролетарская диктатура?», — министр внутренних дел позвонил по телефону городскому голове и весьма недвусмысленно намекнул, что правительство с нетерпением ждет сообщения о «непоправимой утрате». Ты понимаешь, какую беду можешь навлечь на свою голову?

— Понимаю. Потому и хочу хоть немного поддержать твое здоровье. Небольшой курс лечения мышьяком — и никаких возражений!

Хаваш решительно подошел к Тибору, держа в руках шприц.

— Мышьяк так мышьяк, — покорно вздохнул Тибор. — Даже его превосходительство министр внутренних дел не пожалел бы для меня мышьяка и с удовольствием всадил бы мне лошадиную дозу, чтобы сразу отмучиться…

Хаваш улыбнулся.

— А теперь завтракать, — сказал он, сделав укол и бережно спрятав шприц.

Он разлил чай, придвинул Тибору тарелку с тонкими ломтиками подсушенного хлеба и вдруг заговорил не то задумчиво, не то застенчиво:

— Раз уж судьба свела нас, я хочу поговорить с тобой. Понимаешь, я как бы повис между небом п землей. Ну кто я? Радикал? Согласен. Но вряд ли уже буржуазный. А вместе с тем еще не коммунист.

— Что же тебе мешает стать коммунистом?

— Тот, кто не хочет победы реакции, верит: победите вы. Это бесспорно. Я понимаю, что на смену капитализму с его страшными катаклизмами должен прийти новый строй. Только мне кажется, слишком большие надежды возлагаете вы на массы. Массы легко подвержены влияниям! И напрасно ты обольщаешься тем, что самое трудное уже позади и вы на пороге победы.

— Я постараюсь сейчас тебе все объяснить… — живо отозвался Тибор.

Хаваш подался вперед:

— Буду очень рад… Меня это волнует…

В коридоре вот уже несколько минут слышалось однообразное постукивание костылей. Приют инвалидов проснулся. Доктор взглянул на часы, потом на Тибора и решительно поднялся со стула. Возле двери он с сожалением сказал:

— Прости меня, но уже половина восьмого… Меня ждут больные.

— Что ж… — мягко ответил Тибор. — У нас еще будет время поговорить.

Хаваш открыл было дверь и вдруг, опомнившись, хлопнул себя по лбу: — А как же быть с тобой? Запри дверь и никому не открывай.

Тибор встал из-за стола.

— Нет-нет, напротив! Еще до обеда мы с тобой пройдем по лазарету и ты представишь меня, скажешь: «Ко мне приехал двоюродный брат, чиновник Ференц Краузе».

Хаваш наклонил голову, задумался.

— Тебе видней… — помолчав, сказал он. — У тебя в таких делах больше опыта.

Доктор ушел, а Тибор уселся за письменный стол. Чьи-то заботливые руки аккуратно сложили книги, освободив стол для работы. В сторонке — несколько стопок папиросной бумаги и целый набор остро заточенных карандашей. «Для меня», — догадался Тибор. «Днем вас просят не выходить, — сказала вчера связная. — А часов в шесть, когда стемнеет, идите на прогулку по направлению к Тэтэню. К вам подойдет знакомый товарищ и попросит папиросной бумаги. Вы отдадите ему одну стопку, а взамен получите номер газеты «Пешти хирлап» («Пештские новости»)».