Клеопатре минуло лет десять, когда в её жизни появилась Дага, та самая Ирас, имя которой пережило века вместе с именем самой Клеопатры.

Госпожа Элли прислала во дворец раба доверенного с письмом — почтительнейше просила царицу Веронику вновь посетить школу: «...ибо приближается день рождения прекрасной царевны Клеопатры и Ваша смиренная подданная страстно жаждет доставить радость и удовольствие юной царевне...»

Не так трудно было догадаться, что госпожа Элли намеревается подарить Клеопатре-Маргарите одну из маленьких рабынь-учениц, но по какой-то причине хочет заручиться дозволением Вероники.

Царица охотно прибыла в школу госпожи Элли. Было любопытно, какой подарок приготовила та для царевны. Но, конечно же, этот подарок был живой! Кто бы это мог быть? Наверное, какая-нибудь маленькая негритянка, доставленная из африканской глуши; должно быть, совсем ещё неприручённая дикарка; потому госпожа Элли и опасается дарить её царевне. А Маргарита уже успела, разумеется, облюбовать диковинную девчонку для своей свиты...

Госпожа Элли выбежала к закрытым носилкам, в которых доставили царицу. Стражники расступились. Бойкая гречанка кинулась поддержать под локоток выходящую из носилок царицу:

   — Я счастлива видеть Вас, великая царица!..

Действительность превзошла все предположения Вероники. Госпожа Элли повела её в подвал, высоко поднимая светильник и то и дело оборачиваясь к царице и её приближенным.

   — Да перестань же ты пятиться! — воскликнула Вероника с улыбкой. — Ты упадёшь...

Говорливая Элли меж тем не смолкала, многословно оправдываясь:

   — ...Великая царица! Я ни за что бы не показала её прекрасной нашей царевне, ни за что!.. Это всё одна из девчонок, паршивая Миртала, проговорилась! За что уж и получила плетей!.. А я не хотела, не хотела!.. Прости меня, великая и милосердная!..

   — Полно!.. Полно!.. — Вероника не любила, когда начинали слишком уж явно заискивать, раболепствовать перед ней. К тому же легко было понять, что наверняка Элли нарочно показала Маргарите... Что? Вернее, кого? Ну, это мы сейчас же и узнаем! И чего бы хотела Элли за свой подарок? Каких льгот? Должно быть, намерена выстроить новый дом...

   — Прости меня, великая царица! Но прекрасная царевна так возжелала...

   — Ладно, ладно... Если твой подарок не опасен для царевны, я возьму его, а тебе пришлю взамен два афинских серебряных таланта, поставишь новый дом и наймёшь ещё учителей...

В подвале было сыро и душно, как и должно было быть в подвале. Госпожа Элли заботливо подымала светильник... У стены поставлена была клетка, прутья были металлические. А в клетке скорчилось какое-то живое существо и скулило и порыкивало...

   — Так это обезьяна! — воскликнула царица, отступая к лестнице. — Нет, я не возьму дикую обезьяну, как бы ни просила Маргарита! Слюна и когти этих тварей могут быть ядовиты. Нет, нет, никаких обезьян в покоях царевен!..

   — Великая царица, это вовсе не обезьяна... — в голосе бойкой Элли слышалось торжество; она сумела-таки удивить, поразить молодую царицу!.. — Это вовсе не обезьяна, это человек! Это человеческое существо, ребёнок. Это маленькая девчонка, не старше семи лет!..

Вероника снова приблизилась. И даже немного наклонилась вперёд, хотя и с некоторой опаской...

Это и вправду оказался ребёнок, девочка не старше семи лет. Она была необычайно грязной и показалась Веронике обросшей длинными светловатыми волосами, будто шерстью, лица и глаз не было видно... Вероника не любила уродства:

   — Она что же, волосатая? — Вероника глядела с недовольством.

   — Нет, нет, великая царица. Да будь она волосатая, ей цены бы не было! А я и так заплатила за неё две мины... Нет, она не волосатая. Но кожа у неё вся изукрашенная, будто парфянская ткань вышитая. Но она человек, человек... И на четвереньках не ползает, а ходит прямо, как положено людям... Я её голую купила; уж и не знаю, нужна ли ей с этакой-то разукрашенной кожей одежда! Тедипп, который поставляет мне девчонок, говорит, будто её изловили в далёких неведомых краях, за пределами Ойкумены, вот где! В тех краях, куда люди попадают раз в тысячу лет! А живут там одни дикари, дичее самых диких варваров, никакой человеческой речи не понимают! И зовутся те края — Гиперборея! Страшные края, где немыслимый холод убивает...

   — Погоди! — царица повелительным жестом остановила болтушку. Впрочем, ведь это и не болтовня была, а, в сущности, некий набор полезных сведений... — Но почему ты держишь её в клетке?

   — Нельзя иначе, великая милостивая царица! Я ещё добра к этому зверёнышу, а Тедипп, так тот связывал беднягу ремнями! Она же всё бежать порывается! И не сладишь с ней, ведь никаких человеческих языков не понимает, я уж об этом сказала. И я ведь кормлю её. Кидаем в эту клетку фиги, мясо жареное, воду в кувшине ставим, чтобы достать могла рукой... Тедипп-то стегал её бичом, тем самым, из крокодиловой кожи, которым самую строптивую девчонку тихоней сделаешь!..

   — Довольно! Я беру её у тебя! Приготовь крытую повозку, повезём её в клетке. Я велю Ригасу стеречь её, покамест будем ехать. Как ты полагаешь, она не станет сильно кричать дорогой?

   — Полагаю, нет. Особенно если твой раб, великая царица, пригрозит ей, покажет ей кулак или скорчит страшную рожу...

Маргарита ничего не сказала Веронике о маленькой рабыне из подвала. Сёстры были близки душами своими. Девочка чувствовала, что старшая сестра-царица знает о её желании и это желание исполнит. Да и Хармиана успела сведать о том, что царица привезла во дворец клетку с какой-то диковинной человекоподобной зверюшкой...

На день рождения Вероника подарила Маргарите славного маленького котёнка:

   — Это живое воплощение богини Бастис, береги эту кошечку!..

Маргарита радостно прижимала котёнка к груди и целовала в мордочку:

   — ...такая пёстрая!.. А глаза как у меня, зелёные! Я буду звать её Баси!..

Кошка Баси прожила у Клеопатры двадцать пять лет — немыслимый кошачий возраст! Клеопатра всего лишь на четыре года пережила свою любимицу...

А спустя несколько дней Вероника привела в спальню Маргариты маленькую девочку лет семи, одетую в чистую белую рубашку. У этой девочки были прямые светло-коричневые волосы, уже подстриженные чуть выше плечиков; черты лица были на удивление правильные, зачёсанные назад волосы открывали чистый умный лоб. Но смотрела маленькая рабыня сумрачно; и от этого сумрачного глубокого взгляда выражение детского лица представлялось странным, будто и вправду нечеловеческим каким-то... Но по-настоящему удивительным было то, что и ручки, и ножки, и лицо девочки покрыты были чудными узорами...

Вероника держала маленькую дикарку за ручку.

   — Экая варварка! Ещё укусит, пожалуй! — сердито проговорила Хармиана.

Вероника покачала головой:

   — Нет, нет, она умница!..

Маргарита весело хлопала в ладоши, разглядывая чудные узоры на лице девочки:

   — Ух, какие стигмы! Как это сделали?

   — Кто знает! — Вероника пожала плечами. — Я думаю, сделали нарезы на коже, а потом заполнили их какими-нибудь стойкими растительными красками...

Кожа девочки была татуирована, покрыта извилистыми узорами, странно сходными с изображениями крылатых черно-красных змей...

Беспечная и ласковая Вероника отпустила руку девочки и наклонилась к ней:

   — Скажи мне, как тебя звали прежде?

   — Дага... — произнесла девочка отчётливо, но как-то так глуховато ударяя на звук «г».

   — А теперь как тебя зовут? Как я назвала тебя? — Голос Вероники переливчато звенел настойчивостью и упрямой ласковостью...

Девочка отвечала чётко:

   — Ирас!..

Маленькую дикарку оттёрли, отмыли, ополоснули душистой водой. Теперь даже видно было в просветах между узорами татуировки, что кожа Даги-Ирас природно светла. Этот сумрачный хмурый взгляд тёмно-карих глаз показывал натуру страстную, и даже и не в будущем, когда девочка подрастёт, а сейчас, теперь опять же...