– Я могу накормить тебя, – сказал Ральф. – Не очень сытно, но тост у меня есть.

– Сказать тебе честно, я хотела бы сегодня утром побегать перед едой. Я не тренировалась вот уже пять дней, а это очень быстро сказывается. К тому же у меня есть подопечная девочка, она сейчас у Лотти, и я должна ее проведать.

– Я возражаю только против того, чтобы ты устраивала оргии с мальчиками. Но, может, ты вернешься сюда вечером?

– Ммм. Пожалуй, нет. Сегодня вечером я должна присутствовать на совещании, а затем повидать Лотти и мою подружку. – Настойчивость Ральфа настораживала меня. Не хочет ли он держать меня под наблюдением или, может быть, просто он одинокий мужчина, тянущийся к первой женщине, которая приняла его ухаживание? Если Мастерс причастен к убийству Джона и Питера Тайеров, нельзя исключать возможность, что его помощник, который работает с ним три года, также замешан в этом деле.

– Ты встаешь так рано каждое утро? – спросила я.

– Если не болен.

– И в прошлый понедельник ты тоже встал рано?

Он посмотрел на меня с недоумением.

– Наверное. Почему ты спрашиваешь? Ах да, это то утро, когда был убит Питер... Так вот, в то утро, прежде чем пойти на работу, я зашел на квартиру к молодому Тайеру и держал его, пока Ярдли с ним расправлялся.

– А Ярдли пришел рано в то утро? – допытывалась я.

– Я же не его секретарь, черт возьми, – взорвался Ральф. – Он не всегда приходит в одно и то же время, у него бывают деловые завтраки и встречи, а я не сижу с хронометром, чтобы засечь время его прихода.

– О'кей, о'кей. Успокойся. Я знаю, ты считаешь, что Мастерс – сама честность. Если бы он делал что-нибудь противозаконное, он, конечно, обратился бы к тебе, своему верному сподручному, за помощью. Ты ведь не хотел бы, чтобы он прибег к услугам кого-нибудь другого, менее способного, чем ты?

Его лицо расслабилось, и он прыснул от смеха.

– Ты позволяешь себе просто возмутительные вещи. Будь ты мужчиной, я бы не спустил тебе такие оскорбления.

– Будь я мужчиной, я бы не лежала в твоей постели. – Я схватила его за руку и притянула к себе, и все же я продолжала думать, что он делал в понедельник утром.

Ральф, посвистывая, пошел принимать душ. Я раздвинула занавески и выглянула наружу. Воздух был бледно-желтого цвета. Даже в это раннее время солнце уже, видимо, припекало. Погода явно изменилась, вновь начиналась обычная летняя жарища. Я тоже приняла душ, оделась и села рядом с Ральфом за стол, чтобы выпить чашку кофе. Его квартира состояла из одной большой жилой комнаты, частично отгороженной под столовую. Кухня, вероятно, когда-то служила чуланом; плита, мойка и холодильник стояли впритык. Там даже негде было воткнуть стул и готовить можно было лишь стоя. Однако выглядела квартира неплохо. Перед дверью стояла большая софа, между окнами – большое кресло. Я где-то читала, что люди, живущие в комнатах с высокими, от потолка до пола, стеклами, отодвигают мебель от окон – они испытывают непроизвольный страх перед падением. Кресло отделяли от окон, занавешенных легкими шторами, целых два фута. Вся обивка и шторы были из ткани с одинаковым цветочным рисунком. Неплохая обстановка для меблированной квартиры. В семь тридцать Ральф встал.

– Я слышу, как меня призывают претензии и иски, – сказал он. – Я созвонюсь с тобой завтра, Вик.

– Отлично, – сказала я.

Мы спустились на лифте в дружелюбном молчании. Ральф проводил меня до машины, которую я поставила возле Лейк-Шор-Драйв.

– Подвезти тебя? – предложила я.

Но он отклонил мое предложение, сказав, что ходит в «Аякс» пешком. Расстояние небольшое – полторы мили, и это для него неплохая разминка.

Отъезжая, я видела его в зеркале заднего вида – элегантная фигура, тающая в бледно-желтом воздухе.

Было еще только восемь, когда я вернулась к Лотти. Она ела тост, запивая его кофе, в своей кухоньке. Тут же, с недопитым стаканом молока, сидела и Джилл. Повернув к Лотти свое живое, выразительное личико, она о чем-то воодушевленно говорила. Ее хорошее простодушно-веселое настроение заставило меня почувствовать себя старой и разочарованной. Я невольно скорчила гримасу.

– Доброе утро, леди. На улице уже сущее пекло, – сказала Лотти с лукавой улыбкой. – Тебе, бедняге, видимо, пришлось проработать всю ночь.

Я игривым жестом коснулась ее плеча.

– Вы в самом деле работали всю ночь? – серьезным, обеспокоенным голосом спросила Джилл.

– Нет, и Лотти это знает. Я немного поработала, а ночь провела в квартире у своего друга. А как у вас прошел ужин? Энчилады были вкусные?

– Просто объедение, – с энтузиазмом воскликнула Джилл. – Оказывается, Кэрол готовит с семи лет. – Она хихикнула. – А я вот ничего не умею – ни гладить, ни даже жарить яичницу. Кэрол советует мне выйти замуж за кого-нибудь побогаче.

– Да нет же, просто найди такого мужа, который любил бы гладить и стряпать, – сказала я.

– Ты можешь попробовать пожарить яичницу сегодня вечером, – предложила Лотти. И, обращаясь ко мне, спросила: – Ты будешь здесь сегодня вечером?

– А вы не можете приготовить ужин пораньше? В семь тридцать я должна присутствовать на заседании в Чикагском университете – может, кто-нибудь поможет мне найти Аниту.

– Ну как ты, Джилл?

Джилл скорчила гримаску.

– Я лучше выйду замуж за кого-нибудь побогаче. – Мы с Лотти рассмеялись. – Как насчет сандвичей с орешками? Я уже наловчилась их делать.

– Если вы с Джилл купите по дороге домой шпинат и лук, я приготовлю вам свое фирменное блюдо.

Лотти скривила губы.

– Вик неплохо готовит, но ей не хватает аккуратности, – объяснила она Джилл. – За полчаса она приготовит простой обед на четверых, но нам с тобой, Джилл, придется всю ночь потом убирать кухню.

– Побойся Бога, Лотти, – оскорбленно воззвала я. – Обещаю на этот раз... – Я подумала минуту, затем рассмеялась: – Нет, никаких обещаний. Я не хочу опоздать на совещание. Так что ты свободна, Джилл.

Джилл посмотрела на меня неуверенно: не сержусь ли я на то, что она отказывается готовить ужин.

– Послушай, – сказала я. – Никто не требует от тебя, чтобы ты была полным совершенством. Мы с Лотти будем любить тебя, даже если ты будешь закатывать сцены, оставлять свою постель неубранной и отказываться готовить ужин. О'кей?

– Да, конечно, – поддержала Лотти, которую позабавили мои слова. – Я дружу с Вик уже пятнадцать лет, но я еще ни разу не видела, чтобы она убрала за собой постель.

Джилл улыбнулась:

– Вы будете заниматься сегодня своим расследованием?

– Да, я буду обходить Норт-Сайд. Искать иголку в стоге сена. Я хотела бы пообедать вместе с вами, но я не знаю, как сложится мой рабочий день. Но днем я обязательно позвоню в клинику.

Я пошла в комнату для гостей и переоделась в шорты, тенниску и кроссовки. Джилл вошла, когда я проделывала кое-какие разогревающие упражнения. Мои мускулы болезненно отзывались на перенапряжение, и мне приходилось проделывать упражнения медленнее и аккуратнее, чем обычно. Когда вошла Джилл, я была в легком поту, но не от перенагрузки, а от все еще не прошедшей боли. Несколько мгновений она стояла, наблюдая за мной.

– Вы не возражаете, если я буду одеваться в вашем присутствии? – спросила она.

– Нет, – буркнула я. – Если, конечно, тебе не приятнее быть одной. – Я выпрямилась. – Ты не хотела бы позвонить своей матери?

– То же самое сказала и Лотти, – ответила она с легкой гримаской. – Но я решила пока остаться здесь, на положении беглянки. – Она надела джинсы и одну из своих мужских рубашек. – Мне здесь нравится.

– Просто тебе нравится новизна. Через некоторое время ты затоскуешь по своему частному пляжу. – Я быстро обняла ее. – Но ты можешь оставаться у Лотти столько, сколько тебе хочется.

– О'кей, я позвоню ма.

– Умница. Счастливо, Лотти, – крикнула я, направляясь к двери.

Шеффилд-авеню находится в одной миле от озера. Я подсчитала, что, если я добегу до озера, восемь кварталов до Дайверси, а затем обратно, пробежка составит около четырех миль.