– Нет уж, обходитесь без меня. Я сказал жене, что хоть один вечер приду домой вовремя, а я уже опаздываю. Мне нужно успеть на поезд в шесть тридцать пять.

Он вышел, а мы с Феррантом вновь углубились в нашу нудную работу. В конце концов стало ясно, что за последние пять лет Грэфалк пользовался лишь сорока кораблями из своих шестидесяти трех. В середине 1979 года он даже продал три корабля.

– Ему следовало продать больше, – мрачно заметил Феррант.

– Возможно, он пытался, да не сумел.

К половине девятого мы завершили приблизительный анализ финансового состояния компании Грэфалка. Его корабли в среднем обходились по две тысячи долларов в день – если стояли в порту; по десять тысяч долларов в день, если находились в рейсе. Таким образом, за каждый сезон расходы Грэфалка составляли примерно сто двадцать миллионов долларов. А общий доход за доставку грузов в семьдесят седьмом году составил около ста миллионов. В семьдесят восьмом и семьдесят девятом годах дефицит был немного меньше, но затем конъюнктура опять ухудшилась.

– Вот вам и ответ на ваш вопрос, – вздохнул Феррант. – Этот парень совершенно определенно теряет деньги. – Он отодвинул от себя бумаги. – Странно, что в последние пять лет он заключил так много контрактов с «Юдорой Грэйн». Почти двадцать процентов от всех перевозок.

– Действительно, странно. С другой стороны, «Юдора Грэйн» – очень большой концерн... Интересно, откуда Грэфалк берет деньги, чтобы покрывать убытки? Ведь речь идет об очень больших деньгах.

– Кроме пароходства, у него есть и другие компании, – объяснил Феррант, засовывая полисы в папки. – Ему принадлежит весьма прибыльная железная дорога, связывающая Буффало с Балтимором. Там он разгружает грузы и доставляет их к океанскому берегу. Этот бизнес у него неплохо налажен. Кроме того, Грэфалкам принадлежит пакет акций в компьютерной фирме «Хансен». Попробуйте поговорить с брокером Грэфалка, не продавал ли его клиент акции, чтобы возместить расходы по пароходству. Есть у Грэфалка и другое имущество. По-моему, его жена тоже имеет собственный капитал. Но главное для Грэфалка – пароходство, это его подлинная страсть.

Мы сложили полисы обратно в тележку и выкатили ее в коридор – утром ее заберут. Я зевнула, потянулась и предложила Ферранту пойти выпить.

Феррант и я пешком дошли до бара «Голден глоу» на пересечении Джэксон и Федерал. Это заведение для серьезных выпивох, а не для тех, кто заходит в бар пропустить стаканчик белого вина перед тем, как вернуться домой, к своей благоверной. Бар принадлежит замечательной чернокожей даме по имени Сэл. Стойка красного дерева в форме подковы, остаток прежнего строения Сайруса Мак-Кормика, и семь крошечных кабинок – вот и весь бар, зажатый между зданием банка и страховой компанией.

Я не была здесь уже несколько недель, и Сэл сама подошла, чтобы принять заказ. Я попросила, как обычно, «Блэк лейбл», а Феррант заказал джин с мартини. Потом я попросила разрешения воспользоваться телефоном, и Сэл принесла мне аппарат.

Автоответчик сообщил, что звонила Адриенна Галлахер – та самая особа, с которой я училась в колледже. Она оставила свой домашний номер телефона и попросила позвонить ей до десяти.

К телефону подошла маленькая девочка и пронзительным голосом позвала маму.

– Привет, Вик. Я достала информацию, которая тебе нужна.

– Надеюсь, тебя не уволят и не выставят из коллегии адвокатов.

Она хмыкнула.

– Думаю, обойдется. Но за тобой должок. Когда-нибудь отработаешь, если понадобится помощь детектива. Итак, квартира принадлежит Нилсу Грэфалку. Алло, Вик? Ты меня слышишь?

– Спасибо, Адриенна, – механически пробормотала я. – Когда тебе понадобится помощь детектива, звони.

Я повесила трубку и позвонила в Чикагский театр балета, чтобы выяснить, есть ли у них сегодня спектакль. Автоответчик сообщил мне, что со среды по субботу спектакли начинаются в восемь; в воскресенье – в три. Сегодня был вторник, стало быть, Пейдж Каррингтон в театре не будет.

Феррант любезно спросил:

– Что-нибудь не так?

Я с кислым видом махнула рукой.

– Ничего особенно неожиданного. Но все равно грустно. Выясняется, что кроме всего прочего Грэфалк владеет еще и недвижимостью.

– Послушайте, мисс Вар... У вас есть имя? Я не могу произнести вашу фамилию. Послушайте, Вик, вы напускаете слишком много туману. Как я понимаю, вы пришли к выводу, что взрыв шлюза – дело рук Грэфалка. Ведь мы с вами полдня потратили на то, чтобы убедиться, как дорого обходится Грэфалку пароходство. Объясните же мне, в конце концов, что происходит.

– Как-нибудь в другой раз. Сегодня вечером мне еще нужно кое с кем потолковать. Извините, что веду себя как последняя грубиянка, но это и в самом деле необходимо.

– Куда вы сейчас?

– На Золотой Берег.

Феррант объявил, что будет меня сопровождать. Пожав плечами, я направилась к двери. Англичанин попытался было положить деньги на стол, но Сэл вернула их ему.

– Вик заплатит сама, когда у нее будут деньги, – сказала она.

Я остановила такси, Феррант сел рядом со мной и вновь стал приставать ко мне: куда мы едем, что происходит и так далее.

– Потом объясню. Слишком долгий рассказ для короткой поездки.

Мы остановились перед массивным зданием из светло-розового кирпича с белыми жалюзи на окнах. Уже стемнело, но уличные фонари ярко освещали фасад.

Феррант предложил проводить меня, но я сказала, что эту работу должна выполнить сама. Я позвонила в дверь, окованную сияющей медью. Из домофона донесся искаженный голос Пейдж. Я пропищала, что это Жанин, и Пейдж впустила меня без дальнейших расспросов.

Лестница была устлана розово-голубым ковром. Мои усталые ноги тонули в мягком ворсе. Пейдж ждала меня на лестничной площадке у открытой двери. Она была в белом махровом халате, волосы замотаны полотенцем, на лице никакой косметики.

– Зачем ты приехала, Жанин? – спросила она, и в это время луч света упал на мое лицо.

Пейдж зашлепала губами и замолчала, окаменев от изумления. Я быстро шагнула вперед и успела вставить ногу в дверной проем, прежде чем Пейдж захлопнула дверь.

– Нам нужно поговорить, Пейдж. По душам.

– Мне нечего вам сказать. Немедленно убирайтесь, или я вызову полицию, – просипела она.

– Ради Бога.

Я вошла в квартиру, уселась в кресло, обтянутое золотистой парчой, и огляделась вокруг. Комната была большая, светлая. Поверх темного паркета лежал пушистый персидский ковер. Шторы на окнах тоже были золотистые. Внизу сияла огнями Астор-стрит.

– Полиции будет очень интересно узнать о том, какую роль вы сыграли в убийстве Бум-Бума. Валяйте звоните.

– Полиция пришла к заключению, что это несчастный случай.

– А вы, дорогая Пейдж? Вы тоже думаете, что это несчастный случай?

Она прикусила губу и отвернулась.

– Сегодня утром Жанин сказала мне, что в ваши функции входило приглядывать за моим двоюродным братом. Сначала я подумала, что это задание вам дал Клейтон Филлипс. Но ведь дело не в нем, верно? Вы работали на Грэфалка.

Она ничего не сказала, лишь молча смотрела на картину, висевшую на стене, словно надеялась почерпнуть оттуда вдохновение. Картина выглядела как очень хорошая копия Дега. Но, насколько я поняла, это был подлинник. Несмотря на убыточность своего пароходства, Нилс Грэфалк вполне мог позволить себе побаловать любовницу таким пустячком.

– И давно вы на содержании у Грэфалка?

На щеках Пейдж вспыхнули красные пятна.

– Как вы смеете! Я ничего вам не скажу.

– Тогда я сама все расскажу. А вы меня поправите, если я ошибусь. Пять лет назад Жанин и Клейтон переехали в Лейк-Блафф. Нилс узнал, что Клейтон слегка химичит со счетами «Юдоры Грэйн». Прижал Филлипса и пообещал обо всем рассказать Аргусу, если тот не пойдет ему навстречу с контрактами на перевозку.

– Я ничего не знаю о пароходстве Грэфалка.