— Я ничего не думаю, — сухо отвечала я, мне он не нравился. Великолепный пианист, но хуевый композитор и обычный клоп на теле богатой тетки, сосущий из нее кровь и деньги. К тому же, к Наталье я относилась с симпатией, как к женщине, и с большим уважением за её трогательные настоящие стихи. Я смотрела на Тиграна с брезгливостью.

— У меня есть хиты, настоящие хиты. Но я не дам их испортить этой бездарности, — и он пальцем тыкал в направлении соседней комнаты, где предположительно находилась Наталья.

Этот творческий дуэт распадется только тогда, когда во время очередной пьянки Тиграна, а он был алкоголиком, из окна, купленной ему Наташей квартиры, вывалится его подружка. Этаж был какой-то очень высокий, и она разобьется насмерть. Помог ли он ей в этом, или она сама свалилась, обпившись до чертиков? История умалчивает: В милицию начнут таскать всех и Наташу Добролюбову тоже. Так и не ставший известным армянский композитор теперь навсегда останется без работы.

Я опять была на приеме у Василенко. Приехала я к ней с результатами своих гормональных анализов.

— 28,1 — у вас высокий тестотерон! Как у нормального мужчины, — с укоризной в голосе обвинила меня Любовь Михайловна.

Я виновато пожала плечами и тяжело вздохнула. И тестотерон у меня высокий, и член как член — не пизда вовсе, и характер скверный. Что тут делать? Я опять пожала плечами и даже развела руками:, но ничего не сказала.

— И эстрадиол высокий — 0,84, - она рассматривала принесенную мной бумажку из «Ниармеда», медцентра на территории института им. Гамалея. В ней было пять позиций, понимала значение я только двух, тестотерон — мужской гормон, эстродиол — женский. — Вы ничего не принимали перед сдачей крови или в последние дни?

— Нет, я специально еще до того, как впервые пришёл к вам, перестал пить таблетки. Я предполагал, что надо будет сдавать анализы. Я полтора-два месяца ничего не пил до их сдачи.

— Хорошо, — одобрительно кивнула головой Любовь Михайловна. — Когда начнете мой курс?

— Я уже начал. Я сдал анализы и на следующий день начал принимать. Почти месяц уже прошел.

— И как?

— Что как?

— Ну, как чувствуете себя? Как эрекция?

— Когда эрекция?: — я не совсем поняла вопрос, и эрекции доставляли удовольствие только в момент самой эрекции, разговоры о ней мне были неприятны. Мне был ненавистен вид своего члена в любом состоянии, но я пыталась к нему относиться не как к части себя, а как к уродливому домашнему животному, которое мешало мне жить, но его жалко уже было выбросить на улицу. Я пыталась смириться с чудовищем и относиться к нему дружественно, все-таки он доставлял мне удовольствия, помогал иметь с женщинами полноценные отношения, всегда так усердно старался: Относиться к нему по-другому было бы несправедливо.

— Ну, вообще, эрекция есть? — уточнила свой первый вопрос Василенко.

— Ну да: От приема гормонов она лучше, естественно, не становится. Разница в том: Я не знаю, как это объяснить. Не принимая гормоны, я возбуждаюсь от мыслей, я возбуждаюсь от многого: Смешно, может быть, звучит, но я возбуждаюсь тогда от хорошего ужина, мне сразу после него хочется заниматься сексом. При любом неподвижном состоянии я тогда начинаю думать о женщинах и сразу возбуждаюсь. А когда принимаю долго гормоны, то возбуждаешься больше от действий, начинаешь целоваться или еще что-нибудь: тогда возбуждаешься. То есть, мне недостаточно посмотреть на чью-нибудь попу, мне надо уже будет ее потрогать, чтобы возбудиться. Ну, или извините, конечно, за такой пример: Когда я занимаюсь мастурбацией в период, когда не принимаю гормоны, я могу отвлечься от своих эротических фантазий, вспомнить о своей работе, или даже о деньгах, или о конфликте с женой — все равно эрекция останется, как и была, никуда не денется. Если я принимаю гормоны, и подумаю о чем-то постороннем, о той же работе, членик — «пымс», — и я показала закорючкой согнутый свой палец вниз. — Вероятность заснуть в этом случае такая же, как и получить оргазм, — закончила я, наконец, повествование о жизни прилепившегося ко мне по роковой ошибке ещё при рождении этого чуда-юда. Мне, действительно, было тяжело и неприятно говорить о своем члене, но что поделаешь, мне еще не раз придется в подробностях распинаться о его поведении.

— Странно, обычно эрекция совсем пропадает при приеме эстрогенов и тем более андрокура, — удивилась Любовь Михайловна и посмотрела на меня недоверчиво.

— Тогда бы я вряд ли стал принимать гормональные средства. Дело даже не в оргазмах, дело в жизненных мотивациях. Жить, не желая прекрасного, не желая женщины: — теряется тогда смысл многого, пожалуй, самой жизни.

— Ох, если бы все так рассуждали:.

Я опять заплатила за прием 500 рублей и убежала работать. Через час у меня была назначена встреча с клиентами, они должны были приехать к нам в студию обсуждать какую-то съёмку, а ближе к вечеру должна была подъехать Ириша, встреченная мной транссексуалка в прошлое моё посещение Василенко. Ириша позвонила мне вскоре после нашей встречи, и, как и все новые знакомящиеся со мной трансики, попросила, конечно, её снять, — принцесса, видите ли, надо запечатлеть её красоту. Тогда это была одна из первых подобных встреч, и я не отказала. Потом я запросто буду всех «отшивать», не вспоминая о чувстве солидарности и прочей ерунде.

Клиенты приехали и уехали, поторапливаемые моим неожиданным и сознательным молчанием, сменившем мою болтовню и умные рассуждения, как должна быть снята их начинающая группа со странным названием «Ман. ка». Состояла она из маленькой молоденькой девушки и двух совсем немаленьких животастых немолодых мордоворотов — сочетание странное или даже не сочетание вовсе.

Приехала Ириша. Я её хорошо помнила, но рассмотрела её внимательно ещё раз. Ирише повезло, родившись типичным азиатом, она имела когда-то мужское тело, но тело небольших размеров, с маленькими ручками, с маленькой ножкой, имела азиатское лицо, не успевшее, видимо, до гормональной терапии и операции (SRS) стать слишком мужественным, к тому же азиатские черты не несут обычно таких явных половых различий, — растянутые к ушам глаза щелками, плоское лицо: Женщина? Мужчина? Кто их разберёт!

Ириша поднималась по лестнице и перед моими глазами переваливалась её разжиревшая в новом гормональном статусе попа, — она тоже выглядела убедительно женственно. Ириша много без умолку болтала, голос, я уже говорила об этом, она имела абсолютно женский.

— Вот знакомься. Это Катя, мы вместе работаем, — я указала рукой на Катю, растерянно стоявшей посреди студии. — А это Ириша, мы познакомились э-э-э:. - я запнулась, не зная, прилично ли говорить о нашем месте знакомства.

— Очень приятно, — первой отозвалась воспитанная Катя.

— Здравствуйте, мне тоже очень приятно. Какая у вас большая студия! Ой, вы даже Кристину Орбакайте снимали? — Ириша разглядывала висящие на стенах наши работы. На Орбакайте обращали внимание все, что меня уже давно сильно раздражало. Этот плакат с Кристиной, снятый для рекламы итальянских колготок, был далеко не лучшей фотографией среди многих других, висящих на всех имеющихся в студии стенах. Были фотографии, которые не содержали в себе известного народу лица, но при этом несли в себе настоящую красоту и силу, в них была оставлена частичка моей души, это были очень эмоциональные, зрелые и полноценные работы, за которые я по настоящему гордилась. Но лица известных популярных людей, хоть убей, всё равно привлекали внимание несравнимо больше, чем эти, сделанные со всей душой картинки.

— Снимали, снимали: Ты чай будешь или кофе? — я стояла уже с чашками в руках.

— Я чай, если можно, — сказала Ириша, Катя тоже изъявила желание выпить чаю. Мы сели за стол.

— А вы Кристину Бергер знаете? — спросила Ириша и поочередно посмотрела на нас обеих.

— Нет, — протянули мы.

— Ну, как же, она тоже транссексуалка, она выступает в клубах. Такая красотка! Настоящая Барби! — восторженно описала Ириша свою подружку.