Покачав головой, я предъявила ему заключение экспертизы. Подозреваемый внимательно ознакомился с ним и поднял на меня глаза с тем же вопросом: мол, все это хорошо, но скоро ли я его отпущу. Я спросила его, как он может объяснить вывод экспертов о том, что для получения ранения при описанных им обстоятельствах потерпевший должен был висеть головой вниз. «Никак», — спокойно ответил он. «Но ведь в экспертизе написано, что потерпевший не мог наткнуться на нож». «Я понял, — спокойно ответствовал подозреваемый, — да только я своими глазами видел, как он наткнулся». И хоть ты тресни… Так я и не смогла его переубедить. Зато суд сделал правильные выводы.

Прав был Сименон, написав когда-то, что умного можно сломить уликами, а вот дурака нет, какие доказательства ты ему ни предъявляй, он все равно будет твердить свое…

Про громкие дела маньяков, убивших десятки людей, съедавших их внутренности и вырезавших себе на память кусочки человеческой кожи, не написал только ленивый. Хотя мировая история знает маньяков — убийц и людоедов — гораздо более страшных, нежели наш посконный Чикатило, на территории России этого маньяка по количеству жертв и кровожадности еще никто не переплюнул (и слава Богу!).

Но помимо таких монстров, заставлявших содрогаться целые регионы, по нашей земле ходят «монстрики» калибром поскромнее — с точки зрения, скажем, журналистов. Правда, не с точки зрения рядовых граждан, подвергшихся нападению этих «монстриков».

Но для начала надо сказать, что теория уголовного права и криминалистики не выработала пока понятий «серийное преступление» и «уголовно-наказуемая мания». Ведь маньяк — это субъект, страдающий какой-то манией, то есть психически больной человек, что означает, что он не может нести ответственность за свои поступки. В уголовном праве есть понятие рецидива — повторного совершения преступления. Так вот, персонаж, совершивший убийство из корыстных побуждений в темном переулке для завладения шапкой жертвы, а потом пришедший домой и убивший свою жену из ревности, — вовсе не маньяк, хотя и рецидивист, так как совершил два убийства подряд.

А вот интересно, маньяк или просто рецидивист следующий тип. На улице он увидел, как у женщины подломился каблук, пригласил ее к себе домой под предлогом починки обуви, рассказав, что у него дома есть сапожная лапа, а дома убил ее ударом по голове этой самой сапожной лапы, в ванне отрезал ей грудь, вырезал кишки, снял скальп и за все это был осужден к одиннадцати годам лишения свободы. Выйдя из тюрьмы через одиннадцать лет, он в той же самой квартире ударом сапожной лапы по голове убил соседку, а дальше угадали, что было? Правильно, в ванне он отрезал ей грудь, вырезал кишки, снял скальп…

Так что маньяк по-обывательски — это личность с острыми зубами и крючковатыми пальцами, который, дождавшись полнолуния, крадется в подворотню и нападает исключительно на женщин в красном пальто или с бородавкой на левой щеке, а потом пьет из них кровь. Но даже следователи, хорошо понимающие отличие научного определения от обывательского, все равно своих подопечных, совершивших серийные преступления, называют маньяками.

Американцы, которые не считали слово «фрейдизм» бранным, в отличие от нас, продвинулись гораздо дальше нашего в понимании, что же такое «серийное преступление». Основываясь на учении Зигмунда Фрейда и сопоставляя его со статистикой уже раскрытых преступлений, американские специалисты, изучающие преступное поведение, пришли к выводу, что патологическое поведение есть продолжение нормального поведения, поскольку биологическая природа человека (темперамент, физиология, даже перенесенные заболевания) предрасполагает нас к определенным действиям, а биологические факторы вступают во взаимодействие с социальными, и состояние, например, стресса многократно усиливает желание пойти и задушить кого-то в темном переулке.

Правда, и наши ученые пытались описать и изучить это явление, в силу которого человек, долгие годы считавшийся абсолютно нормальным, вдруг начинает душить женщин в сугробах. У нас даже вышла серьезная научная книжка под интригующим названием «Сексуальные маньяки». В ней приводились примеры из питерской практики (была, в частности, такая фраза: «Даже видавшие виды оперативники содрогнулись от вида останков жертвы»), и один из тех оперативников, про кого, собственно, это писалось, смертельно напугал книготорговца, когда, подойдя вместе со мной к книжному развалу, выхватил из стопки книг именно эту и, потрясая перед продавцом томиком с названием «Сексуальные маньяки», закричал: «Здесь про меня написано!»

Основываясь на собственном опыте, могу сказать, что я встречала в основном каких-то прагматичных маньяков, убивавших и насиловавших не по причине полнолуния, а совмещая, так сказать, приятное с полезным. Например, один из них выслеживал, один ли ребенок возвращается из школы. Если ребенок звонил в звонок, значит, дома был кто-то из взрослых, и маньяк уходил, а если он своим ключом открывал дверь, через некоторое время негодяй звонил в квартиру, задавал несколько ничего не значащих вопросов, потом просил разрешения позвонить или напиться воды и, когда ребенок услужливо подавал ему стакан воды, нападал, наносил удары ножом или просто угрожал, связывал жертву, похищал ценности, а на прощание еще и насиловал ее.

Этому негодяю однажды попался мальчик-потерпевший, стойкость и мужество которого поразили всех работавших по делу. Отморозок, проникнув в квартиру, нанес ему несколько ножевых ранений, и 11-летний мальчишка потерял сознание, а очнувшись, понял, что преступник добьет его и что его единственное спасение — притвориться мертвым. Он даже не пошевелился и не крикнул, когда негодяй нанес еще «контрольный» удар острием шила в висок, а потом жег ему подбородок пламенем зажигалки, проверяя, умер ли тот.

Потом, когда мальчику уже на следствии пришлось опознавать преступника, он указал на маньяка, дождался, пока будет оформлен протокол, а выйдя из кабинета, упал в обморок. В одиннадцать лет он стал совершенно седым.

Маньяк, виновный в этом преступлении, на допросах охотно делился своими переживаниями и рассказал, что сначала совершил около пятидесяти квартирных краж, а убийствами детей стал заниматься, потому что стало скучно, захотелось острых ощущений, а какие там острые ощущения на кражах… Он очень рассчитывал на то, что суд не даст ему больше десяти лет и он еще успеет как следует воспитать собственного ребенка.

На заре моей следственной карьеры мне довелось расследовать дело сексуального маньяка, в течение полугода выходившего на охоту на женщин, нападавшего на них в лифтах и насиловавшего, не пощадившего даже женщину на восьмом месяце беременности. При этом он был счастливым женихом, готовился к бракосочетанию, да еще в придачу имел любовницу. Но и он совершал преступления не только из-за повышенной сексуальности, а заодно прихватывал деньги и драгоценности потерпевших. Так что не такие уж они сумасшедшие…

В восьмидесятом году наш город терроризировал маньяк, который нападал на женщин, возвращавшихся поздно вечером с работы. Выслеживал их на остановках, набрасывался сзади, придушивал и насиловал. Чего только ни делали правоохранительные органы, чтобы задержать злодея — и на «живца» его ловили, и оцепляли целые районы… И все безрезультатно, он как будто знал, где на него расставлены капканы, и перемещался в другой район. Пока не сопоставили некоторые обстоятельства и не выдвинули версию о том, что сам злодей — работник милиции. Так оно и было, нападал на женщин в свободное от службы время. А ведь при приеме на работу в милицию кандидаты проходят психофизиологическое обследование, призванное выявить лиц с психическими отклонениями.

А сколько бродит по городам и весям «тихих» сексуальных маньяков, которые никогда не переступают грани между развратными действиями и насилием. По таким делам с первого случая цепочка только начинает разматываться, потому что когда допрашиваешь потерпевших детей, практически каждый из них рассказывает не только о себе, но и о своем приятеле, также подвергшемся уголовно-наказуемому сексуальному воздействию, а тот — о следующем. Смею предположить, что случаи, закончившиеся уголовными делами, составляют крайне мизерную часть этой проблемы, верхушку айсберга. Девяносто девять процентов таких «тихих» маньяков так и остаются безнаказанными. А те, кого удается привлечь к ответственности, получают в суде свои три года, потому что это максимум, к чему можно приговорить развратника, что по старому кодексу, что по новому. Есть личности, по шесть, восемь и десять раз судимые за это преступление, их жизнь представляет собой замкнутый цикл: десять преступных эпизодов, суд, три года, тюрьма, десять преступных эпизодов, суд, три года и т. д. Как говорят доктора, отягощенный анамнез.