— На этот раз он его сдержит. Время его подходит к концу, а ему захочется, чтобы о нем вспоминали с почтением.

Джордж задумался.

— Может статься, что он зашел слишком далеко, чтобы ему помогла чья бы то ни было помощь.

— Я прошу не ради него. А ради Кортегуа. Болдуин молчал, внимательно глядя на меня.

— С каждым днем, — добавил я, — в страну ввозится все больше оружия. И не просто винтовок — автоматов, гранатометов, легких пушек. И когда они заговорят — это лишь вопрос времени. К нам они приходят не с ваших заводов, а из-за Железного занавеса. Если революция победит, то кому будут благодарны люди? Вам или тем, кто им помог?

Болдуин глубоко вздохнул.

— Я дам знать нашим людям. Но, сами понимаете, обещать ничего не могу.

— Понимаю. — Я поднялся. — Благодарю за то, что нашли время выслушать меня. Болдуин протянул руку.

— Если как-нибудь вечером у вас будет время, позвоните мне. Может, поужинаем вместе.

— Постараюсь, — ответил я.

Но когда из его кабинета с кондиционированным воздухом я вышел в знойное пекло улицы и перешел на противоположную от посольства сторону, то уже знал, что звонить ему не буду. Точно так же я знал и классическую модель поведения американцев в подобной ситуации. Используя любые причины, они постараются не замарать рук. И сохранить в карманах свои денежки.

Я посмотрел на часы: начало пятого. Сиеста уже закончилась, улицы стали вновь заполняться народом. Возвращаться во дворец было еще слишком рано. До пяти часов президента все равно не будет.

Неторопливой походкой я спустился с холма в направлении порта, миновал рынок, где разносчики начинали раскладывать свой немудреный послеобеденный товар. Я вдыхал ароматы тропических фруктов, до меня доносились призывные голоса женщин, высовывавшихся из окон лачуг. У их стен копошились босоногие детишки в тряпье, занятые своими таинственными играми, в которые и я играл когда-то, но которые давно позабыл.

Я купил у торговца замороженный плод манго и уселся на знакомые ступени с видом на бухту, на которых много лет тому назад, будучи мальчишкой, вот так же набивал себе рот какой-нибудь сладкой дрянью. У причала стояло всего два судна, в дальнем конце бухты виднелись заброшенные нефтяные вышки, ржавеющие в морской воде.

Солнце медленно клонилось к западу, и тени становились все длиннее. Ноздри начал щекотать запах жареной рыбы — то, что торговцы не смогли продать, они тут же съедали сами. Курату. Когда-то он казался мне самым большим городом в мире.

Я скользнул взглядом по циферблату часов. Почти пять. Я поднялся и направился в город. Путь мой пересек разносчик лотерейных билетов. Отпечатанные в виде длинной ленты, счастливые билетики свисали из его руки, волочась по земле. Я чуть было не наступил на них, а человек прошел мимо, даже не оглянувшись.

Я улыбнулся. Нет, ничего здесь не изменилось. Трюки, к которым они прибегали, чтобы сбыть свой товар, сохранились в своем первозданном виде со времени моего детства. Стоило мне только обратить его внимание на ползущую за ним по земле ленту, как он тотчас же принялся бы уверять меня в том, что сама Удача шлет мне знак, что именно эти запылившиеся бумажные лоскутки таят в себе счастье, которое я так долго ищу. И не важно, что билетики эти мне ни к чему, — паренек будет тащиться за мной целые кварталы, сокрушаясь о том, что я упускаю такую редкую возможность.

Он сделал еще несколько шагов и затем, уже не в состоянии бороться с искушением, остановился и посмотрел на меня. Усмехнувшись, я наступил на бумажную змею. Лицо его потемнело, он моргнул несколько раз, когда я сделал еще шаг по направлению к нему. Тогда он схватил меня за руку, а другой указал на землю.

— Ну и что? — спросил я, пожимая плечами. — Вот они, твои билеты, все целы.

— Подбери их! — прошипел он. — Там послание для тебя.

Я смерил парня взглядом, затем отступил назад и подобрал валяющееся в пыли счастье. На обратной стороне одного из билетиков шли карандашные каракули:

ИЗМЕННИК! УБИРАЙСЯ, ПОКА ЕЩЕ НЕ ПОЗДНО. ПРЕДАТЕЛЯ МОЕГО ОТЦА В КОРТЕГУА ЖДЕТ ТОЛЬКО СМЕРТЬ. КОНДОР.

Я оглянулся — парень уже исчез. Растворился в толпе прохожих, спешащих к рынку. Я со злостью смял билетики и засунул их в карман. Чувство опасности, которое я внезапно испытал, стоя на переполненной людьми улице, было до жути реальным. Любой из окружавших меня мог быть подослан бандитами.

Я набрал полную грудь воздуха и решил, что никогда впредь не выйду на улицы без Котяры, который может надежно прикрыть мой тыл. Немного же потребовалось времени, чтобы выяснить, что я вернулся.

По рыночной площади пробиралось одинокое такси. Я махнул водителю и с чувством огромного облегчения забрался внутрь. Теперь я знал, что заставляло президента быть таким осторожным. Теперь я знал, какие ощущения он испытывает. Поехать домой, вернуться в горы — вот настоящее спасение. По крайней мере, там можно будет не беспокоиться по поводу того, кто стоит у тебя за спиной.

Из окна автомобиля я посмотрел туда, куда указывал Котяра. Из печной трубы поднимался слабый дымок.

— В доме кто-нибудь живет? — спросил лейтенант Хиральдо.

Я покачал головой.

— Нет. С того времени, как я впервые уехал за границу, — никто.

— Остановите на минуту машину.

Хиральдо выбрался из автомобиля и подошел к следовавшему за нами джипу. В зеркале заднего вида я заметил, что он разговаривает с солдатами. Они подхватили оружие, и через мгновение Хиральдо подошел ко мне.

— Теперь мы можем идти. Но первыми во двор войдут они.

— Скорее всего, ничего страшного там нет.

— Возможно. Но я не вижу смысла рисковать.

Мы пропустили джип вперед, и следом за ним подъехали к окружавшей дом галерее. В молчании мы сидели и смотрели на закрытую дверь.

Затем я вышел из машины.

— Глупости все это. Будь там внутри бандиты, они бы давно уже открыли по нам огонь, — сказал я и начал подниматься по лестнице.

Когда моя правая нога коснулась верхней ступеньки, дверь стала медленно раскрываться. Я ощутил в животе неприятный холодок. Позади затопали тяжелые солдатские ботинки, и в то же мгновение в затылок мне жарко задышал Котяра.

— Добро пожаловать в ваш дом, сеньор Ксенос.

Голос, раздавшийся из темного дверного проема, был мне знаком, и все же мне потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить, кому он принадлежал.

— Мартинес!

Старик сделал шаг вперед, мы обнялись.

— Ах, сеньор, — вздохнул он. — Как я рад снова видеть вас.

— Мартинес! — улыбнулся я ему.

Он остался тем же стариком, жившим у края наших земель, милях в десяти от гасиенды, державшим заблудившихся животных и питавшимся исключительно овощами, поскольку и в мыслях не допускал зарезать цыпленка. Тем самым крестьянином, который подарил когда-то мне, мальчишке, маленького щенка.

— Когда я услышал, что вы вернулись, то сразу же понял, что вам не потребуется много времени, чтобы заглянуть домой. Мне не хотелось, чтобы ваш дом встретил вас пустым и холодным. Вот я и решил развести огонь и принести кое-что из еды.

Я почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы.

— Спасибо тебе, Мартинес.

Краем глаза я заметил, что солдаты усаживаются в джип. Я махнул рукой лейтенанту.

— Это Мартинес, мой старый друг.

— Я тут немного прибрался, навел, как мог, порядок, — продолжал Мартинес, вводя меня внутрь. — Если бы вы дали мне чуть больше времени, я бы разыскал женщину, и уж она бы тут расстаралась.

— Ты все отлично сделал, старина. Не знаю, как и благодарить тебя.

— Это слишком ничтожная плата за то, что сделал для меня ваш отец.

Много лет назад отец позволил Мартинесу поселиться в старой хижине на краю засаженного тростником поля. Хижина твоя, сказал ему отец, живи, пока не надоест. В благодарность за это Мартинес взял себе за правило раз в неделю приносить нам пару-тройку цыплят, а иногда и поросенка. Причем приносил их всегда живыми. Ла Перла вынуждена была сама резать их — у старика было слишком мягкое сердце.