Ни одно свадебное путешествие не могло быть таким счастливым, как три последние недели их плавания. Забыв все опасения, Сузанна отдалась Айану душой и телом. И любила его страстной любовью, которая, она знала, продлится всю ее жизнь. Но даже если она еще не полностью, верила его заверениям в любви, что же, будет время поразмыслить об этом позже. А пока, хотя бы на время, Айан принадлежал ей, и этого было достаточно. Мало того – Сузанна совсем не думала о семье, и не напоминала Айану, чтобы тот отправил ее назад, как только они пристанут к берегу. Вместо этого Сузанна написала домой письмо, где рассказала о том, что произошло, правда, c некоторыми ремарками, и пообещала вернуться как можно скорее. Сузанна была счастлива, и ей хотелось раствориться в своем счастье, поэтому она постаралась отодвинуть мысли о семье на задний план. Когда они высадились на берег, Англия оказалась совсем другой, чем Сузанна представляла себе. Во-первых, как и обещал Айан, там было прохладно. Для человека же, прожившего всю жизнь в постоянной удушливой жаре, могло показаться попросту холодно. В день их прибытия над столицей стоял серый туман, как одеялом прикрывающий узкие улицы. Тысячи труб выбрасывали клубы черного дыма в хмурое небо. Черная сажа крупными хлопьями летала в воздухе. Город не произвел на Сузанну впечатления – ряды тесно прижатых друг к другу каменных домов, почти нигде ни травинки, ни кустика. Кругом спешащие толпы людей, постоянно визгливо ссорящихся по самым, казалось бы, пустячным поводам. Торговцы, расхваливающие свои товары назойливыми голосами, причем Сузанна с трудом разбирала слова. Улицы забиты каретами всех размеров и видов, проезжающими в обоих направлениях с устрашающей скоростью и полным пренебрежением к безопасности. На одной, из улиц, которую Айан назвал Пиккадилли, черный фаэтон с гербом из золотых листьев на дверце проехал почти вплотную к их наемной карете, и Сузанна испуганно отпрянула от окна, к которому был прижат ее нос.

– В чем дело? – лениво осведомился Айан.

Он наблюдал за ее первым знакомством с Лондоном с покровительственной улыбкой.

Сузанна видела эту улыбку и, понимая, что Айан забавляется, не стала делать никаких замечаний. Правда, все же Сузанна была в восторге от новых впечатлений, и ей не хотелось ссориться.

– Эта карета… мы же едва не столкнулись!

Айан оглянулся, посмотрел в окно, потом снова принял прежнюю позу – длинные ноги вытянуты, одна на другой, голова лежит на выношенной бархатной спинке сиденья, руки закинуты за голову. Он был так хорош, что Сузанне пришла мысль наклониться и поцеловать его. Но она тут же остановила себя, ведь тогда ей вполне грозит быть схваченной в объятия, а там дело может дойти и до любви прямо в карете. Аппетит Айана к любовным наслаждениям был ненасытен, и его можно было спровоцировать всего лишь легким прикосновением или улыбкой. Все это Сузанна уже успела с большим интересом познать. В данный момент ей вовсе не хотелось прибыть на место назначения – в гостиницу, как сказал Айан, пока он кое в чем не разберется – с растрепанными волосами и в измятом платье, поэтому она ограничилась улыбкой.

– Это всего лишь Камберт. Он любит хвастаться, что может проехать в дюйме, но на самом деле он редкостная тупица и неумеха. Ты права, мы вполне могли с ним столкнуться, такое с ним часто происходит.

– Камберт? – удивилась Сузанна. Айан говорил так, будто был хорошо знаком с неосторожным ездоком, Но карета наверняка дико дорогая, а крупнолицый ездок одет в костюм, стоивший, вероятно, уйму денег. Сузанна с уверенностью могла сказать, что никто из джентльменов Бьюфорта так роскошно не одевался. Вряд ли человек, считавший вею дорогу каждую монету, знаком с таким богатым лондонским джентльменом. И все-таки этот медоречивый дьявол почти убедил ее, как это ни глупо, что он – маркиз. Разумеется, ей хотелось в это верить, как и во все остальное.

– Джон Болтон, граф Камбертский. Он чуть меня постарше, но я знаю его уже десяток лет.

Видимо, в глазах Сузанны отразилось сомнение, потому что Айан внезапно выпрямился и усмехнулся.

– Ты все еще мне не веришь? – Опустив окно, он что-то крикнул кучеру. Через минуту карета свернула налево.

– Что ты делаешь? – Сузанне не понравилась его самодовольная улыбка.

– Везу тебя к своему управляющему. Я хотел быть джентльменом и завести тебя сначала в гостиницу. Там ты смогла бы отдохнуть, пока я занимаюсь грубыми сторонами жизни, например, добычей денег, чтобы мы могли есть. Но сейчас я передумал. Готовься голодать, милая моя.

Сузанна озадачилась.

– Не то чтобы я тебе не верила, но…

– То-то, вот именно. Не могу сказать, как меня ранит твое недоверие. Я докажу, что не врал тебе никогда в жизни.

– Ха!

Айан поднял глаза к небу.

– Ну? Что я говорил? Она мне не верит! – жалобно обратился он к Всевышнему. Сузанна невольно рассмеялась:

– Ну хорошо, если ты и в самом деле маркиз…

– Маркиз.

– …и богат, как Крез…

– И это есть. Вернее, было. Сейчас ситуация осложнилась. Но я надеюсь, что моя мать, которая ненавидит скандалы и беспокоится о собственной шкуре, не тратила мои деньги. Она ведь гонялась за титулом для моего брата. Я подозреваю, что она остерегалась трогать мое состояние и… все остальное. Ей надо быть окончательно уверенной в моей смерти.

– Вот в это мне труднее всего поверить – что твоя мать и родной брат хотели, чтобы ты умер, и даже пытались этому поспособствовать.

Все веселье мигом исчезло с лица Айана, оно стало мрачным и жестким.

– Я уже говорил тебе, что моя мать отличается от тебя так же сильно, как день отличается от ночи. Она никогда меня не любила. Мой брат тоже. Хотя мать и восстановила против меня Эдварда.

– А что твой отец?

Лицо Айана стало похожим на грозовую тучу.

– С моим отцом приключилось несчастье на охоте, когда мне было всего девять лет. Случайным выстрелом ему снесло полчерепа. Но он выжил. Вернее, его тело. И вот уже двадцать два года он не в своем уме.

– Какой ужас! – Сузанна от всего сердца пожалела Айана. Зашуршав юбками своего лучшего поплинового платья, она села поближе и обвила руками его шею. – Не грусти, мой дорогой, – прошептала она, целуя его в щеку. – Наверное, не зря говорят, что тот, у кого было тяжелое детство, может надеяться на спокойную старость.