бесцельно слонялась по дому, уныло улыбалась в ответ на попытки сэра Томаса и Марты ее развеселить. Однако решительно отказывалась признать, что ее невиданно скверное настроение имеет что-либо общее с изменой и бегством Джона. В душе она поклялась, что он был закрытой страницей ее жизни.
Сестре сэра Томаса, Элизабет Огасте Мэри Олдли, в замужестве леди Стэнхоуп, меланхолия Кэти казалась пустым капризом. По ее непоколебимому мнению, девушка должна была благодарить Бога за то, что отделалась так легко. Если бы не ее, леди Стэнхоуп, великодушное согласие укрыть племянницу в тени своей безупречной репутации, Кэти оказалась бы изгоем — вопреки всем усилиям сэра Томаса замять это неблаговидное дело. Хотя герцогиня Кентская и отказывалась обсуждать детали поведения леди Кэтрин на борту пиратского корабля, супруги Грэйди были не так щепетильны и охотно делились известными им фактами, которые, впрочем, были щедро сдобрены их фантазией. Одной этой скандальной истории было достаточно, чтобы вдребезги сокрушить репутацию самой добродетельной леди.
Тогда в бой вмешалась леди Стэнхоуп и с ходу опровергла все слухи как совершенную ложь. Ее племянница, говорила леди Стэнхоуп, грозно обводя взглядом своих слушателей, тайно обвенчалась в Лиссабоне с одним американцем. К сожалению, молодой человек заболел лихорадкой и умер через считанные дни после брачной церемонии. И тогда, основываясь на теории, что ничто не рассеет печали вдовы лучше, чем полная перемена обстановки, сэр Томас отправил горюющую дочь в Англию, чтобы она провела лето со своей тетей. Когда «Анну Грир» захватили пираты, Кэти была уже в положении. Узнав об этом, капитан пиратов по-рыцарски предложил будущей матери воспользоваться своей каютой и впоследствии обращался с ней с надлежащим уважением. Сэр Томас разыскал свою дочь в Кадисе после того, как герцогиня и те, недостойные даже упоминания, лгуны были выкуплены. Вот что действительно произошло, по словам леди Стэнхоуп. В свете могли сколько угодно хихикать над этим рассказом, но только за спиной самой леди, которой никто не осмеливался возражать открыто.
Сама Кэти испытывала полное безразличие к слухам, хотя и была благодарна своей тете за ее старания. Она не предвкушала, как будет блистать в высшем свете после рождения ребенка, и вообще не собиралась туда входить. Она сказала отцу, что ее гораздо больше устроило бы удалиться с новорожденным ребенком в загородное
имение. Сэр Томас был потрясен. Он с ужасом предвидел, как весь его сложный план пойдет прахом из-за непредсказуемости женской натуры. Заручившись помощью Марты, он не уставал перечислять своей дочери все те блага, которые выпадут на ее долю, если она займет должное место в обществе, и даже намекнул на возможность второго замужества. Когда Кэти логично заметила, что о втором замужестве не может быть и речи, так как она в действительности не была вдовой, сэр Томас смущенно заявил, чтобы она об этом не беспокоилась. Придет время, и все будет улажено.
Кроме леди Стэнхоуп, Кэти, сэра Томаса и слуг в особняке на Рипли-стрит обитал также человек, носящий титул лорда Стэнхоу-па. Жирный, лоснящийся, краснолицый, он был единственным ребенком овдовевшей леди Стэнхоуп, которая не чаяла в нем души. Она свято верила в непогрешимость суждений Гарольда, и когда Гарольд, сморщив нос, посмотрел на свою кузину и объявил ее дикаркой, леди Стэнхоуп с ним согласилась. Она без устали внушала девушке, что причиной ее падения послужили порочные наклонности ее необузданного характера. Кэти, памятуя о карьере своего отца и тех неприятностях, которые она ему уже причинила, выслушивала тетушкины проповеди с терпеливым смирением. Однако она не видела никаких причин церемониться с Гарольдом и открыто презирала его.
Первое декабря Кэти встретила на шестом месяце беременности. Она чувствовала себя большой и неуклюжей, как готовая отелиться корова, и недовольство своей внешностью, а также общее недомогание делало ее раздражительной и сварливой со всеми, кто попадался ей на глаза. Напряжение в доме выросло до такой степени, что Кэти предпочитала проводить большую часть времени в своей спальне. Это была просторная, изящно обставленная комната с креслами, обитыми атласом, зеркальным туалетным столиком и пышным персидским ковром. Однако недостаток свежего воздуха и моциона сделал девушку бледной и вялой. Ее дни протекали на оттоманке перед камином, где она, отложив в сторону книжку или вязание, невольно погружалась в тоскливые полугрезы, неизменной темой которых был Джон. В конце концов Кэти сумела себя убедить, что если она когда-нибудь и любила его, то теперь ее любовь умерла. И все же она не могла думать об этом без слез.
Всерьез озабоченная ее меланхолией, Марта без конца совещалась по этому поводу с сэром Томасом. Он тоже встревожился. Несмотря на раздувшийся живот, его дочь сильно потеряла в весе и
была неправдоподобно тихой. Сэр Томас начал задумываться, что, возможно, он совершил ошибку. Он знал, что лекарство от ее недуга все еще находится у него в руках, но любое изменение первоначального замысла сэра Томаса должно было произойти незамедлительно, иначе после третьего января что-либо изменить будет уже невозможно: Кэти и в самом деле станет вдовой.
Ньюгейтская тюрьма, как обнаружил сэр Томас во время своего первого из многочисленных визитов туда, была ужасным местом. Для заключенного без влиятельных друзей и без денег и к тому же приговоренного к смерти, это место было кромешным адом. Стражники могли запросто вытащить какого-нибудь пленника в тюремный двор, привязать его к специальному столбу и отхлестать плетями до полусмерти. Небрежно брошенная гинея помогала сделать такое истязание ежедневным. Сэру Томасу не пришлось тратить свои деньги на подкуп стражников, чтобы они урезали пленнику порции пищи. Стандартный тюремный рацион состоял из куска черствого хлеба и кружки мутной воды два раза в день.
Сэр Томас вдоволь насытил свою жажду мести, ежедневно наблюдая за экзекуцией. Он с наслаждением следил за тем, как мужчина, некогда могучего телосложения, на его глазах превращается в обтянутый кожей скелет. Брезгливо воротя нос от тошнотворного запаха, который исходил от немытого тела Джона, сэр Томас с мрачной радостью представлял, как содрогнулась бы от отвращения Кэти, увидь она сейчас своего пирата, в облике которого не осталось ничего от прежнего сокрушителя женских сердец. И все-таки он волновался, не зная, как поведет себя Кэти, если благодаря какому-нибудь нежелательному стечению обстоятельств она узнает, что ее муж был повешен в Тайберне (Место в Лондоне, где совершались публичные казни), а не бежал, как она предполагала. Вдруг она примет это чересчур близко к сердцу?
Однако никакой гнев не мог сравниться с тем диким чувством, которое сам Джонатан Хейл испытывал к сэру Томасу. Сумасшедший блеск загорался в его воспаленных серых глазах, когда они останавливались на ненавистном мучителе, а его спекшиеся губы кривились в зверином оскале. Хотя узник был закован в цепи по рукам и ногам и находился под постоянной охраной вооруженных тюремщиков, сэр Томас старался держаться от него подальше. Но однажды, когда сэр Томас обдуманно упомянул о своих надеждах на блестящее будущее дочери, пират издал не поддающийся описанию вопль и в тигрином прыжке едва не вцепился ему в горло. Сэр Томас чудом успел отскочить, а стражники тем временем обработали Джона дубинками так, что он потерял сознание. Затем они поволокли его к столбу, привязали и, облив ведром холодной воды, чтобы он пришел в себя, вновь начали его избивать. Сообразив, что он может усугубить страдания пирата, если выдаст эти побои за месть своей дочери, сэр Томас доверительно сообщил пленнику, что на ежедневных экзекуциях настояла именно Кэти. При одном упоминании ее имени Джон напустил на себя угрюмую глухоту, но злобный блеск его глаз и подергивание мускула на щеке убедили сэра Томаса, что он прекрасно понял смысл его слов.
Казнь Джона должна была состояться третьего января в семь часов утра. Когда позади осталось Рождество, сэр Томас начал испытывать особенно серьезные сомнения в мудрости принятого им решения. Повесить негодяя недолго, но принесет ли это добро самой Кэти? Вместо того чтобы забыть о своем увлечении через пару часов после приезда в Лондон, она, вопреки предположениям сэра Томаса, чахла с каждым днем. Если бы она действительно любила этого пирата, сэр Томас нашел бы в себе силы поставить счастье дочери превыше собственной карьеры. Однако опытный дипломат до сих пор полагал, что чувства Кэти были недолговечным девичьим капризом, который со временем развеется как дым. По-видимому, он немного ошибся в своем прогнозе, и девушке, для того чтобы излечиться, потребуется больший срок. Но возвращать этого пирата из тюрьмы и пытаться вновь воссоединить его с Кэти было слишком o поздно. Наконец сэр Томас решил, что казнь должна состояться — в интересах всех лиц, вовлеченных в эту историю. Даже сам пират будет приветствовать свою смерть как избавление от невыносимых пыток в Ньюгейтской тюрьме.
