— А как насчет твоего поведения? — прошипела Кэти, возмущенная тем, что он пытается читать ей мораль. Если ее поведение было предосудительным, то его было еще хуже.

— Ревнуешь, супруга? — В темноте ровно блеснули его белые зубы. Видимо, он улыбался. — Для этого у тебя нет причин. Я был вынужден разочаровать эту милашку — ее зовут Эннабел — ради тебя. Сегодня вечером я решил дать тебе то, чего ты так долго ждала.

С этими словами он настойчиво потянул ее назад в залу. Когда на его лицо упал свет, Кэти в ужасе затаила дыхание. Он нес на себе весьма правдоподобно вылепленную маску джентльмена-южанина, и только тот, кто знал его так же хорошо, как сама Кэти, смог бы различить дикарский огонь, пылающий в его глазах.

— Улыбнись, женушка, — произнес он почти любезно, вталкивая ее сквозь широкие двери в круговерть танца. — Мы ведь не хотим, чтобы весь честной народ подумал, что мы ссоримся, а?

Кэти оглянулась, увидела, что с них не сводят заинтересованных глаз, и улыбнулась. Внутри у нее трепетал каждый нерв. Она никогда прежде не видела Джона в таком странном состоянии: он был вне себя от ярости, но его манеры стали еще учтивее и непринужденнее. Однако, лихорадочно рассуждала Кэти, продолжавшая приторно улыбаться всем любопытствующим, что он мог ей сделать? Она знала наверняка, что он бы не опустился до рукоприкладства.

Если же он наконец вознамерился с ней переспать, то это очень точно совпадало с ее собственным планом. Но тогда почему она чувствует себя такой испуганной?

Когда утихла музыка, Джон вывел ее из толпы и, как бы в знак привычного супружеского внимания, положил руку на ее талию. И только сама Кэти знала, как грозно напряглись его мускулы под фрачным сукном. Она механически улыбалась и весело шутила с мужчинами, которые все еще молили ее хотя бы об одном танце. На неодобрительные взгляды пожилых дам Кэти отвечала с должным смирением, бунтуя в душе. «Черт бы побрал этих старых куриц», — думала Кэти и продолжала улыбаться, улыбаться и улыбаться.

Когда Джон отправился за ее плащом, Кэти едва ли не бегом устремилась в какой-то угол и там затаилась. Одна мысль о том, что ей придется на протяжении получаса находиться наедине с ним в закрытой карете, возвращаясь в Вудхэм, обескураживала ее. Она предчувствовала, что он замыслил какую-то месть — но какую? Пока она размышляла, Джон вернулся с ее плащом, и возможность для бегства была упущена.

Словно прочитав ее мысли, Джон, пока они, расточая комплименты, прощались с Инграмами, держал ее за руку. Кэти со все возрастающим испугом чувствовала, какой силой налились его мускулы. Вежливая улыбка на лице Джона рассыпалась, словно осколки гипса под ударами молотка как только они вышли из дома. Она была права — он вынашивал какую-то месть. Джон молча подсадил ее в карету, ловко вскочил туда сам и приказал кучеру трогать.

Карета освещалась тусклым масляным фонариком. При его свете Кэти рассматривала мрачное лицо своего мужа, который занял сиденье напротив нее. Он встретил ее взгляд и медленно улыбнулся, сделавшись похожим на злорадствующего сатира.

— Иди-ка сюда, женушка, — сказал он. Кэти, испуганная и настороженная, не пошевелилась, и тогда улыбка на его лице сменилась хмурой гримасой.

— Я сказал, иди сюда!

Этот приказ прозвучал как щелчок хлыста. Кэти нервно облизала губы кончиком языка.

— 3-зачем? — запинаясь, пробормотала она и вжалась в бархатную обивку сиденья.

— Я хочу дать тебе то, чего ты ждала несколько месяцев. Надеюсь, ты не собираешься этого отрицать?

— Я… я… если ты хочешь заняться со мной любовью, я не возражаю. В конце концов, ты мой муж, и у тебя есть определенные права. — Кэти старалась придать своим словам оттенок холодной рассудительности, но вместо этого они прозвучали едва ли не жалобно. Кэти была скована необъяснимым страхом. Он понял это. Она заметила, как его глаза удовлетворенно блеснули.

— Я осведомлен о своих правах. И я намерен ими воспользоваться. Сейчас. — Он вытянул вперед руку и рванул Кэти к себе. Она шлепнулась к нему на колени.

— Джон, пожалуйста… — глухо прошептала Кэти. — Подожди…

— Ты разве отрицаешь, что весь последний месяц пыталась затащить меня в постель?! — прошипел он ей на ухо. — Или ты затеяла шашни с этим юнцом, чтобы заставить меня ревновать? Ну, отвечай!

— Все было совсем не так, — вяло запротестовала Кэти, которая вопреки страху податливо расслабилась, ощущая своими ягодицами его восставшую плоть.

— Не так?

И Джон впился в ее губы, оборвав разговор.

Джон проиграл. Он понял это в тот момент, когда увидел, как Кэти исчезает в темноте веранды вместе с ошалевшим от страсти щенком. Ревность и прочие первобытные инстинкты начали терзать его изнутри, хотя он прекрасно сознавал, что ее представление было устроено именно с этой целью. Что ж, она попала в самое яблочко: против своей воли он пошел вслед за ней и едва удержал себя от шумного скандала. Только мысль о триумфе, который зажегся бы в ее глазах, помогла ему сохранить ледяное самообладание. Он все еще любил эту сучку, черт побери, однако это должно было остаться его тайной, постыдной тайной.

Он терзал ее губы с обдуманной жестокостью, его язык яростно ворочался у нее во рту, нисколько не заботясь об ее удовольствии. Ее маленький ротик был послушно открыт, ее ручки гладили его шею, ее язычок трепетал на его губах — это разжигало его страсть и одновременно усугубляло гнев. Она отвечала на поцелуй, которым он собирался ее унизить! В ярости Джон смекнул, что она чувствует себя победительницей. Этот вечер кончался для нее именно так, как она задумала, — в его объятиях. Ладно, он с ней переспит, потому что не может больше терпеть, но миледи скоро поймет, что она рано восторжествовала… Джон свирепо улыбнулся и стиснул в кулаках обе бретельки ее бального платья, прежде чем изо всей силы рвануть их вниз.

Тонкая ткань поддалась с пронзительным треском. Кэти, затрудненно дыша, уперлась в его грудь руками, стараясь отпрянуть в сторону. Джон позволил ей немножечко отодвинуться, он хотел, чтобы она смогла увидеть его лицо, зная, что застывшее на нем выражение — смесь ненависти, страсти и ярости — вселит в Кэти ужас и стряхнет с ее глаз поволоку блаженной мечтательности. Джон знал, что он выглядит как безумец, и он в самом деле сходил с ума.

Сверля ее взглядом, он грубо запустил руку за вырез ее сорочки и, нащупав пальцами грудь, начал щипать и выкручивать нежные соски. Кэти приглушенно застонала и попыталась вырваться. Крепко обняв ее за талию, он силой удерживал ее на своих коленях.

— В чем дело, женушка? — проскрежетал он, срывая с ее плеч сорочку, чтобы обнажить округлые груди. Приспущенная сорочка прижала ее руки к туловищу, и она не смогла оттолкнуть Джона, когда он, склонив голову, как вампир присосался к ее груди. Он теребил губами сосок, причиняя Кэти жгучую боль.

— Джон, не надо, — простонала она, сознавая свою беспомощность. Продемонстрированная им жестокость изгнала из ее головы все помыслы о плотских утехах.

— Разве ты не этого хотела?

Он был зол, невероятно зол. Кэти дрожала от страха. Было совершенно ясно, что он мстил ей за ее поведение на балу. Болезненно покраснев, Кэти почувствовала, как под его яростно причмокивающими губами начинает течь ее молоко. Он придумал чересчур изощренную месть, подвергнув ее такому унижению!

С искаженным лицом Джон глотал теплую, сладкую жидкость, которая текла в его рот. На мгновение он испытал легкое чувство закрадывающегося стыда за то, что так безжалостно втаптывал в грязь мать своего сына. Но сучка сама заслужила это, так мысленно оправдывался Джон, она напросилась на это, она изнывала от похоти — так пусть получает! Он решительно повалил ее на спину.

— Джон, не надо, пожалуйста, — слабо взмолилась она. Ее локти были до сих пор туго опоясаны сорочкой, и она не могла сопротивляться тяжести навалившегося на нее тела. Кроме того, он был ее мужем. Он имел законное право обладать ею когда и где ему вздумается.