13

Голод мучил даже во сне. Когда Кадзи проснулся, костер угас. Брезжил рассвет. Рядом спали Тэрада и Тацуко. Тэрада что-то невнятно бормотал во сне. Тацуко скребла грудь. Снова нужно идти. Вставать не хотелось. Хватит, довольно!.. Но отказ от надежды означает смерть. Ну что ж, это даже легче, намного легче!.. Надежда уже иссякла, безрассудно пытаться вновь воскрешать ее. И все-таки Кадзи встал. Не бросать же борьбу за жизнь здесь, в этом лесу. Лучше было бы не начинать, проще было, подняв руки, сдаться в плен в день сражения. Он не сделал этого, потому что хотел обрести свободу. А раз так, нужно идти. Он поднялся, задрожали колени. Он ощущал неимоверную слабость. Казалось, из него вытащили все кости, столько сил нужно было напрягать только для того, чтоб устоять на ногах. Смерть уже начала свою разрушительную работу. А что, если этот день для него последний? Леденящий страх пробежал по спине. Нужно сосредоточить волю. Кадзи зачерпнул из ручья воды, напился, плеснул себе на грудь. Вода такая студеная, что, вздрогнув, сами втягиваются брюшные мышцы. Он развел огонь, разбудил остальных и заставил собирать траву для похлебки. Потом поровну разделил между всеми заветный рис. -- Остановки не будет,-- сказал он,-- пока не выйдем к какому-нибудь огороду или жилью...-- Не знаю, удастся ли, но попытаемся... А до тех пор остановок не будет! -- выкрикнул он.-- Кому дорога жизнь, пусть идет. Больше я не могу тащить отстающих... Сегодняшний день все решает, понятно? Он двинулся вперед. Цеплялся за корни, спотыкался, падал. Нелегко было побороть соблазн и не остаться лежать, махнув на все рукой. Он шел вперед, напрягая все силы. Расстояние между ним и шагавшим сзади постепенно увеличивалось. Он видел это, но остановиться не мог. Если он остановится, то не сумеет заставить себя двинуться с места. А может быть, наоборот, ноги сами передвигались, независимо от сознания. Но остановиться он не мог. Тэрада шел следом. Рана у него на плече почти затянулась -- наверно, помогло прижигание порохом. Его мучил жар. Эх, не будь этой раны, он показал бы Кадзи, как он может шагать! А теперь он то и дело теряет его из виду. Черт побери! Ну и быстрые же у этого парня ноги! Вы назвали меня болваном, ефрейтор Кадзи! Я этого не забыл, не надейтесь! Вы вытащили меня из-под танка. Об этом я тоже помню. Кто вы вообще такой? Куда нас ведете? Неужели Япония и впрямь потерпит поражение в войне? Что тогда станет с нами?.. Если встретятся где-нибудь свои, лучше отделиться от Кадзи и пристать к какой-либо части. Ведь есть где-нибудь наша армия, не провалилась же она!.. Но прежде всего нужно выбраться из этого леса. Прежде всего! Ямаура плелся за Тэрадой. Его тошнило от запаха, исходившего от раны на голове. Что это, я гнию заживо... К тому времени, когда они выберутся отсюда, я сгнию. Нет, не может быть! Ведь вот иду же я наравне с остальными! Я здесь третий по силе, хотя и ранен. Выживу! Нужно только не терять Кадзи из виду, держаться его, и тогда я непременно выживу. И все-таки, черт бы его побрал, он мог бы идти помедленнее! Нет чтобы остановиться и подождать! Взгляни на мои ботинки! Пальцы наружу. Все равно что босой шагаю. Лучше уж разуться и идти босиком. Собью ноги. Ну и черт с ними... Хикида шел, вытянув шею, и качался, как пьяный. Ему мерещилась вся еда, какую он только знал. Ох, наесться бы до отвала! Если удастся выжить, уж что-что, а жратву он всегда будет беречь, это уж точно. Что женщины! Теперь он будет интересоваться только жратвой. В казарме все его помыслы сосредоточивались вокруг женщин. Теперь он понял, что женщины не играют ровно никакой роли в жизни. Что есть они, что их нет. Что главное в жизни? Задай ему кто-нибудь раньше подобный вопрос, он ухмыльнулся бы и ответил: женщины! Кого ни возьми, хоть самого что ни на есть важного министра или ученого, без женщины он не человек! Хикида имел твердые убеждения на этот счет. А теперь он понял, что все дело в еде. За один рисовый колобок он охотно уступил бы кому угодно на целый месяц, а то и на два самую распрекрасную женщину... Хиронака шел следом за Хикидой. Ноги у него заплетались. Он думал, что с того самого вечера перед боем, когда солдаты его взвода учинили "бунт" из-за этих подарков, в его жизни наступил резкий перелом. Нужно было любой ценой заставить Кадзи подняться в штыковую атаку, когда они уцелели тогда после обстрела... А раз Кадзи не послушал, он, Хиронака, должен был пристрелить его, и дело с концом! В действительности все вышло наоборот. Это Кадзи схватил его за грудь, тряс его и грозил. Хиронака не мог уразуметь сущность той силы, которой обладал Кадзи и которой не было у него. Вот так всегда и бывает: стоит раз уступить -- и потеряешь власть. Ненавидя Кадзи, он тащился следом за ним, и от этого ненависть разгоралась еще сильнее. "Скоро, кажется, я совсем выбьюсь из сил... Черт возьми, откуда у этого мерзавца такая лошадиная сила? Унтер-офицер под командой ефрейтора! Если наткнемся на своих, какого срама я натерплюсь! Надо что-то предпринять!.." Ноги плохо слушались Хиронаку. У него хватало энергии лишь на то, чтобы не терять из вида спину Хи-киды. Идэ отстал. Он окончательно пал духом. Вот идиоты! Сколько ни иди, все равно придется заночевать в лесу. Выйти все равно не удастся. Вовсе не обязательно мчаться вперед, как одержимым. Если суждено спастись, значит, спасутся, а нет -- так уж ничего не поделаешь! А что кому суждено -- неизвестно. К дьяволу, можете топать, куда хотите! Я больше с места не сдвинусь. Его догнал торговец углем. Запавшие глаза его сверкали, он улыбался жуткой улыбкой. -- Послушай, солдат,-- хрипло, с присвистом произнес он,-- по-моему, ваш начальник сбился с курса. Он идет не туда. Наверно, он хочет выйти к Владивостоку. Я не намерен идти за ним. Пойдешь со мной? Торговец углем показал на северо-запад. Этот путь вел в бескрайнюю глубину необъятных просторов Маньчжурии. - Пойдешь со мной? Мне нужен юго-запад... - Ну и ступай себе, куда хочешь! -- ответил Идэ.-- Я вообще остаюсь здесь. - Пропадешь! -- Торговец углем повернулся и пошел в направлении, которое считал юго-западом.-- Как знаешь... А мне надо добраться до Мукденского банка! Задыхаясь, подошла Тацуко. Она тащила подругу за руку. Та бросилась на землю рядом с ним. - Помрешь! Вставай! -- уговаривала ее Тацуко и даже пыталась приподнять. - Не сердись, сестрица! -- прошептала та и осталась лежать ничком. На равнину вышли к вечеру. Трава пожухла от зноя. Здесь не было сучьев, мешавших идти, зато гудели полчища оводов. Куда они, собственно, идут? Ну, доберутся они до южной Маньчжурии. А если и там все разрушено, разворочено? Если Квантунская армия, отступая, решила сражаться "до последнего солдата", их везде встретят лишь развалины и пепелища. Японцам некуда идти. Митико, жива ли ты?.. Лаохулин, где они расстались в тот памятный день, наверно, оккупирован, а японцев прогнали или убили... Куда же он стремится? Жива ли ты, Митико? Что, если он не застанет ее в живых? Если она умерла? Его преследовали страшные сцены, злобно и неотвязно, словно полчища оводов. Наступит день, когда спецрабочие снесут колючую проволоку, ворвутся в контору, лавиной хлынут в дома японцев. "Месть! Месть!" Со звоном падает посуда, горят дома, японцев вытаскивают на улицу и убивают... "Убейте Кадзи! -- кричит кто-то.-- Обманщик! Лицемер! Это по его вине совершена казнь!" -- "Раз его нет, тащите жену!" -- вопит толпа. Митико за волосы вытаскивают из дома. "Известно тебе, что натворил твой муж?" -- "По его милости троим нашим товарищам отрубили головы. За это сейчас слетит твоя голова!" -- "Знаешь, ли ты, какие муки приходилось терпеть китайцам из-за японцев?!" -- "Тебе тоже придется держать за это ответ!" Митико, бледная как полотно, смотрит на Кадзи, впивается в него взглядом. Я любила тебя! Так вот чем окончилось наше короткое счастье... Я ни в чем не виновна. Я только любила его... "Вы терзали нас! Пили кровь!" Митико волокут за волосы. А вот и знакомое место казни. Огромное красное солнце насмешливо щурится над линией горизонта. Ван, постой! Не убивай ее! Я вернусь! Вернусь, и тогда вершите суд надо мной! Ты мстишь, Ван? Из мести готов казнить безвинную? "Здесь, в Лаохулине, ты совершил роковую ошибку, а потом, попав в армию, верой и правдой служил Японии. Ты храбро сражался, добиваясь победы в несправедливой войне. Да, храбро сражался, понимаешь ли ты, что это значит? Твоей жене приходится теперь отвечать за твои ошибки!" Ван, подожди! Умоляю тебя, подожди!.. Кадзи беззвучно плакал. Глаза оставались сухими. Он тряс головой, бессмысленно смотрел по сторонам, на небо и, шатаясь, тащился вперед. Пусть кто-нибудь скажет, жива она? В чем она виновата? Жива она? Лишь бы была жива! Лишь бы ей не пришлось умереть за меня! Жива она?