31

Была глубокая ночь, когда отряд, высланный за оружием, добрался до этапного пункта. Вечером городок подвергся ожесточенному артобстрелу, кое-где среди развалин еще змеились языки пламени. Этапный пункт спешно готовился эвакуироваться. По темному шоссе, вздымая клубы пыли, к пункту и обратно сновали грузовики, скрипели подводы. На территории в открытую валялось военное имущество, предметы самого различного назначения. Среди вещей бродили солдаты. Звучала площадная ругань, хриплые пьяные голоса, смех. Все это сливалось в раздражающий шум, от густой пыли першило в горле, пахло лошадиным потом, бензином, заплесневелыми мешками. Все стояло вверх дном, не заметно было ни малейших признаков порядка, и невольно брало сомнение: полно, организованный ли это коллектив или беспорядочная орда дикарей? Зауряд-офицер, молоденький подпрапорщик, пробрался со своим отрядом сквозь эту неразбериху к складу боепитания и, оставив солдат, пошел искать ответственного дежурного. В полутемной канцелярии, едва освещенной керосиновой лампой, несколько солдат и фельдфебель торопливо упаковывали документы. Все отлично видели, что вошел офицер, но никто даже не взглянул в его сторону. Некоторое время подпрапорщик стоял молча. Фельдфебель достал сигарету, закурил и принялся перелистывать накладные. - Где дежурный офицер? - подавив нарастающий гнев, спросил подпрапорщик. - В самом деле, куда это он запропастился? - как ни в чем не бывало откликнулся фельдфебель. - Затрудняюсь сказать, поскольку не состою при нем денщиком. Эй, ты, где дежурный? - спросил он у ефрейтора, проворно упаковывавшего свой вещевой мешок. Тот ответил, почти не скрывая насмешки: - Прощается с госпожой О-Хана, где же еще... Последнее свидание, так сказать... - В таком случае, фельдфебель, распорядитесь вы. Я с командой прибыл за оружием. Мы торопимся. До рассвета нужно вернуться. - Понимаю, господин подпрапорщик, но я здесь не уполномочен распоряжаться. Если будет письменное предписание от командования выдать оружие такому-то отряду, такого-то числа, в такое-то время - тогда я могу... - Вот мое удостоверение. Действуйте. Мы спешим. - Нет, так не пойдет, господин подпрапорщик. Должно быть предписание... - Где тут телефон? Фельдфебель показал на аппарат. Подпрапорщик долго и напрасно вертел ручку. Солдаты посмеивались. Наконец он швырнул трубку. - Что с телефоном? - Разбомбили... - ответил фельдфебель. Остальные, не стесняясь, захохотали. - Ну, взяли! - Один из солдат взвалил на спину огромный узел и пошел к дверям, бесцеремонно задев подпрапорщика. На пороге он остановился. - Может, сбегать в каптерку, поклянчить печенья? - спросил он у фельдфебеля. - А я и забыл! - Фельдфебель помог ему снять узел. - Это дело! Давай-ка живее! Тогда подпрапорщик не выдержал. - Ни с места! - Он вытащил саблю. - Зарублю мерзавцев! - Ч-что такое? - растерялся фельдфебель. - Что за безрассудство, господин подпрапорщик! - Предатели! - подпрапорщик с маху полоснул саблей по узлу у дверей. - Зарублю, негодяй! А ну быстро! Выдать оружие! Велев солдатам не выходить из строя и ждать подпрапорщика, ефрейтор Ивабути пошел поглядеть, что творится вокруг. У продовольственного склада стоял грузовик. Десяток солдат торопливо через борт нагружали его. - Из батальонного обоза, что ли? - спросил Ивабути у водителя. - Да вроде бы так... А попросту сказать - личное имущество господина капитана. Ты сам-то откуда? - Из рабочего отряда, - мрачно ответил Ивабути. - А-а... Бедняга! - сказал солдат, сидевший на вещах в кузове. - Крепко тебе не повезло! - в голосе водителя послышалось даже сочувствие. - Ну что ж, воюй хорошенько! А я дам стрекача! - А капитан ваш... Где он? - Эвакуирует женщин-служащих, вместе с ними и укатил. - Нам не доверил... - засмеялся солдат на узлах. - Весело вы живете! - кисло усмехнувшись, сказал Ивабути. Конечно, ему приходилось слышать, что интендантские живут в свое удовольствие. Но в час опасности, в чрезвычайное время, когда вся императорская армия в дружном порыве не жалеет усилий, чтобы оградить государство от нависшей опасности... Чрезвычайное положение, а тут вон что творится - полный развал... - Не сердись, друг! На, получай, - солдат бросил ему пачку сигарет. - Конечно, не повезло тебе, спору нет, но ты на судьбу сердись, на нас не за что... Да, ефрейтор, здесь кто воюет, кто в тылу жену милует... Такая она, жизнь... - Болтай побольше! - Ивабути чувствовал, что побит. - Ну, поехали! - крикнул солдат из кузова. - Если надо что передать жене, давай, передам, чем я хуже других... Ну да ладно, боевой друг! Не ревнуй! Грузовик взял с места. Водитель помахал Ивабути на прощанье. Тасиро, спросив разрешения у ефрейтора Кавамуры, вышел из строя и собирался уже справить нужду за стоявшими на дороге повозками, как до него донесся шепот. Шептались двое за повозкой рядом: - А фельдфебель куда девался? - Пошел, наверно, в хозяйственную часть, сопрет там талоны на вещевое довольствие. У него голова неплохо варит. - Столько барахла набрать! Куда, спрашивается? - Дурья твоя башка! Война - дело проигранное. Кто честен - останется в дураках, вон сколько кругом барахла валяется. Продаст его гражданским на сторону и разживется деньжатами... Вот я тебе и толкую - несправедливо, чтобы он один наживался... Тасиро спугнул их, неосторожно ступив. Его окликнули. - Из рабочего отряда я, за оружием прибыли, - сказал Тасиро. - Че-го? За оружием? Зачем? Зачем? Тасиро возмутился: - Наша часть будет воевать. Те умолкли. - А вы куда? - поинтересовался Тасиро. - Второй эшелон, что ли? Послышался приглушенный смех. - Справься у Отодзо Ямады! У Тасиро потемнело в глазах. Да, он охотно спросил бы об этом у самого Отодзо Ямады. Будет ли вообще воевать Квантунская армия? И если будет, то как понимать все, что здесь творится? Ведь это ее передовые части! Ни Тасиро, ни эти двое, сговаривавшиеся в темноте, как потуже набить карман, не знали, что командование "самой могучей и самой огромной армии в мире" в это время готовило спецпоезда, чтобы эвакуироваться со своими семьями и имуществом.

32

Команда подпрапорщика вернулась на рассвете. Роту Дои удалось обеспечить винтовками процентов на восемьдесят, остальным не хватило. Солдат разбили на взводы. В бывший рабочий отряд явился строгий, сосредоточенный подпоручик Нонака, несколько дней назад по счастливой случайности откомандированный из Циньюньтая в роту Дои. - Третий взвод, смирно! Командование принимаю я. Будем сражаться, чтобы отомстить за Циньюньтай! - голос подпоручика Нонаки немного дрожал. - Построиться по отделениям! Ефрейторы, шаг вперед! Два отделения легких пулеметов, одно стрелковое, одно ПТО и одно гранатометное. В отделение противотанковой обороны попали главным образом горемыки, которым не хватило винтовок. Им выдали по одной противотанковой гранате и по одной наспех изготовленной самоделке. Они должны были укрыться па пути движения танков противника. Командиром злосчастного отделения назначили ефрейтора Акабоси. Когда читали приказ и Кадзи, получивший стрелковое отделение, увидел, как передернулось скуластое лицо Акабоси, он ощутил трудно поддающееся определению чувство - смесь жалости и злорадства. Ребята Кадзи, попавшие в отделение Акабоси, на прощанье улыбнулись своему ефрейтору. "Что поделаешь, господин ефрейтор! Приходится подчиняться!" - говорили эти улыбки. Услышав, что им подбросили десять гранатометов, поручик Дои восторженно всплеснул руками. - Вот и отлично! Теперь пожалуйте, гости дорогие! Разнесем в пух и прах! Гранатометы имели дальность огня всего шестьсот метров, но на ближних дистанциях представляли грозное оружие. Дои решил самолично возглавить гранатометное отделение. Взвод Нонаки получил скудный запас боеприпасов. Большую часть забрали пулеметчики. На долю стрелкового отделения пришлось по тринадцать патронов на солдата. Ивабути втихую отдал Кадзи еще около сотни патронов из числа полученных его пулеметным отделением. - Смотри, Кадзи, на тебя вся надежда. В первую очередь сними пулеметчика! - серьезно упрашивал Ивабути, глядя, как Кадзи укладывает патроны в сумку. Ивабути был совсем молод. Страх перед неизвестностью откровенно светился в его взгляде. Второе пулеметное отделение получил ефрейтор Хоси, из бывших артиллеристов, не знавший, как подступиться к пулемету. Но в бою легче, когда самолично ведешь огонь, поэтому Хоси решил сам попробовать и улегся за пулемет. - Когда открою огонь, слышите вы, новобранцы, подтаскивать патроны бесперебойно! Зазеваетесь - всем нам крышка! - покрикивал он на солдат. Кадзи назначили в разведку. - Кадзи, возьми двух солдат и отправляйся вдоль дороги, - приказал подпоручик Нонака. - Задача - добраться до высоты, - подпоручик показал на возвышавшуюся перед ними сопку, - и оттуда разведать обстановку в расположении противника. Наметить удобные места по обеим сторонам дороги, где мы разместим истребителей танков. Возвращайтесь к заходу солнца. Кадзи не испытывал ни страха, ни волнения. Может быть, оттого, что еще не проникся ощущением опасной близости к противнику. Повторив приказание, он оглядел строй. - Тэрада... Такасуги... Два шага вперед! Оба солдата вышли из строя. Тэрада, казалось, горел отвагой. У Такасуги был растерянный вид. Впереди, насколько хватал глаз, тянулся пологий склон, похожий на гигантскую покосившуюся коричневую стену. Дорога, служившая разграничительной линией между ротой Дои и соседними подразделениями, спускаясь в долину, пересекала узкую речку и тянулась вверх по этому унылому склону. По обеим сторонам дороги виднелись впадины, кое-где заросшие камышом, и небольшие группы деревьев - единственные укрытия на открытой местности. При таком рельефе подойти к противнику на близкое расстояние почти невозможно. Ложбины, тянувшиеся вдоль дороги, камыши и кустарник они преодолевали ползком, короткими перебежками. За сопками, высившимися рядом, послышался гул артперестрелки. С обеих сторон вели огонь по невидимым целям. Разведчики залегли. До вершины уже рукой подать. Отдохнем, - облизав пересохшие губы, сказал Кадзи. - А наши тоже здорово бьют! - прошептал Тэрада. Артперестрелка похожа на величественную симфонию. Ее мощные раскаты звучали бы даже красиво, если б не разрушение и смерть, которые они несли с собой. А может быть, трагическая красота этой симфонии тем сильнее, что она возвещает гибель сотен человеческих жизней... Все трое оглянулись назад. Там, на склоне, где сто шестьдесят их товарищей будут сегодня ночью рыть окопы, готовясь к бою, не видно было ни единой живой души. Буйно цветущий иван-чай окрашивал склоны в лиловое. - Вот не думал, - сказал Тэрада, - что воевать совсем нетрудно! Но почему они не атакуют? Ведь наша рота - вот она, беззащитная, не окопалась даже. - Потому что мы, пехота, в счет не идем! - вдыхая запах земли, ответил Кадзи. - Сперва они артогнем подавят прикрытия у нас в тылу, а потом вышлют в разведку танки - узнать, много ли у нас противотанковых орудий. - А они есть? - приоткрыв посиневшие губы, спросил Такасуги. - Вот начнется бой, тогда и узнаем. За нами, вроде бы, стоят двенадцать полевых орудий, но, кажется, это и все... - Кадзи взглянул на Тэраду. - Ты вот удивляешься, почему русские не атакуют. А я восхищаюсь их выдержкой. Ни под каким видом не хотят действовать опрометчиво! Даже когда имеют дело с такой слабосильной командой, как мы с тобой. В Советской Армии не то, что у нас, - они не считают, что "жизнь человеческая легче лебяжьего пуха..." Подготовятся основательно, тогда и ударят разом. Тэрада вспомнил, как вчера Кадзи обозвал его дураком. Зачем же он взял дурака в разведку? Вспомнил Тэрада и собственные слова - он назвал Кадзи малодушным и трусом... Положим, тут он погорячился, сейчас Тэрада вынужден признать, что ефрейтор вовсе не трус... Непонятный человек! - Дальше продвигаться опасно, - сказал Кадзи. - Пока идет артперестрелка, их пехота, пожалуй, не поднимется, но все-таки будем соблюдать осторожность. Вы оставайтесь здесь и без моего сигнала - ни с места! Кадзи пополз вперед и вскоре скрылся из виду. ...Человек пробирается ползком сквозь опасную зону совсем один. Он не чувствует ни особого страха, ни героического стремления выполнить свой воинский долг. Просто ничего другого не остается человеку... Кадзи не столько сознавал, сколько чувствовал это. Опасность близко, совсем рядом. Но единственный путь к спасению - еще ближе придвинуться к этой опасности, убедиться, что она действительно существует. Что, если там, за перевалом, он увидит их? Первая пуля, посланная Кадзи, наповал уложит светловолосого человека. А в следующую секунду автоматная очередь насквозь прошьет его самого. Зачем он вообще ползет туда? Убедиться, что противник действительно там? А что это даст? Какой абсурд! "Непобедимая Квантунская армия", Так зачем он ползет? Не лучше ли бросить вот тут, на перевале, винтовку, встать во весь рост, высоко поднять руки и пойти к ним? Я сдаюсь, не стреляйте!.. Сейчас светло, его увидят и, пожалуй, не встретят огнем. "А, струсил, явился все-таки в последнюю минуту..." - засмеется офицер, тот самый, которого уже не раз рисовало воображение. Помнится, Кадзи думал о нем в ту ночь, когда стоял на границе в дозоре. Это было в ночь, когда капитулировала Германия. А теперь наступает очередь Японии. "Ну, говори же, рассказывай все, что знаешь о расположении позиций, с которых ты удрал..." - "Слева от дороги - рота Дои, остатки части, разгромленной в Циньюньтае. Вооружение ничтожное. Главные силы - новобранцы, не участвовавшие даже в серьезных маневрах... Справа тоже, насколько мне известно, всего одна рота. На выдвинутом клином участке - два тяжелых пулемета. Противотанковых орудий, по-моему, вообще нет..." - "Хо-ро-шо! В таком случае начинаем атаку..." Кадзи оглянулся. Далеко внизу виден пятачок, занятый его взводом. Там ждут его возвращения. Туда полетят снаряды. Погибнут все, кого он там оставил. А он, Кадзи, будет смотреть отсюда, с перевала, и думать: "Простите меня, боевые друзья! Смиритесь, такова судьба японцев!.." Нет, так поступить он не может. Этого он не может! Тэрада, приподняв голову, смотрел вслед Кадзи, пока тот не скрылся за гребнем. Не пойму я этого парня. Трус? Храбрый? - Ни то, ни другое. - Такасуги, успокоенный вдруг наступившей тишиной, с улыбкой взглянул на товарища. - Просто ему охота всегда и во всем быть первым. Хочет, чтобы мы все считали его героем... Вот и лезет на рожон, старослужащих задирает... А я, например, сколько б он с ними ни ссорился, его за героя не считаю. Помнишь, он набросился на меня, тогда, на занятиях... - В тот раз ты сам был виноват. - А мне плевать. Думаешь, после этого я стал его больше уважать? Ты понял, почему он взял в разведку именно нас с тобой? - Вот я и сам удивляюсь... - Дурак! Сейчас светло, если противник обнаружит нас - тут нам и крышка. А он нас терпеть не может... Тэрада не отвечал. Он решил, что напрямик спросит об этом Кадзи, когда тот вернется. Небо затягивали тучи. Говорят, так всегда бывает после того, как поработает артиллерия. - В дождь они не сунутся... - прошептал Такасуги. - Дождь удобен для ночной атаки, - Тэрада помнил и свято чтил заповеди, которые преподавал ему отец-майор... Время шло, а Кадзи не возвращался. Давно смолкла артиллерия. Над сопками нависла жуткая тишина. Кадзи исчез и не подавал сигналов. А вдруг он убит? Тогда им придется самим выполнять задание. Тэрада лихорадочно пытался вспомнить инструкцию для разведчиков. Страх мешал сосредоточиться. Не было ни уверенности в себе, ни достаточной храбрости, чтобы решиться на самостоятельные действия в соответствии с обстановкой - как говорилось в наставлении. - Ты точно не слышал выстрелов? - Да вроде бы нет... - Голос Такасуги звучал неуверенно. У него дрожали губы. Тэрада собрался с духом. - Пойду посмотрю. - Постой... Подождем еще немножко. - Такасуги боялся остаться один. - Полезешь, а нас и обнаружат... Кадзи появился неожиданно, совсем не с той стороны, откуда его ждали. - За перевалом никого, они дальше, в сопках... Видать, чувствуют себя спокойно... Танков насчитал штук четырнадцать. - Только-то! - Тэрада воспрянул духом. - Достаточно двух десятков солдат, чтобы управиться с ними. - Только-то?.. - на усталом лице Кадзи появилась усмешка. - Одного хватит на всю роту, такую, как наша... Ну ладно... Кадзи стал подсчитывать, сколько у русских может быть на этом участке пехоты. Он считал по тридцать солдат на танк. Получалось около батальона. - А это ничего, что вы не разведали точно? - спросил Такасуги. - К сожалению, они не догадались выстроиться в шеренгу... Может, сбегаешь, попросишь? Такасуги потупился. - Если наша артиллерия сумеет остановить танки, с пехотой мы без труда справимся, правда? - Надежда снова засветилась в его глазах. - Все зависит от артиллерии, да? Кадзи нахмурился. Потому они и роют индивидуальные окопы, что надеяться на артиллерию нечего... Нет у них этой артиллерии... Танки обрушатся на позиции и отутюжат их, вот и вся оборона... А пехота у них во втором эшелоне. Он сам убедился, что противник располагает мощными, глубоко эшелонированными резервами. И если русские не спешат с наступлением, то лишь потому, что ожидают подхода этих резервов. Пройдет еще немного времени, и они будут здесь. Много ли пользы принесут тогда гранатометы, которым так радовался поручик Дои? - Пошли обратно, - мрачно проговорил Кадзи. На обратном пути, когда они добрались до камышей, Тэрада неожиданно обратился к Кадзи: - Господин ефрейтор, почему вы взяли с собой в разведку именно нас с Такасуги? Кадзи заметил, что Такасуги украдкой поглядывает на него. - Тебя, Такасуги, это тоже интересует? - Кадзи помолчал... - Будь здесь папаша Тэрада, он разъяснил бы вам, что такие вопросы задавать не положено... Я подумал, Тэрада, что если ты действительно любишь военное дело, то не струсишь в разведке. Ну а если струсишь - значит, ты просто-напросто болтун, трус. А труса не жаль, даже если он погибнет... - Почему же вы не испытали меня до конца, не взяли с собой дальше, до перевала? - Потому что мне самому стало страшно. А разве б ты, например, хотел, чтобы кто-нибудь видел, как ты струхнул? Тэрада ухмыльнулся, покачал головой. - Ну а ты что скажешь, Такасуги? - Кадзи оглянулся на вершину, оставшуюся за спиной и, пригибаясь, зашагал вперед. - Я думал, что эта вылазка поможет мне поближе сойтись с вами. Но, кажется, она мало пошла па пользу... "Опасность сама по себе не может сблизить людей, нужна общая цель", - подумал Кадзи. Поручик Нонака остался недоволен результатами вылазки. Унтер-офицерская разведка принесла другие, более точные данные: двадцать пять танков, два батальона пехоты... Когда Кадзи выразил сомнение, что вообще можно принести "точные" данные, не проникнув в расположение противника, поручик обозвал его трусом, - Сам вечером схожу! - сказал он.