24

Окинава пала. Американское радио сообщило, что японцы еще удерживают две укрепленные точки, но организованное сопротивление подавлено. Затишье перед бурей - так воспринималась по-прежнему спокойная обстановка в Маньчжурии. Дело миром не кончится, это все понимали. Линия фронта в ближайшие дни передвинется с Окинавы на землю Японии. Произойдет ли взрыв на границе одновременно с этим или еще раньше? - вот что не давало покоя тем, кто служил в Маньчжурии. - Как вы сказали? Тактика выжженной земли? - улыбаясь, переспросил Кагэяма подпоручика Нонаку. В улыбке сквозила откровенная насмешка. Офицеры беседовали в комнате отдыха в офицерском клубе. Кагэяме хотелось кончить этот бессмысленный разговор и уйти. - Боюсь, что сейчас уже поздно рассчитывать на случайность... - Меньше всего я рассчитываю на случайность! - в голосе Нонаки слышалось раздражение. - Я говорю только, что без твердой уверенности в победе командование не стало бы планировать бои на территории Японии! - Твердая уверенность... - теперь Кагэяма иронизировал уже совсем открыто. - Народ ждет, что наконец произойдет перелом, а армия тем временем терпит поражение за поражением. Твердая уверенность!.. А на что надеялись те, кто погиб? Солдаты гибли только ради того, чтобы еще на какое-то время продлить эти успокоительные, призрачные надежды... Эту вашу "твердую уверенность"... - Значит, по-вашему, они погибали зря? - Нонака даже побледнел от волнения. - А разве нет? - И это говорит офицер! - Нонака привстал с кресла. Кагэяма заметил, что остальные офицеры поглядывают в их сторону, но не ощутил ни смущения, ни страха. Он не сомневался, что в ближайшие дни укрепрайон будет сметен с лица земли шквальным огнем. Это было пострашнее военного суда. - Успокойтесь! - невозмутимо проговорил он. Его подчеркнуто спокойная поза выглядела почти вызывающе. - Вы что же, подпоручик, рассчитываете на победу здесь, на этом участке? - У меня никогда не возникало даже сомнений на этот счет! - Неправда, сомнения у вас возникали. Но вот какой-либо спасительной лазейки вам обнаружить не удалось. Поэтому вам и не остается ничего другого, как обманывать себя пустыми словами. - Да вы... вы низкий субъект! - Нонака вскочил. - Попробуйте повторить ваши слова в присутствии господина командира батальона. - Зачем же? Это ни к чему. Я всего лишь подпоручик... В отличие от вас офицером стал не потому, что горел желанием взять на себя великое бремя ответственности за судьбы "священной империи"... Для меня офицерская служба просто способ выжить в военное время. Надеялся вытащить счастливый жребий, получилось иначе. Ставил на красное, вышло черное... Я не один такой здесь... И на Окинаве тоже были такие... - Замолчите! - загремел Нонака. Кагэяма усмехнулся. - Да разве вы можете заставить меня замолчать? - Он тоже встал. - Демонстрируйте свою готовность сложить голову за империю перед солдатами! И не на словах, господин подпоручик! Скоро представится случай убедиться, как вы умеете воевать на деле, не на словах. - В чем дело, господа? - к ним подошел поручик Дои. Побледневший Нонака повернулся к нему. - Подпоручик Кагэяма позволил себе непатриотические высказывания, и я... - Непатриотов среди нас нет! - примирительно улыбнулся Дои, взглянув на Кагэяму. - Правильно я говорю, подпоручик? Или, может быть, вы... э-э... в некотором роде... пацифист? - Единственное, на что я способен в настоящее время, это командовать взводом в бою. На большее у меня нет ни прав, ни талантов... - сказал Кагэяма. - Мне кажется, вы несколько ошибочно оцениваете обстановку, - Дои погладил усики, которыми очень гордился. - Япония не так истощена, как вам представляется. Да, линия фронта сократилась, потеряна Окинава, речь идет о боях на территории Японии. Да. Но это продиктовано стратегическими расчетами. Посмотрите сами, противник не спешит приблизиться к японским островам. Недаром коммуникации его растянуты, а главные силы нашей армии, находящиеся в Японии, в отличной форме! И да простятся мне эти слова, но жертвы, понесенные на Тихоокеанском театре, всего лишь, как говорится, один волосок со шкур девяти волов... Вы понимаете? "Похоже, он верит в то, о чем говорит", - мелькнуло у Кагэямы. И тотчас пропала охота опровергать эти оптимистические выкладки. - Так точно, понимаю! - ответил он. - Что именно, подпоручик? - спросил Нонака. - Что мне суждено сложить здесь голову! - Кагэяма в упор посмотрел на опешившего офицера и добавил: - И вам тоже, подпоручик Нонака! Портной Мимура тихонько сказал Ясумори: - Скоро, кажется, бои начнутся в самой Японии... В самой Японии! А? - Ну и что? - А мы, с нами что будет? - Как-нибудь образуется! Что бы ни случилось с государством и вселенной, были бы только деньги, и человек всегда сумеет устроиться - так думал этот красивый, светлокожий парень. Он помнил, о чем, понизив голос, остерегаясь чужих ушей, но тем не менее уверенно говорил отец: если только удастся сохранить тайные коммерческие связи с режимом Чан Кай-ши, то чем бы ни кончилась война, разорения можно не опасаться. Подлинный, настоящий противник - и для японцев, и для Чан Кай-ши, и для Америки - это "красные": свои, японцы, и чужие, за рубежом... Так говорил отец. Поэтому Ясумори оценивал происходящее совсем с других позиций, чем Мимура, которому к сорока годам кое-как удалось открыть "собственное дело" - крохотную мастерскую. - Говоришь, образуется?.. - переспросил Мимура. Он выглядел озабоченным, у него дрожал голос. - Даже если нас побьют, даже если обдерут как липку... - Мимуру больше всего пугало, что в случае поражения Японии он разорится. - Побьют?! Как ты смеешь так говорить?.. - к ним повернулся Тэрада. - Не ори! - растерялся Мимура. - Конечно, нас не побьют. Я просто так предположил, на минуту... - Нет, ты скажи, как это "нас побьют"! - Ясумори кипел от негодования. - Даже предположить такое может только враг! - Это кто же здесь враг? - вмешался Тасиро. Краска бросилась ему в лицо. - Вполне понятно, что каждый беспокоится о своих делах. Здесь мы все такие, как ты, Тэрада, - твоя семья живет себе припеваючи на государственное жалованье... Или взять Ясумори - ему одних процентов с капитала хватает! - Ну и что? - А ничего... Тасиро запнулся. Когда его брали в армию, мать устроилась поденщицей сортировать уголь на шахте. "Обо мне не тревожься, ступай спокойно! - сказала она на прощанье. - Здоровье только береги да веди себя тихо-смирно. Мне бы только знать, что ты жив и здоров... А мама все снесет, все перетерпит..." Тихо-смирно... А он возражает старослужащим, уже получил нахлобучку... А ведь ефрейтор Кадзи всячески подавал ему знаки: "Молчи, не спорь!" Но если он будет все время молчать, нахалы, вроде Тэрады, еще выше задерут нос. Тасиро взглянул на Наруто, ища поддержки. Тот держал в огромных ручищах книжицу полевого устава и, двигая губами, силился, как видно, запомнить наизусть замысловатые фразы. - Что, Тасиро, скис! - поддразнил Ясумори. Рядом с Тэрадой он чувствовал себя в безопасности. Тэрада все больше входил в раж. - Тот не японец, кто поджимает хвост из-за того, что потеряна Окинава! - разглагольствовал он. - Кто боится проиграть, того бьют! Нужно твердо верить в победу! - Хорошо, что не тебя сделали инструктором. Ох и надоел бы ты всем, житья б не было! - насмешливо произнес смуглый крепыш Иманиси. Наруто слышал это, не отрывая глаз от книжки, усмехнулся. - Вы все настроены черт знает как! - заорал Тэрада. - Все! Господин ефрейтор мягко обращается с вами, вот вы и развинтились! Подите спросите у других старослужащих, в других командах... И вообще ваш ефрейтор Кадзи... Тэраде не повезло. Кадзи вошел в казарму как раз в эту минуту. Он приказал приготовиться к построению, объявил тему занятий и с улыбкой взглянул на Тэраду. - Так что ты собирался сказать? Тот побледнел как полотно. Остальные, стремясь выгородить товарища, старались состроить равнодушные физиономии; только Такасуги продолжал улыбаться. - Господин ефрейтор, форма при построении какая? - спросил кто-то. Кадзи не ответил. - Говори же, Тэрада. Или ты имел в виду что-то такое, о чем не решаешься сказать мне в лицо? Тэрада усердно прислуживал старослужащим и теперь с надеждой посматривал на перегородку, не придет ли кто оттуда на выручку? Перед теми, кто служил по пять лет, ефрейтор Кадзи в счет не идет - это Тэрада усвоил. - Что, струсил? У папаши-майора сын слюнтяй! - Кадзи отвернулся. - Одежда обычная, в обмотках! - скомандовал он и уже хотел идти, когда услышал за спиной: - Мы говорили об Окинаве, господин ефрейтор. С этого началось... - Очевидно, упоминание об отце заставило Тэраду набраться храбрости. - Господин ефрейтор ничего не говорил нам об Окинаве. И солдатам для поддержания боевого духа надо что-то сказать... Мы хотим, чтобы нам крепко внушили веру в победу. А господин ефрейтор не воспитывает нас в таком духе... И поэтому все... - И поэтому все разболтались, это ты имеешь в виду? Тэрада неопределенно кивнул. - Чепуху мелешь! - сказал Кадзи, хотя замечание задело его. - Что такое вообще вера в победу? Я у тебя спрашиваю! Раздел первый боевого наставления, параграф шестой, читал? Там сказано. Тебе этого мало? Кадзи умолк. - Случалось тебе держать дома ручного скворца? - неожиданно спросил он Тэраду. - Н-е-т... - Видно, что нет. Иначе знал бы, что даже скворец может затвердить наизусть параграфы устава, если долбить их ему с утра до вечера. А я хочу вам внушить то, чего не найдешь ни в одном параграфе. Понял? - Нет, не понял! - решительно ответил Тэрада. - А не понял, так думай, поймешь! - ядовито бросил Кадзи. - Лет тебе мало, а мозги затвердели, как у старика. Или ты в папашу пошел? Такасуги тоненько захихикал. Лицо Кадзи приняло угрожающее выражение. В эту минуту он как две капли воды походил на старослужащего солдата. - Такасуги! А ну-ка, подучи его, да так, чтобы крепко запомнил! - приказал он, кивнув на Тэраду.