29

В кабинете директора стоял тот густой запах, какой бывает в ресторанах от многообразной еды и табачного дыма. От обильной пищи и возлияний лицо капитана Кавано, обычно сухое и жесткое, сейчас лоснилось. - И в этом озере,-- говорил он, предаваясь каким-то воспоминаниям,-- плавал труп голой китаянки. Ну, наверно, солдатики с нею сперва побаловались, а потом бросили в озеро. А рыбы обрадовались, так и вьются вокруг. Рыба тоже, оказывается, тварь с понятием, знает, что пощипать... Двое жандармов и директор расхохотались. - На фронте, конечно, трудно, но ведь такого рода забавы и у вас, вероятно, случаются? -- спросил директор. Его лицо расплылось в похотливой улыбке, ему рисовались самые сладострастные картины. Разве в этой глуши увидишь что-нибудь подобное! - Случаются. Отними это у солдата, так у него и воевать пропадет охота,-- ответил капитан.-- Штатским, конечно, этого не понять. На войне солдат в обмен на свою жизнь, которую он каждый день готов отдать за империю, хочет одного -- бабу. Это всегда было. Трое опять рассмеялись. "А что, если я попаду на фронт? -- подумал Кадзи.-- Наверно, тоже, особенно перед боем, буду думать о Митико". В это время в дверях показался возбужденный Окадзаки. -- Господин директор, сейчас задержал семь спецрабочих, пытавшихся совершить побег! Заявление Окадзаки было настолько неожиданным, что Кадзи даже привстал. - Ага! Наконец-то! -- Ватараи от удовольствия стукнул саблей об пол.-- Молодец! - Сопротивлялись? -- спросил капитан и кивнул на забинтованную руку Окадзаки. - Это пустяки! -- Окадзаки метнул взгляд на Кадзи: "Ну что? Теперь я твоих спецрабочих проглочу хоть вареными, хоть жареными",-- казалось, говорил его взгляд. - Откуда же они хотели бежать? Из забоя или с рудного двора?- спросил Кадзи, пристально глядя на Окадзаки. - Со двора. - Странно. Среди бела дня? Белесые глазки Окадзаки забегали. - А что странного? Хотя отсюда, конечно, не видно, что творится на рудном дворе. - Да, но как это они решились бежать днем? - А так! Не зря и в меня куском руды запустили. Знали, на что шли. - И вы это расцениваете как побег? - Там не я один был. Охрана их насилу поймала. - Это было за оградой? - Нет. - Так какой же это побег? Окадзаки замялся. Его взгляд на мгновение задержался на директоре. - Хватит, господин Кадзи, держать сторону китайцев! -- неожиданно громко сказал он.-- И меня нечего допрашивать. Я их застал на месте преступления. В яме уже все сидели, готовились. Опоздай я на несколько минут, и тогда ищи ветра в поле. - Что-то тут не так! -- твердо заявил Кадзи.-- Пойду проверю. - А разве вы контролер? -- Окадзаки придвинулся к Кадзи, как бы загораживая ему дорогу. Глаза его снова забегали по сторонам. - Проверять нет нужды! -- тяжело бросил Ватараи и, обращаясь к Окадзаки, спросил: -- Где они сейчас? - Мы их связали и доставили пока в караулку! -- Окадзаки облегченно вздохнул -- помощь пришла вовремя. - Прошу ваших указаний, господин капитан! Что с ними будем делать? -- обратился Ватараи к старшему по чину и вытянулся. - Что делать? Вот что! -- И капитан Кавано сделал рубящий взмах рукой. - Так точно, чтоб другим неповадно было! Это самое верное. Кавано перевел взгляд на директора. -- Этот унтер-офицер лучший у нас фехтовальщик... Ты, Ватараи, в Северном Китае скольких зарубил? Ватараи осклабился во весь рот. -- Порядочно! Но точно не помню. -- К этому мужу только попади -- и волос не оставит,- расхохотался капитан. - Но позвольте, одну минуту... Кадзи даже изменился в лице, услышав, какой оборот принимает дело. Из сообщения Окадзаки ему было ясно, что никакого побега не было. А то, что замышляют сейчас здесь,-- это уже садизм... - Какие же имеются основания считать это побегом? Комнату потряс гневный окрик Ватараи: - Хватит болтать! Он расправил плечи и устрашающе посмотрел на Кадзи. - Тут свидетель, а ты скулишь! - Этому свидетелю трудно верить. Окадзаки дернулся к Кадзи. - Да, да,-- повернулся к нему Кадзи.-- Я не верю вам. Если все принимать на веру и казнить людей, не проверяя фактов, тогда, спрашивается, зачем мы здесь? Конечно, мы знаем, что они все хотят на волю, но этого еще недостаточно, чтобы объявить их беглецами и казнить. - Вот ты какой! Теперь ясно, почему у тебя уже три раза они бежали! Слюнтяй! -- сказал Ватараи и уже сжал кулак, готовясь ударить Кадзи.-- А еще руководишь отделом! - Погоди,-- остановил унтер-офицера Кавано и, обращаясь к Кадзи, сказал: -- Ты вот о чем подумай. Побег это или нет -- не в этом дело. К чему спорить? Мы признали, что это побег, этого достаточно. Это наше право победителей. Ведь ты сам говоришь, что они все хотят улизнуть, только ждут подходящего случая. Надо их волю сломить и полностью подчинить нашей воле. В этом состоит, в частности, и твоя обязанность. Идет война, положение на фронтах осложняется. Надо понимать, что мягкотелость сейчас может привести к поражению. А ты занимаешься умиротворением. Строгость и еще раз строгость! Безжалостная, как осенние заморозки, как палящие лучи солнца! А иначе войну не выиграть! Кавано, взяв саблю в руки, поднялся: -- Спор окончен! Ватараи, завтра вечером казнь! Способ -- на твое усмотрение. Щелкнув каблуками, Ватараи вытянулся в струнку. Все решилось очень просто. Без труда было подавлено и сопротивление Кадзи. -- С вашей стороны ведь возражений нет? -- с улыбкой спросил Кавано директора.-- До завтрашнего вечера беглецы останутся здесь под вашу ответственность. А понятым при казни будешь ты.-- И он посмотрел на Кадзи бесстрастными холодными глазами. Возражать было бесполезно. Сила диктует свое, а справедливо это или нет, ей не важно. Она приказывает.

30

И все же Кадзи попытался узнать истину, хотя чувствовал, что Окадзаки над ним посмеивается. Кадзи спрашивал всех, кто участвовал в охоте на зайцев. Служащие-китайцы отвечали уклончиво -- беда прошла мимо них и, благодарение небу, они не пострадали. А дай они показания, невыгодные для Окадзаки, так эти показания могут обернуться и против них. Один служащий, уже пожилой человек, сказал опечаленному Кадзи: -- Побег? Конечно, они бежали. Когда бьют, разве не побежишь? А если бы молча перенесли побои, все кончилось бы благополучно. Бить рабочих на руднике считалось обычным делом. И никто не задавался мыслью, что против этих побоев, которые иногда кончались и смертью, можно восстать. Потеряв надежду чего-либо добиться на руднике, Кадзи отправился в караульное помещение. Увидев сквозь дверную решетку подходившего Кадзи, Гао крикнул: -- Что собираешься с нами делать? Остальные шестеро, сидевшие на корточках на полу камеры, молча повернули свои посеревшие лица к двери. - Выпусти их! Слышишь! Ударил его я, так держи здесь меня одного. Но сперва посмотри, что он со мною сделал.-- И Гао сбросил рубаху. На плечах, шее, груди багровели кровавые рубцы от ударов хлыста.-- И я еще виноват? - Вас обвиняют в попытке к бегству. Семеро как-то сразу притихли, потом разом возмущенно заговорили. - Прекратить галдеж! -- Это крикнул караульный китаец. В руках у него была длинная цепь.-- А не то каждый этого попробует. - Собака! -- процедил сквозь зубы Гао вслед караульному, затем снова обратился к Кадзи: -- Как же так? Ведь там было много людей, они видели. Надо у них спросить. Какой же это побег? Надо только проверить! -- Пробовал,-- на лице Кадзи появилось смущение.-- Никто ничего не говорит, даже ваши. Гао заскрипел зубами. _- Что нас ждет? _- Я лично не верю, что это был побег. - Что с нами будет? Кадзи молчал. - Жандармам передадите? -- Пытаюсь этого не допустить,-- глухо ответил Кадзи.-- Но ведь ты никогда мне не верил. На этот раз тоже не обольщайся. У них власть, у меня ее нет. Просто попытаюсь... Не то гневные вопли, не то мужские рыдания неслись вслед Кадзи, когда он уходил из караульного помещения.

31

-- Дорогой Кадзи, это делается в назидание другим,-- говорил директор.-- И, к сожалению, сейчас ничего уже сделать нельзя. Ведь это их решение, а не мое. А им противиться опасно! - Если вы попросите отменить казнь, вас послушают. Вы говорите -- в назидание другим, но разве только страхом можно держать людей в подчинении? - Все это очень благородно, но почему ты этого не сказал жандармам? У меня, конечно, есть своя точка зрения на этот счет, но из правления на мой запрос ответили, что в это дело лучше не вмешиваться, пусть решает военная жандармерия. - Почему? - Видимо, на то есть причина. - Но поймите, вы собираетесь без всяких оснований рубить человеческие головы! Директор молчал. Его всегда красное лицо стало постепенно бледнеть. Не надо было награждать этого самоуверенного молодого человека. - Я простой служащий,-- тихо сказал Кадзи.-- У меня нет сильной руки, в правлении. Поэтому я прошу вас... Если вы будете настаивать перед жандармами от имени фирмы... - Просишь? Что-то на тебя это не похоже,-- сказал директор, спрятав недовольство за натянутой улыбкой.-- Видишь ли, ты в общем говоришь справедливые вещи, но все-таки рассуждаешь однобоко. Пойми, что в военное время нельзя мысаить категориями мирного времени. - Откуда вы это взяли? Это какое-то недоразумение. - Хорошо! -- холодно сказал директор.-- Пусть недоразумение, и все же у нас с тобой разные точки зрения. Но оставим споры, к чему переливать из пустого в порожнее! Тебе не нравится позиция правления. Что ж, попробуй изменить ее. - И попробую! Кадзи уже выходил из комнаты, когда Куроки добавил: -- Учти и другое: ни у правления, ни у меня нет времени заниматься твоими пленными столько времени, сколько ты требуешь. Постарайся не повредить своему положению, докладывая об этом вопросе. Нет времени! Да разве в этом дело? Им всем просто наплевать на этих людей, а тут еще надо идти против всесильной жандармерии. Впрочем, они и к японскому народу так же относятся. Если уж и японский народ приносится в жертву, что же тут говорить о пленных китайцах! Кадзи не смог дозвониться начальнику даже по прямому проводу. Ему сказали, что тот находится на совещании. Но вдруг в трубке послышался голос Окидзимы. Кадзи попросил его обязательно встретиться с начальником отдела и попросить его вмешаться в дело семерых заключенных. Маленькая надежда еще тлела где-то в груди Кадзи. Комнаты опустели. Обычно после работы задерживался в отделе вместе с Кадзи только Чен, а его уже не было в живых. Нет пока звонка и от Окидзимы. Кадзи в раздражении ходил по комнате. Наступил вечер, везде уже зажглись огни, время шло быстро, а звонка от Окидзимы все не было. Кадзи сердился на себя. Почему у него не хватило смелости поспорить с жандармами? Что толку горячиться перед директором? Директор струсил, но струсил и Кадзи. У того были на то свои причины, у Кадзи -- свои. А не посоветоваться ли с Ваном? Может, он что-нибудь придумает? Нет, не стоит, тут и Ван со своей светлой головой не в силах ничего сделать. Только посмеется над Кадзи, это лучшем случае, а то и оскорбит еще. А как хочется получить умный совет, найти друга, который бы понял, помог. Один! Чувство одиночества клещами щемило грудь. Надо идти домой, к Митико. А телефон все молчит. Кадзи стал ходить по комнате быстрее. Под столом он увидел брошенную газету. Кто-то, наверно, приносил в ней завтрак. Он ее поднял. Сквозь масляное пятно ясно виднелись слова: "Министр иностранных дел г-н Сигэмицу разъясняет: основа построения Великой Восточной Азии -- это дух равенства и взаимной выгоды азиатских держав. Агрессивные замыслы Америки и Англии в отношении колоний в Азии разбиты вдребезги". А руководствуется ли сам министр этим духом? Убедиться, пожалуй, случая не представится. Взаимная выгода? Какое лицемерие! Япония только берет, и если надо -- силой. И ей в этом помогает и он, Кадзи. Кадзи взял подшивку газет. Вот сегодняшняя, что в ней? Снова то же. "В Нанкине подписан договор о дружбе и взаимопомощи между Японией и Китаем. Заложена основа мира и процветания этих стран на вечные времена. Империя продолжает освобождение Азии". Кадзи бросил подшивку на пол. Из груди рвался стон. Для освобождения Азии азиаты-японцы завтра отрубят головы семерым азиатам-китайцам. Вот она основа мира и процветания на вечные времена, доказательство дружбы и взаимной выгоды! А Сигэмицу и Ван Чжоу-мин обмениваются рукопожатиями и пьют шампанское. Прав, видно, директор. В военное время обычная логика не подходит. Продумано все не однобоко! В ближайшие дни, по-видимому, в Токио откроется конференция стран Восточной Азии. Япония, Китай, Таиланд, Маньчжоу-Го, Филиппины, Бирма сделают совместное заявление. И повсюду такие японцы, как Кадзи, будут прикрывать лицемерие японских правителей. Кадзи быстро шагает по комнате. Почему-то ужасно громко стучат ботинки. А время идет и идет, и Кадзи кажется, что казнь ожидает его самого. Да это и в самом деле так. После того как без всякой причины -- нет, с пределенной целью, в назидание другим -- отрубят головы семерым, разве Кадзи не будет духовно мертв? Вся его прошлая жизнь полетела к чертям. Ведь то, что он сделал до сих, значительно хуже проповедей бонзы-ханжи. Стоять на одном месте было невыносимо, но и ходьба взад-вперед не приносила облегчения. Ван говорил, что тому, кто находится за колючей проволокой, не о чем говорить с теми, кто находится на свободе, ведь свободный человек всегда счастливее. Ты ошибаешься, Ван. Тебе сейчас неизмеримо легче, чем мне. Ты счастливее меня. Кадзи смотрел на стенные часы почти каждую минуту. Стрелка, перейдя за девять, казалось, застряла на месте. Что делает Окидзима? Может, он обо всем забыл? Что ему до мук Кадзи? Может, пьет где-нибудь в ресторане? За стеклянной дверью мелькнула и застыла тень. Кадзи остановился. Тень шевельнулась. Кадзи подбежал к двери и распахнул ее. У двери, словно призрак, стояла Чунь-лань. - Что с ним будет? -- спросила женщина, глядя на Кадзи застывшим взглядом. - Я сам хотел бы это знать,-- ответил Кадзи по-японски, будто самому себе. - Когда он оттуда выйдет? Голос женщины дрожал. Казалось, она вот-вот зарыдает. Кадзи хотел сказать, что завтра вечером... и запнулся. - Его не убьют? Кадзи покачал головой. - Только не надо врать! Не убьют? Да? Это правда? Тревожно зазвонил телефон. Кадзи бросился к аппарату. Он был зол, ему ни с кем не хотелось говорить. Только услышать одно слово -- да или нет. -- Ну что? -- бросил он в трубку. -- Да ты не спеши, слушай! -- голос Окидзимы был спокоен.-- На начальника отдела надежды нет. Трус. Жди до завтра. Собираюсь поговорить с директором-распорядителем... Голос Окидзимы доносился до Кадзи как бы с другого полушария. Итак, Окидзима до сих пор сидел у начальника отдела на квартире, а теперь, вернувшись, звонит из правления. Начальник отдела сказал, что ни права, ни желания возражать жандармам у него нет. Решение жандармерии, видимо, необходимо с государственной точки зрения, и фирма от этого ничего не теряет. Поэтому, как бы ни было это прискорбно, общие интересы прежде всего. Вот и весь ответ. Окидзима собирается уговорить директора. Конечно, он влиятельнее, но еще более суров. Он спит и видит себя членом военного кабинета. Вряд ли он проявит больше жалости к жизни нескольких пленных. Кадзи положил трубку, он понял, что никто ему не поможет надо надеяться только на себя... - Уйди, пожалуйста,-- сказал он Чунь-лань.-- Оставь меня одного. - Спасите его...-- умоляющим голосом сказала женщина.-__ Спасите! Да, надо спасти. Ведь этим он спасет и себя. Кадзи молча кивнул. Нет, он не был убежден, что это ему удастся. Это был знак отчаяния, который говорил, что Кадзи объявляет войну самому себе.