17

Недели через две по радио передали сообщение о разгроме японского гарнизона на острове Атту. Директор Куроки Распорядился приспустить на руднике флаги. Это трагическое известие пришло вскоре после сообщения о гибели главнокомандующего японским флотом Ямамото. Оно как громом поразило горстку японцев, осевших в глухой маньчжурской долине. Ведь перед этим их месяцами потчевали победными реляциями. "Интервью с новым командующим ВВС Ясудой. Авиационные удары по территории США вполне осуществимы! Мы захватили инициативу в воздухе!.." "Бомбовые удары по Австралии и Новой Гвинее!.." "Разгром каравана транспортных судов противника..." "Американцы высадили на острове Атту крупный десант. Упорные бои на острове Атту. Противник проявляет растерянность. Победа наших войск обеспечена". И еще: "Разгром англо-индийских войск, вторгшихся в Бирму. Занят крупный опорный пункт противника..." И дальше: "Гарнизон императорской армии доблестно сражается на острове Атту. Японские войска теснят превосходящие силы противника..." "Блестящая победа морских соколов у острова Атту. Потоплено семь линкоров и другие корабли противника..." И вдруг после всех этих ликующих возгласов появилось сообщение о том, что на острове Атту, севернее Японии, "полк императорской армии", отличавшийся "несравненной доблестью духа", "проявил свою божественную сущность" и с честью погиб, "разбился вдребезги, подобно яшме"!.. На площади перед главной конторой директор собрал всех японцев, работавших на Лаохулине, -- более двухсот человек. Сотрясаясь всем своим коротеньким, тучным телом, он произнес речь, подобную львиному рыку, на тему: "Отомстим за остров Атту!" Краткое содержание речи, изобиловавшей возгласами: "Все сто миллионов грудью пойдут в атаку!" или "Больше снарядов для фронта!" -- сводилось к тому, что трагедия, разыгравшаяся на острове Атту, является прямым следствием нерадивости работников Лаохулина. Директор так вошел в роль патриота, что и сам в это поверил. Он никак не мог закончить свою темпераментную речь, потому что то и дело заливался слезами. Он и впрямь казался воплощением высокого верноподданнического порыва. В этот день с рудника отправлялись одиннадцать японцев, призванных в армию: семеро с производства и четверо из отдела рабочей силы. Одиннадцать избранных роком "защитников божественной родины" под звуки песни "Вернемся с победой", которую пел провожавший их хор служащих-японцев, спустились по горной дороге к платформе железнодорожной ветки, проложенной по ущелью для вывоза руды. После известия о поражении и громовой патриотической речи директора все чувствовали себя нелепо и растерянно. Провожающих набралось порядочно, пришли со всех участков рудника. Пришел и Кадзи проводить своих четверых сотрудников. У платформы столпились жены призывников и все женское население японской колонии с национальными флажками в руках. До отхода поезда оставалось еще много времени. Мобилизованные из отдела рабочей силы по очереди подходили к Кадзи прощаться. -- Благодарим вас за терпение и внимание к нам!.. Не печальтесь, прокатимся весело! Никто из них, конечно, не пылал к Кадзи любовью, никто не забыл, что на другой же день после приезда, не успев еще толком узнать, как кого зовут, Кадзи начал их гонять и заваливать работой. И все-таки это было лучше фронта... Кадзи не нашелся, что им сказать в ответ. Из этой четверки только один был женат. Его жена с лицом, опухшим от слез, но напудренным, держалась бодро, громко разговаривала и пересмеивалась с соседками. Женщина воюющей страны не имеет права плакать. И она изо всех сил крепилась, словно в этом была единственная женская добродетель. Муж стоял рядом с традиционной котомкой "служивого" и ждал с бесстрастной улыбкой отправления поезда. Холостяки беспечно подшучивали друг над другом, поминутно поглядывая на ручные часы. -- С вами такой неприятности никогда не случится, -- глухо пробормотал Фуруя рядом с Кадзи. Его лицо выражало откровенную зависть. Стоявшие поблизости слышали эту фразу. Они оглянулись. Кадзи смутился и криво улыбнулся. - Куда их, в пограничные войска? -- спросил кто-то выручив Кадзи. - Не думаю. Наверно, после начального обучения пошлют на южный фронт. - Да, уж лучше на юг. На северном море если не подстрелят, так все равно от холода погибнешь. - Попляшут под пальмами на южных островах, --пошутил кто-то. - Туристская поездка за казенный счет. И красавицы тоже... Паровоз дал гудок. На лица провожающих женщин мгновенно легла тень смертельного отчаяния. Кривя губы насильственной улыбкой, мобилизованные полезли в единственный пассажирский вагончик. Хор запел песню: "А-а, лицо твое и голос..." Уезжающие что-то кричали, каждый искал взглядом какое-то одно лицо в толпе провожающих. Песня заглушала их голоса. Паровоз снова дал гудок. Жена и дети Ждут славных подвигов твоих... Передернувшись, словно в судороге, поезд тронулся. И когда отъезжающие в прощальном привете протянули руки из окон вагонов, жены забыли о "долге женщин воюющей страны" и кинулись за ними. Хор пел: Флажком махали, на прощанье... Но люди в вагоне были безразличны к прощальному трепыханию флажков. Они были на пути туда, куда не доходят ни песни, ни шелест флажков... Кадзи содрогнулся, представив себе страшную пустоту, которую ощутили в это мгновение жены мобилизованных. За несколько ночей сгорели, испепелились от горючих слез печали и обиды женские души... -- Уехал...-- блуждая вокруг невидящими глазами, шептала женщина рядом с Кадзи. -- Ушел, навсегда ушел... -- И, встретившись безумным взглядом с Кадзи, запричитала: -- Не придет больше, не вернется!.. Внезапно она замолкла, взяла себя в руки и попыталась даже изобразить на лице улыбку. Кадзи сам едва сдерживал слезы. Он отыскал глазами Митико. Торопливо расталкивая людей, она пробиралась к нему. Она улыбалась заплаканным лицом. - Плачу, сама не знаю почему... - Я тоже... "Наверно, потому, что сравниваем чужую беду со своим счастьем..." -- подумал Кадзи. Расходились молча. В сущности для большинства это было чужое горе. Завтра оно могло стать своим, но сегодня оно было чужое. Митико думала только об одном: какое счастье, что у Кадзи броня. Поставить себя на место этих несчастных женщин она не могла, сама мысль казалась невероятной. Она сейчас одна, без Кадзи? И он не пришел бы вечером? Ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра? Какое счастье, что можно об этом не думать!.. -- Как сейчас трудно этим женщинам...-- тихо сказала Митико. Кадзи вскинул на нее мрачный взгляд. Они расстались у здания главной конторы. Митико попросила Кадзи прийти сегодня пораньше. Кадзи молча кивнул и пошел в контору. В директорском кабинете шла оживленная беседа. Обсуждали, почему пал остров Атту, как получилось, что погиб доблестный японский полк во главе со своим командиром, и какое стратегическое значение имеет потеря этого острова. - Эти американцы понатащили туда двадцать тысяч солдат,-- заговорил Окадзаки отрывистым и волевым голосом ротного командира, -- и едва справились за две недели с маленьким японским полком. Теперь-то они поняли, что такое японская армия! - Мы хоть и отдали остров, но все равно выиграли: шутка ли на полмесяца сковать крупные силы противника на всем северном направлении! -- высказался начальник участка Сэкигути. Впрочем, тон у него был не такой уж уверенный. Начальник второго участка Коикэ с видом стратега, раскрывающего тайны им самим созданного плана, изрек: -- Им придется драться за каждый остров отдельно. А за это время мы превратим метрополию в неприступную крепость. Его поддержал Окадзаки: -- На одном только острове Атту противник потерял шесть тысяч личного состава. Стало быть, этих двадцать тысяч ему хватит всего на три острова? Если так пойдет дело, американцы угробят в боях за тихоокеанские острова всю свою армию! Предположение Окадзаки было полно оптимизма, но никто даже не улыбнулся. -- Но все-таки бросать гибнущий гарнизон на произвол судьбы возмутительно! -- проговорил начальник ремонтных мастерских. - А где Объединенный флот? Где? -- сетовал главный механик.-- За это время он мог бы подойти откуда угодно! - Объединенный флот, несомненно, в южных морях. Там идет крупное морское сражение,-- изрек начальник транспортной службы. -- За победу в южных морях не жаль отдать два, а то и три таких острова, господин главный механик. Все дружно согласились. Вера в непобедимость Объединенного флота была непоколебимой. - Все-таки линия фронта у нас чересчур растянута, -- вступил наконец в беседу Окидзима. -- Если мы не сократим ее, нам придется трудно с транспортом. - Растянута? Чепуха! Если удерживать инициативу на море и в воздухе, это не проблема,-- уверенно возразил Окадзаки, и во взгляде, брошенном им на Кадзи, мелькнул вызов. Но Кадзи понял, чего добивается Окадзаки, и промолчал. Вылезать сегодня со своей теорией военного потенциала и делать пессимистические прогнозы было бы равносильно самоубийству. Они еще долго и ожесточенно спорили, где и когда японская армия нанесет решающие удары по противнику, которые приведут к победоносному завершению этой небывалой войны. Никто из них не знал, что ровно год назад в морском сражении японская авиация и Объединенный флот, на который возлагалось столько надежд, окончательно потеряли инициативу в воздухе и на море... Директор не участвовал в беседе. Он разговаривал по прямому проводу с правлением. Вернувшись в кабинет и увидев подчиненных в сборе, он немедленно приступил к инструктажу по поводу предстоящего "производственного штурма силами всего рудника". Инструктаж этот оказался, так сказать, второй заваркой его ультрапатриотической речи, произнесенной накануне. Вначале, под впечатлением известия о гибели героев на дальнем северном острове, они еще слушали выступление директора, но скоро все это надоело. Сэкигути стал зевать, Окадзаки заснул, Коикэ чистил ногти, Кавадзима бесцеремонно ковырял в носу. Окидзима с увлечением пускал кольца дыма, то большие, как браслеты, то маленькие, как перстни. Кадзи что-то чертил пальцем на пыльном столе. Ни одного приличного человека! Особенно рассердил директора уснувший в самом начале речи Окадзаки. Придется одернуть -- слишком возомнил о себе! Наконец он покончил с вводной частью и перешел к обычному разносу. -- Ну, я вижу, вы заскучали. Придется вас развлечь. Расскажу сказочку о том, как к единице прибавляли единицу, а двух не получалось. Такая уж у вас арифметика! Раньше узким местом была рабочая сила. Сейчас процент выхода на работу резко повышен. Назовем этот прирост "плюс икс". Но на добыче этот "плюс икс" никак не отразился! Вот ведь что удивительно. В чем дело? Поймав на себе взгляд директора, Сэкигути ответил, что отстает проходка, потому и не получается арифметики. А для проходки не хватает и механизмов, и рабочих... - Только и всего? - На моем участке положение приблизительно такое же, -- доложил Коикэ. -- К тому же нам далеко возить. Не хватает механизмов, тормозит откатка... - Хватит! -- остановил его директор. -- Хватит! Вы всегда норовите свалить ответственность на других... Но тут директора перебил Окадзаки: -- Вы все нас корите, директор, что мы валим вину на других. А какая нам от этого радость? Возьмите хотя бы положение с рабочей силой. Верно, выход на работу повысился, но они ж идут в штольню дурака валять, а не работать! Окадзаки прищуренными глазами покосился на Кадзи. Тот невозмутимо выписывал на пыльном столе иероглифы "Влияние внеэкономических факторов на добычу руды". - Ну, уж это твоя обязанность -- заставлять их работать, -- нахмурился директор. - Совершенно правильно изволили отметить -- моя обязанность! -- развязно ответил Окадзаки. -- Но что получается? Стоит только мне всыпать этим лодырям, как отдел рабсилы на дыбы: не смей! Обижаются на меня. Взгляды Кадзи и Окадзаки скрестились. - Если б еще только обижались, -- продолжал Окадзаки. -- А то ведь, стоит только этим господам испортить настроение, как происходит заминка с разнарядкой рабочих. Странные дела творятся, господин директор. - Погоди-ка, -- зло перебил Окидзима, -- разнарядка рабочих -- моя обязанность. Когда это у меня были заминки? А настроение, кстати, у меня все время неважное. -- А вот спросите у этого ученого господина, он вам скажет, -- Окадзаки мотнул головой на Кадзи. Кадзи постучал кончиком сигареты по столу. - Господину Окадзаки хочется вывести меня из терпения, чтобы у меня сорвалось с языка что-нибудь неподобающее... - Не забывайте, где вы находитесь! -- заорал директор, на лбу его вздулась синяя вена. -- Вы солдаты тыла, понятно? Из-за вашей недисциплинированности нашим воинам на фронте приходится туго! Окадзаки надулся и скрестил руки на груди. Кадзи продолжал что-то машинально чертить. Хотелось только одного -- схватить Окадзаки и перебросить через спину, чтобы он угодил головой куда-нибудь в заброшенный шурф. Перед глазами снова всплыли те женщины со смертельной тоской на лицах. "Он никогда не вернется..." А если бы ему пришлось уходить на фронт, что сказала бы Митико на прощанье? "Родной мой, мы обязательно встретимся снова!" Он поднял голову. Директор обращался к нему: -- Оплату рабочих мы улучшили, сменные графики выхода показывают, что не зря. А вот с производительностью труда у нас неважно. Почему они плохо работают, а, Кадзи? В чем причина, ну-ка? Кадзи заметил торжество на лице Окадзаки. Откровенное торжество и злорадство. "Попался, голубчик! -- говорил его взгляд. -- Тебя же предупреждали!" - Господин Окидзима, а частично и господа контролеры участков считают, что рабочим достаточно заработать себе на похлебку, как у них пропадает интерес к работе. Но я с этим не согласен. - Господин Кадзи считает, -- вмешался Окидзима, -- что с этой инертностью рабочих мы будем сталкиваться до тех пор, пока не ликвидируем систему подрядов. Такова его точка зрения, и я не могу сказать, что абсолютно с ним не согласен. - Сдвиги уже есть, хоть и небольшие, -- начал Кадзи, и директор одобрительно кивнул ему. -- Дайте немного времени, и дело покажет... - Я-то могу дать вам время, мне легко. Война не дает! Поэтому я и требую форсировать решение всех этих ваших проблем. Кадзи умолк. Да, война не ждет. Все дело в этом. - Да, война не ждет, -- сказал Кадзи. -- Возможно, рабочие-китайцы знают это не хуже нашего. Как это понять? Кадзи исподлобья взглянул на директора. Что тут понимать? Тысячи мужчин погибли на этом острове, тысячи женщин по всей Японии оплакивают их гибель. Этот чиновник не дал себе труда поразмыслить, почему так получилось, где ж ему думать о трагедии китайского народа, которая в сотни раз страшнее этого военного эпизода! И он хочет добиться успехов под лозунгом: "Отомстим за героев острова Атту!" -- Я не вижу причин, по которым рабочие-китайцы могли бы желать нам победы в войне. Конечно, некоторые сотрудничают с нами и живут в свое удовольствие, есть и другие -- они покоряются силе по принципу "плетью обуха не перешибешь"... Но есть, по-видимому, и третьи... И подобно тому, как на маньчжурской земле не прививается культ нашей великой богини солнца -- Аматерасуомиками, хоть мы его сюда и пересадили, так не можем мы заставить китайцев работать на нашу... Окидзима под столом лягнул Кадзи. Кадзи осекся. -- Меня не интересуют ваши подозрительные идеи,-- раздраженно бросил директор. -- Я хочу знать, как вы собираетесь повысить производительность труда. Кадзи молчал. -- Ну? Кадзи продолжал молчать. Завтра директора Лаохулинского рудника ожидал неминуемый нагоняй за невыполнение месячного плана добычи. Молчание Кадзи вывело его из терпения. Он взорвался: -- Так что же, нет предложений? Если вы не способны ни на что, признайтесь честно по крайней мере! Кадзи повернулся к директору и в упор посмотрел на него. Окидзима ухмылялся. Наконец Кадзи заговорил: - Если время не терпит, остается прибегнуть к испытанным мерам. Нагнать рабочих каких попало, откуда попало, лишь бы побольше и заставить их работать под кнутом. Но это недостойный способ, глупый способ, хотя кое-кого он даже обрадует. - Мне безразлично, глупый или неглупый! Мне дайте план, а не способ. Действуйте! -- рявкнул директор. На этом и закончилось это нелепое совещание. Все встали и потянулись к двери. Директор окликнул Кадзи и Окидзиму. -- Не подумай, старина, что я не вижу и не ценю твоих стараний, -- сказал директор миролюбиво. -- Ну что ты такой недовольный? Я отлично понимаю, что решение твое умное, замечательное решение. Вы поставили на ноги отдел рабочей силы -- и это ваша заслуга, друзья. Я ценю вас, я понимаю ваши трудности. Но поймите и вы меня! На мне лежит огромная ответственность. Ведь война не ждет! Окидзима, глядя в сторону, выпустил огромное кольцо дыма. Кадзи холодно ответил: -- Никак не ожидали, что удостоимся вашей похвалы. Директор терпеть не мог внезапных перемен в поведении Кадзи, его холодной учтивости. Он понимал, что это попросту откровенное выражение презрения к нему, директору. Но Кадзи он все прощал. Кадзи дельный человек, надо только уметь заставить его работать.