«Да, погода дьявольская, но идти придется: очень хочется приобрести эту скульптуру».

Тэд накинул на плечи светлый плащ, несколько минут постоял у стола, разглядывая фотографию скульптуры, взял с полки большой черный зонтик с дорогой костяной ручкой.

Это был подарок матери, Софии, который она преподнесла сыну перед самым отъездом из Санта-Барбары. Тэд погладил отполированную до блеска ручку зонта и улыбнулся сам себе. Он всегда с большой теплотой в душе думал о Софии.

«Эту скульптуру я обязательно потом подарю матери. Она постоит у меня на стеллаже несколько недель, а потом при встрече я преподнесу ее ей. А она поставит фигурку, я это точно знаю, на каминной полке, рядом с моей детской фотографией».

От этих мыслей Тэду стало легко и приятно, мир уже не казался таким сумрачным и серым.

Он быстро сложил бумаги на своем письменном столе, не заботясь о последовательности и месте их размещения, и вышел из квартиры.

Сразу же на крыльце Тэд раскрыл огромный черный зонт и не спеша двинулся по улице. Он посматривал на свое отражение в забрызганных дождем витринах и сам себе очень нравился. На нем прекрасно сидел белый плащ, а с огромным зонтом он выглядел старше и солиднее.

Тэд с удовольствием отметил про себя, когда проходил возле цветочного магазина, что одна продавщица, указав на него пальцем, что-то зашептала на ухо другой. Тэд не слышал ее слов, но он догадывался, о чем, она шептала. Он повернулся вполоборота и улыбнулся девушкам. Девушки радостно засмеялись и замахали розовыми ладошками. Настроение Тэда еще более улучшилось.

Он шел по тротуару, уже не обращая внимания на неглубокие лужицы, на сильный ветер и крупные капли дождя. До помещения, где должен был происходить аукцион, оставалось пару кварталов.

В Сан Луис Обиспо Тэд не любил пользоваться автомобилем, хотя отец подарил ему хорошую машину. Тэд считал, что в автомобиле его никто не увидит, не оценит его новый дорогой костюм, его манеры. А так он был весь на виду у города.

Он взглянул на часы и ускорил шаг. Аукцион должен был вот-вот начаться, а опаздывать Тэд не любил. Пунктуальность, считал младший Кэпвелл, — необходимая и очень важная черта хорошего юриста.

Аукцион должен был проходить в холле небольшого отеля, построенного еще в прошлом веке. Тэд толкнул массивную дверь, и швейцар услужливо посторонился, пропуская мистера Кэпвелла в холл.

В холле на подставках и витринах стояли предложенные к аукциону экспонаты.

Чего здесь только не было! Старинные швейные машинки, одна древнее другой. Такие же старинные и древние телефонные аппараты. Пишущие машинки всевозможных европейских фирм конца прошлого и начала теперешнего века. Патефоны, граммофоны, поблескивающие медными трубами. Стоял даже один фонограф.

Но все эти большие вещи Тэда Кэпвелла совершенно не интересовали. Он скользил по ним безразличным взглядом, лишь изредка останавливаясь на какой-нибудь сверкающей никелем детали.

«Здесь не хватает только автомобиля конца прошлого века — и тогда можно было бы полностью представить быт этого городка» — отметил про себя Тэд.

На стенах висели картины в старинных рамах. Все работы были потемневшими от времени, с кое-где потрескавшейся поверхностью.

«Да, эти произведения явно из одной и той же коллекции. Чувствуется, что их собирал один человек и вкус у него был довольно странный» — подумал Тэд Кэпвелл, рассматривая обнаженных и полуобнаженных пастушек и Диан-охотниц.

Пурпурные ткани соскальзывали с округлых плеч красавиц, белокурые волосы под порывами ветра разлетались в разные стороны, скакали лани с маслянистыми глазами, натягивались луки, сверкали стрелы, амуры смотрели из пышных кучерявых облаков на сцены охоты.

«И кому это в наше время придет в голову вешать подобные картины у себя дома или в офисе? Хотя… Возможно, найдутся чудаки. Наверное, даже мой отец, СиСи Кэпвелл приобрел бы кое-что из этих картин. Ведь он в изобразительном искусстве совершенно не разбирается, насколько я могу судить. А вот Лайонелл Локридж никогда бы не приобрел подобной ерунды. Он собирает, вернее, собирал только первоклассные вещи».

Тэд перешел к витринам, где были выставлены ювелирные изделия и часы. Каких только замысловатых часов здесь не было. Все они поражали и удивляли своими формами.

«Часы — это лица — подумал Тэд, — и выражение их переменчиво. Правда, только безнадежный тупица всегда видит на часах одно и то же — циферблат, стрелки… Вот сейчас, например, пять часов пополудни, часы утомлены…»

Тэд обошел витрину вокруг, заглядывая в лицо каждому циферблату. Он вспомнил, что недавно читал в одной испанской книге о часах, и его очень сильно поразило рассуждение писателя. Тэд остановился, прикрыл глаза и прислушался. Его поразило тихое тиканье часов, доносящееся из-за стекла витрины.

«А если половина третьего ночи, — вспомнились ему слова из книги, — то это не к искушению, и часы тогда прельстительно подмигивают. А есть смутные часы, чьи значения нельзя разгадать, есть такие ясные часы и минуты, как например, шесть, десять, которые отчетливо повелевают — иди».

Тэд открыл глаза. Перед ним была все та же витрина, с теми же часами, только стрелки их сдвинулись. Время ушло, а часы остались.

«Разве углядишь будущее за стеклами часов? — подумал Тэд, — я никогда не пользовался жилетными часами, у них слишком большие лица… слишком пристально они смотрят на тебя. Вот электронные — это совсем другое дело — ими можно пользоваться, носить с собой. А такие вещи нужно держать на полках стеллажей, на письменном столе. В них есть солидность и заключено само время. Только письменный стол тоже должен быть большим, основательным, таким, как у моего отца. Когда у меня будет свой дом, я обязательно заведу себе старинный антикварный письменный стол и каминные часы, которые будут отбивать каждую четверть часа. Да, но дом у меня будет только тогда, когда появится семья. Зачем мне дом одному? Быть таким же одиноким, каким был некоторое время тому назад мой отец?»

От мыслей об отце Тэду стало грустно.

До него вновь донеслось тихое тиканье часов, он вновь пробежался взглядом по циферблату. Все стрелки показывали немного разное время: одни спешили, другие отставали, и было непонятно, каким из часов следует верить.

«Вот также и люди, — подумал Тэд, — каждый говорит о каком-нибудь событии правду, свою правду. Но нужно найти свой ответ, вот в этом и заключается умение юриста».

Он обернулся. По холлу прохаживалось человек двадцать. Многие были ему знакомы, но подходить к кому-либо, заговаривать не хотелось.

«Так где же эта скульптура? Фигурка обнаженной девушки?» — внезапно он вспомнил, зачем, собственно, пришел на аукцион.

Тэд обвел взглядом зал.

Скульптурка стояла в небольшой витрине, в самом темном уголке холла.

Он самодовольно потер руки. Подходить к витрине и разглядывать фигурку ему не хотелось, но желание увидеть ее поближе, коснуться ее рукой было непреодолимым.

Тогда Тэд нашел хитрую уловку.

Над витриной со скульптуркой висела огромная безвкусная картина конца прошлого века, изображавшая Диониса с виноградной кистью в руках. Тэд подошел к ней.

«Боже, какая страшная картина» — подумал он, рассматривая тускло блестевшую позолоту на широкой раме.

Потом он незаметно для окружающих перевел взгляд на маленькую скульптурку лежащей обнаженной девушки. И Тэду захотелось прикоснуться к ней кончиками пальцев, ощутить приятный холод гладкого мрамора, почувствовать все мельчайшие выпуклости и изломы формы.