СиСи, нахмурившись, стоял у окна, скользя взглядом по залитым ярким солнечным светом улицам Санта-Барбары.
Хмурился он от того, что Мейсон по-прежнему был решительно настроен продолжать судебное преследование компании «Кэпвелл Энтерпрайзес» и добиваться возмещения ею ущерба, связанного со смертью Мэри.
Мейсон оценил этот иск в двадцать пять миллионов долларов — сумма весьма чувствительная даже для СиСи.
Хотя, поскольку иск был направлен не лично против него, особыми потерями для кармана Ченнинга-старшего это не грозило.
Впрочем, даже не это служило главной причиной плохого настроения СиСи.
К сожалению, Мейсон воспринял выдвинутые Кэпвеллом-старшим предложения вернуться в родительский дом, как попытку морального подкупа. Мейсон понял предложение отца не как искреннее желание, а как простую тактическую уловку, с тем, чтобы без суда замять это довольно неприятное дело.
— Это нечестная игра, папа, — заявил он. СиСи обернулся.
— Ты можешь называть сделанные мной предложения как угодно — нечестной игрой, грязным ходом, хитростью прожженного авантюриста или тактическим маневром бизнесмена — но я еще раз повторяю тебе, я хотел бы видеть тебя в своем доме. И это так, веришь ты этому или нет.
Мейсон, чувствуя себя не слишком хорошо после ночной выпивки, присел на спинку стоявшего рядом с диваном кресла.
— А если я не поеду? — мрачно спросил он.
СиСи, ни секунды не задумываясь, решительно ответил:
— Я не заставляю тебя делать это. Я просто прошу тебя подумать, подумать хорошенько над моим предложением.
Мейсон с сомнением потер обросший трехдневной щетиной подбородок.
— У меня в квартире огромное количество вещей, отец, — пожав плечами сказал он. — И я не знаю как…
СиСи, почувствовав сомнения и колебания сына, с лихостью опытного дипломата стал наседать на Мейсона.
— Что ж, перевези, я абсолютно не возражаю. У меня в доме половина комнат пуста, я думаю, что твои вещи послужат отличным дополнением для обстановки.
Мейсон хмыкнул.
— Перевези… А на каких условиях?
СиСи решительно рубанул рукой воздух.
— Никаких условий, я просто не хочу, чтобы ты оставался один. Вот и все.
Мейсон, поначалу, допускал, что СиСи делает все это исходя из собственных корыстных побуждений. Однако, в его позиции сейчас произошел сдвиг — СиСи пока не демонстрировал никакой финансовой или деловой заинтересованности в том, чтобы Мейсон переехал жить к нему под одну крышу.
Однако опыт Мейсона в взаимоотношениях с отцом и накопившиеся за долгие годы противоречия между ним и СиСи, разумеется, не позволяли ему мгновенно принять положительное решение.
Задумчиво посмотрев на опустевший стакан, Мейсон протянул:
— А что, если, скажем, через неделю-другую я нарушу какое-нибудь из многочисленных правил, установленных тобой в собственном доме? Что произойдет в таком случае?
СиСи поморщился.
— Я не думаю, что это произойдет. Вот посмотришь — ты ничего не нарушишь. Во всяком случае, я в этом уверен.
СиСи встал с кресла, подошел к столику и снова налил себе в стакан воды. Он стал пить воду мелкими глотками, словно пытался скрыть свои сомнения и колебания.
СиСи терпеливо ждал ответа. И, наконец, Мейсон сказал:
— Нет, отец, я не могу жить по правилам, установленным не мной. Я, вообще, не могу жить по правилам.
СиСи почувствовал, что в его переговорах с сыном наступает кризисный момент. Ему пришлось приложить всю силу своего убеждения и даже кое-чем пожертвовать.
Подойдя ближе к Мейсону, он с той искренностью, на которую только был способен, произнес:
— Мейсон, я обещаю тебе — двери дома никогда больше не закроются перед тобой. Это мое твердое слово!
Мейсон отрицательно покачал головой.
— А если мы поссоримся?
СиСи продолжал уверенно заявлять:
— Да, ты прав, Мейсон. Разумеется, мы не обязаны во всем соглашаться друг с другом, более того, мы даже можем ссориться, но это совершенно не означает, что я буду прибегать к подобным средствам повторно. Один раз такое между нами уже было. Клянусь тебе, что это больше не повторится.
Мейсон снова принялся медленно расхаживать по комнате, не скрывая мучительных колебаний, которые он испытывал.
Кусая губы, он сказал:
— Отец, мне, конечно, приятно слышать из твоих уст такие слова, но можешь не обольщаться — дело из суда я не заберу. Двадцать пять миллионов компенсации — это слишком серьезная сумма — и я буду бороться с тобой и твоими страховыми компаниями как зверь.
СиСи пожал плечами.
— Ну ладно.
— Что ладно? — вскинул голову Мейсон.
СиСи спокойно отреагировал на несколько взвинченный тон голоса сына.
— Я говорю, ладно можешь продолжать свое дело. Меня сейчас интересует не это.
— А что же?
— Ты вернешься домой?
Мейсон, все-таки, не мог обойтись без колких замечаний:
— Что, отец, я, по-твоему, стою больше, чем двадцать пять миллионов долларов? Или ты считаешь, что эта сумма для тебя не слишком значительна?
СиСи почувствовал перелом, наступивший в сознании сына. Пряча в уголках губ удовлетворенную усмешку, он полез в карман и достал оттуда ключи от входной двери собственного дома.
— Что касается денег, — сказал он, стараясь придать своему голосу как можно более безразличный оттенок, — то это деньги страховых компаний, а не мои личные.
Мейсон все еще продолжал упорствовать, но скорее по инерции.
— А как же твои дивиденды?
СиСи почувствовал, что наступил вполне подходящий момент для того, чтобы завершить разговор. Он показал ключи Мейсону и положил их на столик.
— Вот, возьми это. К сожалению, я должен идти. Меня ждет в ресторане София. Решай сам…
СиСи направился было к выходу, однако, на полдороги остановился, словно о чем-то вспомнив.
— Ты что-то забыл отец?
СиСи повернулся к сыну и снова подошел к нему.
— Да, я хотел показать тебе кое-что.
С этими словами он полез в нагрудный карман пиджака и достал оттуда несколько сложенных вдвое листков бумаги.
— Вот, я хотел показать тебе это.
Он протянул бумаги Мейсону.
— Взгляни…
Мейсон поставил стакан с водой на стол и стал разглядывать рисунки.
— Что это такое? Похоже на…
— Да, — уверенно сказал СиСи. — Это витражи.
Мейсон непонимающе посмотрел на отца.
— А для чего это?
— Мы могли бы подарить их церкви Святой Инессы — от имени Мэри. Но, конечно, в том случае если они тебе понравятся. Я не католик и, поэтому не знаю, что здесь правильно, а что неправильно. Но, в общем, мне это нравится.