Поэтому он решил покинуть это странное место. Пройдя еще один квартал, Мейсон оказался перед тринадцатиэтажным бетонным кондоминиумом, то есть, выражаясь проще, кооперативным жилым строением. Остановившись недалеко от подъезда, он достал из внутреннего кармана пиджака бутылку виски я снова приложился к ней. Хотя он давно — по собственным меркам — не пил, на сей раз виски был как раз кстати. Крепкий напиток разогревал кровь и отгонял мысля, придавая созерцательное настроение. Мейсон поднял голову наверх и посмотрел на огромное здание кондоминиума, возвышающееся словно утес.

— Интересно, сколько народу здесь живет? — подумал он. — Наверное, человек двести-триста взрослых и детей, Двести-триста человек в своих ящиках-квартирах с фамилиями на дверях. Двести-триста человек, снующих взад-вперед, как заводные куклы.

Наверное тут были разные куклы. Одни спали, просыпались, ели, садились в свои игрушечные автомобили, уезжали и к пяти часам вечера возвращались домой. Снова ели, спали, смотрели телевизор и опять спали.

Другие спали, ели, воспитывали детей, стирали, приглядывали за чужими детьми, готовили обед, сидели, спали, мыли посуду, читали газеты, смотрели телевизор, спали.

Были еще такие, очень маленькие, которым было трудно запомнить что и как они должны делать и они говорили всякие глупости: играли, плакали, выясняли на темных лестницах, в подвалах чем отличаются мальчики от девочек, играли в футбол и дрались, спали и ели.

Взрослые куклы еще занимались любовью, большинство раз в неделю, чаще всего по субботам, предварительно выпив бутылочку вина и погасив свет. Другие — раз в месяц, да и то считали, что это часто. Но кое-кто проделывал это каждый день. Случается, что какая-то кукла становится непослушной, ведет себя не так, выходит из подчинения, а потом вдруг попадает под совсем не игрушечный автомобиль или еще каким-нибудь нелепым образом гибнет. И тогда сам себе задаешь вопрос неужели они игрушечные и заводные?

— Нет, — качал он головой, — наверное, у каждой из них есть своя тайна, свои мечты, но не всем удается осуществить их и поэтому некоторые из них погибают.

Постояв еще немного перед громадным жилым зданием, Мейсон уныло поплелся дальше. Темнота стала совершенно черной, беззвездной. Мейсон почувствовал, как что-то противное начало сыпаться с неба. Это был мелкий, пронизывающий дождик. Мейсон ускорил шаг, ему совершенно не улыбалась перспектива промокнуть в этот необычайно прохладный для середины лета вечер. Вскоре он оказался перед церковью святой Инессы, которая когда-то еще во времена пребывания здесь испанцев стала тем центром, вокруг которого, собственно, и возник город Санта-Барбара.

Здесь, в пору своего пребывания в монастыре часто бывала Мэри. Мейсон решил, что это именно то место, куда он сейчас должен зайти, чтобы успокоить свою душу и, может быть, снова пообщаться с Мэри, точнее, с ее духом, который наверняка находится здесь.

Мейсон оказался в церкви очень вовремя. Мелкий дождик вдруг превратился в настоящую бурю. Такое над Санта-Барбарой случалось очень редко и свидетелем именно такой буйной и бурной грозы стал Мейсон. Дождь вначале на мгновение утих, затем вновь поднялся ветер, как это обычно бывает перед бурей. Мейсон едва успел вскочить под навес возле церкви, как небо вдруг разверзлось.

Молния разрубила темноту двумя яркими вспышками, загремел гром такой силы, как если бы две горы столкнулись и рассыпались теперь на тысячу кусочков. Гром гремел, как падающий камень.

Стайка белоснежных чаек, пролетающих над городом, невидимой рукой была отброшена куда-то в сторону океана. Ц птицы горько плакали над своей судьбой я нервно взмахивали крыльями.

На ступеньки рядом с Мейсоном сел голубь, поспешил перебраться в сухой уголок, и встал там, наклонив голову набок, закрыв глаза, ожидая, когда кончится грохот этого судного дня, когда всех чистых отделят наконец от нечистых.

Хлынул дождь.

Мейсону казалось, будто океан пошел стеной на город. Дождевые капли — большие, тяжелые и серые — падали не одна за другой, а низвергались каскадом. Они взрывали тротуары и улицы.

За считанные секунды сточные канавка стали похожими на ошалевшие весенние горные ручьи, коричневая, бурлящая, грязная вода со скоростью урагана устремилась в водостоки.

В течение минуты улицы опустели. Те, кто еще оставался, жались к стенам под балконами, стояли на ступеньках подъездов и у входов в еще открытые магазины.

Потом снова огненным сполохом над городом ударила молния.

Новые раскаты грома захлестнули все как водопад. Потоки дождя дочиста вымыли улицы, словно вымыли все грехи жителей Санта-Барбары. И подготовили город к наступлению нового дня.

Этот короткий летний шторм продолжался всего лишь несколько минут. Молнии постепенно замирали и становились похожи на сигналы «SOS», словно создаваемые карманным фонариком со старыми батарейками откуда-то со стороны океана.

Гром стихал и становился похожим на бурчание в животе у голодного бродяги.

Дождь почти прекратился. Поначалу он стал едва моросить и вскоре закончился.

Но Мейсон уже не видел как закончился дождь. В это время он сидел на простой деревянной скамейке рядом с деревянной скульптурой Девы Марии, державшей на руках младенца Христа.

Пребывание в церкви, пусть даже в пустой с бутылкой спиртного в руке, было страшным богохульством. Однако, Мейсон не обращал на это внимания.

Здесь стояла полная тишина, иногда нарушаемая лишь доносившимися с улицы звуками проезжавших автомобилей.

Свет от зажженных свечей падал на лицо Мейсона, безжалостно обнажая следы излишних нервных переживаний, которые испытывал он в последние несколько дней.

Все-таки огромная усталость и безумное нервное напряжение, которое ему пришлось испытать в этот вечер, сказались. И Мейсон почувствовал как его охватывает невыносимая жалость к самому себе, к Мэри и к тому, что у них не вышло то, на что они так надеялись.

Мейсон смахнул предательски скатившуюся по щеке слезу и бессильно откинулся на жесткую спинку деревянной скамьи.

— Прости меня, Господи, — едва слышно сказал он. — Я сам не знаю, что делаю в последнее время.

Он поставил бутылку рядом с собой и обхватив голову руками, впал в какое-то неясное забытье. Мейсон очнулся от того, что услышал знакомый голос

— Здравствуй.

Он вскинул голову и недоуменно осмотрелся по сторонам. Неужели ему почудилось? Неужели он уже начинает сходить с ума и ему грезятся голоса с неба? Может быть это просто белая горячка? Нет, последнее предположение Мейсон отмел сразу же. Он не пил уже несколько дней. И те двести граммов виски, которые он выпил блуждая по улицам города, не могли привести к столь плачевному результату.

Мейсон тряхнул головой и стал протирать глаза.

В этот момент он снова услышал.

— Здравствуй, Мейсон…

Когда он со страхом поднял голову, перед ним была Мэри. Точнее он увидел только ее лицо. Это было похоже на видение, колыхавшееся в прозрачном свете возле алтаря.

— Мэри… — изумленно прошептал Мейсон. Она смотрела на него добрым взглядом и улыбалась. Мейсон очумело посмотрел на стоявшую рядом с ним на скамье плоскую бутылку виски и еще раз протер глаза. Мэри улыбнулась.

— Ты снова много выпил, — с легким укором сказала она. — Тебе, наверное, нехорошо?..

— Я не знаю, зачем мне жить, — устало сказал он. —