— Нет, нет — выкрикнул Марк. — Я не насиловал ее!

Мейсон решительно приставил ствол пистолета к виску Маккормика.

— Ты солгал в последний раз, — словно вынося смертный приговор, произнес он.

Насмерть перепуганный Марк заверещал:

— Хорошо, хорошо…

Он представлял собой сейчас такое жалкое зрелище, что Мейсон отвел пистолет в сторону.

— Да, я изнасиловал ее… — выдавил из себя Маккормик. — Я выместил свою злобу! Ты, что — не понимаешь, что в тот момент я не мог контролировать себя. Ясно, Мейсон?

Мейсон мстительно улыбнулся.

— Это не оправдание.

В его глазах сверкала такая ярость, что Марк понял — еще мгновение, и Мейсон нажмет на курок. Тогда уж точно ничто не поможет ему. Нужно было любыми средствами тянуть время.

— О, Боже… — простонал Марк. — Мейсон, послушай меня. Мэри довела меня до бешенства, она призналась, что любит тебя. Для меня это было невыносимо, и я сорвался.

Мейсон медлил.

— Она ничего не скрывала? — спросил он. — Она сказала тебе, какие между нами отношения?

— Да! — выкрикнул Марк. — Я хотел наказать вас обоих. И тебя, и ее… В ту ночь я вас возненавидел.

— Вот как? И поэтому ты изнасиловал ее?

— Да, да, — кричал Марк, размахивая руками. Мейсон почувствовал, как его охватывает непреодолимое желание нажать на курок, однако он сдержался. С ненавистью глядя на Маккормика, он произнес:

— Марк, ты сможешь остаться в живых. Но только при одном условии…

От страшного нервного возбуждения оба тяжело дышали. Марк хватал губами воздух, словно выброшенная из воды рыба. Хотя Мейсон еще не привел в исполнение свою угрозу, призрак близкой смерти все еще не покидал Маккормика. Он жадно ловил каждое слово Мейсона, готовый согласиться на все его условия, только бы остаться в живых.

— Ты напишешь признание, — сказал Мейсон, — или ты не согласен?

— Да, да! Я согласен, — поспешно воскликнул Марк. — Я напишу все, что ты захочешь.

Не опуская пистолет, Мейсон свободной рукой полез во внутренний карман пиджака и достал оттуда смятый листок бумаги и ручку.

— Тогда пиши, — холодно сказал он, бросая бумагу и ручку в лицо Маккормику.

Марк понял, что наступила временная передышка. Трясущимися руками он подобрал листок и перо.

— Только прошу тебя, — пробормотал он, — опусти пистолет. Я не могу писать, когда мне угрожают оружием.

Мейсон мрачно усмехнулся.

— Сможешь…

Перл возился у накрытого скатертью стола, когда из кухни повалили клубы дыма.

— Там что-то случилось! — воскликнул он. — Келли, беги за мной!

Девушка бросила свои дела и метнулась за ним. Спустя несколько секунд они вывели из задымленного помещения Элис, которая, наглотавшись дыма, глухо кашляла в кулак. Из глаз ее катились слезы.

Немного отдышавшись, она прошептала:

— Извините меня, извините.

Перл улыбался, стараясь подбодрить девушку.

— Ничего страшного, Элис. Все в порядке. Не надо извиняться, не обращай внимания… Мы потушили вовремя. Такой случай обязательно бывает хоть раз в жизни у каждого повара. Пролитое масло, к сожалению, иногда загорается. Успокойся, уже все позади.

По щекам у Элис катились крупные слезы.

— Простите, простите… — шептала она. Келли обняла девушку за плечи и сказала:

— Все позади, Элис Не нужно плакать.

— Да! — весело воскликнул Перл. — Давайте вернемся к десерту, приготовленному нашим очаровательным шеф-поваром.

Элис перестала плакать. Вытирая слезы, она с надеждой посмотрела на Келли.

— Все в порядке, — сказала та. — Не нужно плакать.

— Ну, что, Элис, успокоилась? — с улыбкой спросил Перл. — Улыбнись.

Келли ободряюще погладила Элис по руке.

— Я хорошо понимаю тебя. Окружающие части осуждали меня за совершенные поступки. Они выносят поспешные суждения, не разобравшись в ситуации тех мотивах, которыми я руководствовалась. Успокойся.

Элис понимающе кивнула. Перл с удивлением посмотрел на Келли.

— Келли, ты молодец. Ты совершенно объективно оценила суть своего конфликта с окружающим тебя миром. Постарайся теперь вспомнить, что произошло с тобой в отеле. Возможно, вспоминая прошлое, ты восстановишь защитное поле сознания и станешь менее ранимой.

В этот момент дверь кухни широко распахнулась, и в дверном проеме показался Оуэн Мур. Размахивая над головой полотенцем, он пытался разогнать дым. Однако, вместо этого удушливые густые клубы повалили в помещение кафе, поднимаясь к потолку.

— Оуэн, что ты делаешь? — завопил Перл. — Зачем ты закрыл дверь? Нет, нет! О, Боже!

— Я хочу, чтобы здесь был чистый воздух, — растерянно пробормотал Оуэн.

— Нет, не надо! — крикнул Перл.

Но было уже поздно. Установленный под потолком датчик пожарной сигнализации сработал. Заморгала красная лампочка, послышался звуковой сигнал.

— Зачем ты включил сигнализацию? — воскликнул Перл.

Оуэн стал метаться по комнате, бессмысленно размахивая полотенцем.

Ситуация становилась угрожающей: если в службе пожарной охраны засекли сигнал, то это неминуемо означало, что сбежавших из клиники пациентов в скором времени обнаружат. Нужно было срочно что-нибудь предпринять…

Иден осторожно приложила ухо к дверце микроавтобуса. Она услышала, как из подъехавшего к гаражу автомобиля вышел человек и торопливо направился в гараж. Потом она услышала, как открывается дверь в отгороженную комнатку и сидевший там человек сказал:

— А, это ты? Заходи.

Дверь закрылась, и Иден, как ни старалась, больше ничего не смогла расслышать. Она пыталась понять, что происходит, но ей не удавалось это сделать. Она была сейчас слишком далеко.

Иден ужасно хотелось увидеть, кто приехал в гараж, и потому она осторожно потянула на себя ручку машины. Однако, микроавтобус не открывался.

Безуспешно подергав за ручку несколько раз. Иден поняла, что оказалась в ловушке…

Тиммонс вошел в комнату за стеклянной перегородкой и закрыл за собой дверь.

— Добро пожаловать, окружной прокурор! — сказал его собеседник.

Это был высокий седоволосый мужчина с неестественно белыми зрачками глаз.

— Я надеялся встретить тебя дома. Но не застал.

Не поздоровавшись, Тиммонс хмуро буркнул:

— У тебя возникло какое-то неотложное дело? Ты слишком много позволяешь себе — заходишь в гости без приглашения, оставляешь записи на моем столе… Это было безрассудно…

Его собеседник сидел в той же позе — закинув ноги на стол. Внимательно выслушав слова Тиммонса, он рассмеялся.

— А я люблю совершать безрассудные поступки, амиго. Это позволяет поддерживать необходимую форму и не обрастать жиром.

Тиммонс немного успокоился.

— Надеюсь, никто из моих назойливых соседей тебя не видел? — уже более миролюбивым тоном сказал он.

Тот улыбнулся.

— Конечно, нет. Амиго, сердиться все-таки должен не ты, а я. Пойми, в каком серьезном положении я оказался. Но я же не обижаюсь.

Тиммонс полез во внутренний карман пиджака и достал оттуда две толстые пачки стодолларовых банкнот. Размахивая деньгами перед носом собеседника, окружной прокурор усмехнулся.