Мужчина, который лежал па шкуре, рассмеялся:

— Подорожник! Где ты тут найдешь подорожник? Здесь совсем иной мир!

— Ничего страшного, — сказал Айстис. Он подошел к небольшому костру, над которым висел неглубокий котелок с закипающей водой, собрал пепел и посыпал рану.

В первое мгновение ему показалось, словно кто-то вонзил в рану нож, но вскоре боль отступила. Перестала сочиться и кровь.

— Все, — сказал сам себе Айстис и приблизился к мужчине, который зашивал кожух. — Гудрис! Ты бывал во многих местах. Довелось ли тебе побывать и в Карнунте?

— Нет, не довелось, — ответил Гудрис, не отрываясь от шитья, локтем отстраняя тяжелый меч с широким лезвием. — Там не был никто из нашего рода. — Гудрис снова отодвинул в сторону меч, чтобы Айстис мог сесть рядом с ним. Рукоятка меча была украшена янтарным шариком. — Мы первые… Так сказал Даумас.

Айстис слушал Гудриса и любовался им. Гудрис ему очень нравился. Льняная рубашка, застегнутая крупной брошью с двумя коньками, штаны, пошитые из шкуры, обувь из мягкой кожи. Дома он, как и другие мужчины их рода, чаще всего ходил в лаптях, плетенных из лыка молодой липы, обернув голени онучами, в оборах до колен. А сейчас бедра перетянуты полосками из кожи с медными пряжками. На пояснице — ремень из лосиной кожи, а на нем — бесконечные ряды мелких брошек. Сколько добыто на охоте зверей и уложено в бою врагов, столько маленьких брошек на поясе. «После сегодняшней схватки, — подумал Айстис, — следовало прикрепить их еще столько же!» В глаза бросался большой нож с черенком из лосиного рога. Это он сегодня спас жизнь Айстису, когда, внезапно выскочив из-за дерева, на него бросался тот великан с дротиком в руках! А вон там мешочек с янтарем. Айстис в испуге потрогал свой пояс. Есть! Подарок Угне! Во время схватки он совсем забыл о нем.

Гудрису очень шла борода. Светлая, как пшеница на лесной вырубке перед самой жатвой. Айстис пощупал свой обросший подбородок. И кто это придумал, что только женатым мужчинам положено отращивать бороду? Когда-то будет его, Айстиса, свадьба… Придется со свадьбой повременить, пока он не вернется из Карнунта. Тогда и Айстис будет настоящим мужчиной!

— Гудрис, почему тут такие высокие стены?

— Кто их знает… Ведь и у нас кое-кто огораживает усадьбы не только кольями.

— Карнунт — большая крепость, — снова вмешался в разговор лежащий на шкуре, — поэтому стены такие высокие и сложены из камней.

— Витингас, — не поворачивая голову, обратился к лежащему Гудрис. — Ты уже бывал тут много раз. Скажи, долго мы здесь пробудем?

— Как пойдет торговля. У нас много янтаря, мехов, воска. Если у жителей Карнунта найдется, чем платить, мы долго не задержимся. А если нет, придется дожидаться, пока они доставят товары с дальнего юга[4]. Или, оставив все, вернуться домой с пустыми руками, а за платой прийти еще раз…

— Это нас не устраивает!

Мужчины умолкли.

— Где наш Куприс? — поинтересовался Айстис, оглядываясь по сторонам.

— Я его не видел, — ответил Гудрис.

— Я здесь! — Из высокой травы высунулась голова, покрытая шапкой из рысьей шкуры, а затем показалось и тощее тело и кожухе из тюленьей шкуры, лоснящейся от жира.

Куприс был лишь ненамного старше Гудриса, но рядом с ним выглядел чуть ли не стариком. Он ходил как-то боком, передвигался с трудом, сильно согнувшись, и казался горбатым. Из-за этого он и получил свое прозвище[5], хотя горба у него не было. Его маленькие глаза так и бегали из стороны в сторону, изучая все кругом.

— Мы думали, тебя уже нет среди живых, — покосившись па него, сказал Гудрис.

— Ишь какие! Вам бы этого хотелось…

— Ты, верно, под счастливой звездой родился, — бросил ему Гудрис, оглядев полный колчан Куприса и новый ремень, которым был опоясан его кожух.

Айстис не слушал дальше, о чем говорили старшие. Молодому не положено было прислушиваться к их разговору. Взяв копье, он подошел к дереву, под которым стоял на страже Шятис, его сверстник, и сел рядом с ним.

За их стоянкой, словно темная стена, поднимался лес, сквозь заросли которого отряд много дней и ночей прокладывал себе дорогу на юг. Мысленно Айстис снова и снова возвращался по этой дороге…

Айстис и Угне сидели у края дюны, там, где и всегда, когда им хотелось побыть наедине. Отсюда открывался красивый вид: двойная подкова берега, устье реки Швянтойи, море, сливавшееся на горизонте с небом.

— Айстис, а правда ли, что вода, поднявшись из моря, плывет над ним и поэтому идет дождь? — ногой отгребая песок, спросила стройная, круглолицая, чуть курносая девочка с глазами синими, как цветущий лен. В своем длинном платье из отбеленного льна она казалась уже совсем девушкой. Платье было опоясано ремешком из розовой кожи, такая же полоска украшала голову девочки. К ее груди была пристегнута янтарная брошка, изображающая прыгающего человечка, — работа Айстиса.

— Не знаю… Думаю, что нет, а то дождь был бы соленый…

— Если бы так было, можно было бы вплавь добраться до облака, — продолжала Угне. — Ты слышал, как Даумас говорил, что там находится Страна Солнца, куда попадают рыбаки, заблудившиеся в море? Морские духи заманивают тех, кто им понравится, и уводят в Страну Солнца…

— А куда попадают те, что заблудились в лесу?

— Если они добрые — тоже оказываются в Стране Солнца. Им дорогу показывает лесной бог Гиринис. А если злые — в Страну Тьмы…[6] Айстис, ты скоро вернешься?

Угне первая не выдержала и заговорила о том, что второй день волновало их больше всего на свете. Накануне жителей селения как молнией ударило, когда по нему из конца в конец с жезлом в руках пробежал глашатай и сообщил каждой семье, что в путь отправятся Гудрис, Куприс и Айстис.

— Почему ты спрашиваешь? — Айстис придвинулся ближе. — Разве может быть по-иному? Ведь ячмень, посеянный к нашей свадьбе, уже созревает! Ты видела, каким красивым он вырос?

— Видела…

Угне прильнула к плечу Айстиса.

— Когда в путь?

— Завтра. С восходом.

— Айстис, разреши, я тебя поцелую. Ведь это наше прощание. Завтра я не смогу подойти. Обычаи запрещают…

Их губы сомкнулись.

Первой опомнилась Угне:

— Возьми, это я сшила, чтобы ты взял с собой в дальнее путешествие…

Угне протянула ему красный мешочек из добротного льна. На нем были вышиты знаки Айстиса: хохлатый чибис — покровитель семьи юноши, — и ее знаки: языки огня[7].

— В мешочке — янтарь. Я собрала его вчера, услышав, о чем возвестил глашатай… Пусть янтарь тебя оберегает, Айстис! — донесся ее голос уже издали.

Айстис не отрывал взгляда от стройной фигурки, пока она не скрылась за кривыми сосенками, которые цепко росли на песчаных дюнах… Затем он еще раз оглядел море. Кажется, оно дышало так же спокойно, как и вчера. Но нет! Что-то изменилось: появился ветерок. К вечеру он, чего доброго, еще больше окрепнет. «Нехорошо это», — встревожился Айстис. Ведь там, в море, вместе с другими и его брат Мядас. Рыбаки вышли в море, вооружившись острогами из берцовых костей лосей. Остроги изготавливали с зазубриной и отверстием для конопляной веревки, и для тюленевого промысла они подходили больше, чем железные. Не за горами осень. Пора припасти побольше жира. Его должно хватить для светильников, чтобы людям не сидеть в темноте по вечерам. А тюленьи шкуры пойдут на обувку для детей… Мысленно Айстис видел лодку брата, которую помогал смолить и украшать и которую позавчера, перед выходом в море, вместе с другими лодками благословил кривис[8]. Мядас, возможно, не вернется сегодня к вечеру и лишь позднее узнает, что Айстис отправился в путешествие…

Обдумывая события последних дней, Айстис вернулся домой.

Селение, в котором он жил, со всех сторон было огорожено высокой изгородью из толстых, туго сплетенных прутьев и ветвей. В одних местах ветви были уложены наискосок, в других, там, где прошлой зимой вломились медведи, устроили ограду из дубовых кольев, поставленных стоймя. Вспомнились разговоры мужчин о том, что пора бы все ветви заменить кольями, пожалуй, еще и ров вырыть кругом. Тогда не только звери, но и незваные гости так легко не проникнут в селение. А такие «гости» стали появляться. Однажды мужчины, возвратясь с охоты, рассказали, что им по пути попалась деревня, сожженная дотла. Куда девались жители, никто не мог сказать. На пожарище охотники обнаружили железные стрелы, каких еще никогда не видели. С того дня ворота своего селения жители постоянно держали закрытыми, на ночь выставляли стражу. Сначала никто не воспринимал это всерьез, однако, после того как Оудягиса и Курмиса застали спящими у ворот и старейшины выпороли их у всех на глазах, сторожевые зорко следили за всем, что происходило во тьме вокруг селения. От заката до восхода никто не имел права выйти за изгородь без разрешения Даумаса — главного в селении.