Затем по радио передали, что этот мистер из Нового света, этот Догилас, или Дугелас, или что-то в этом роде, едва прибыв, уже обошёл определённый круг людей и, прежде чем начать восхождение на вершины, занимался чревоугодничеством на приёмах. Несомненно, он разослал своих слуг в разные стороны, чтобы они узнали, какая из горных вершин Ирана самая высокая, какая более полезна для здоровья, какая просто стоит того, чтобы человек провёл на ней денёк-другой, какая покрыта снегом, а какая — льдом.
Тут Аббас убедился, что его плешивая голова не настолько пуста, как думают его соседи, жена и дети. Правда, на его голове не растут волосы, но внутри неё паук не распустил своей паутины, и она не такая сухая и пустая, как тыква для, кальяна.
Аббас пристально всматривался в перекрёсток. Он заметил, что некоторые из этих новых посетителей при ходьбе с такой силой ставят ногу на землю, что грязь и брызги из-под их ботинок разлетаются на два-три метра и попадают на стены и двери домов. Аббасу и раньше приходилось видеть такую походку и даже самому некоторое время шагать, таким образом. Внимательно присматриваясь к прительцам и напрягая память, он вспомнил, что во времена покойного Реза-шаха, когда он, Аббас, выражаясь словами самого шаха, исполнял хедматвазифе[95], их учили ходить таким важным шагом и так же твёрдо ставить ногу на землю. Тут он сразу сообразил, что люди, идущие по переулку, безусловно, офицеры. Но это его тоже не удивило, ибо положение обязывает высокопоставленных господ заботиться о себе. Человек, который сел на самолёт и прилетел в Иран, чтобы совершить здесь восхождение в горы, безусловно, не какой-нибудь безродный бродяга, и правильно, что он остерегается, как бы на извилистой горной тропе или на перевале кто-нибудь внезапно не напал на него. Вот почему он привёз с собой нескольких офицеров. Пусть они оберегают его, и если даже они не совершат ничего героического, то по крайней мере могут вспугнуть возможных злоумышленников.
Несомненно, эти американские офицеры знают, что они находятся в Иране, что здесь существуют свои законы и что ка этой территории господствует ислам. Они, конечно, хотят познакомиться с нравами и обычаями этой страны, а наш господин доктор, если даже он ничего собой не представляет, всё же немного грамотный человек и он в какой-то мере может помочь им в этом. Ведь он ещё в начальной школе заучил элементарные положения шариата. Вот почему эти несчастные сиротинушки тайком приходят к нему и в зимнюю стужу, и в проливной дождь. И если, не дай бог, они — да оглохнет шайтан! — почернеют от холода в горах Ирана и ангел смерти во время бурана схватит их осла за ногу, они смогут правильно дать ответы на вопросы Накира и Мункера.
Тут Аббас провёл рукой по лбу, голове и шее, погладил брови, снова поднял взгляд к потолку и мысленно поблагодарил господа бога за то, что внутрь этой тыквы, которая называется головой Аббаса, он положил на хранение крупицу разума.
До позднего вечера, несмотря на проливной дождь, Аббас с увлечением наблюдал за этими необычными гостями.
В отличие от «лавки» господина доктора Тейэбив лавке Аббаса в тот вечер не было посетителей. Кому придёт в голову в такую ненастную погоду идти есть рисовый кисель?
Аббас был не в настроении. Идти домой и ругаться там с женой и детьми не хотелось, и он не знал, куда бы ему приткнуться. Он вспомнил, что уже давно не виделся со своими друзьями. Этот шалопай Иззат-Олла, который при встрече обычно выкладывает целую книгу всяких историй, вот уже два-три дня не наведывался к Аббасу. Может быть, с ним стряслась какая беда? Может, он попал в руки полиции? Он ведь всегда болтает о чём не следует.
Тут серые глаза Аббаса наполнились слезами и глубокий вздох вырвался из его груди. Он вспомнил о незабываемых днях, проведённых с этим Иззатом-Оллой! Сколько раз они ходили вместе на поклонение к святым местам!
Аббас ещё помнит, как у стены «башни молчания» гябров[96] он нагнулся, а Иззат-Олла влез ему на плечи и, вытянув шею, посмотрел, что делается за стеной. Затем они поменялись ролями и Аббас взобрался на плечи Иззата-Оллы. До сих пор, когда Аббас вспоминает о том, что он увидел, у него по телу начинают бегать мурашки.
К высоким стенам без единой двери, образующим большой круг, были прислонены трупы стариков и молодых, женщин и мужчин, обёрнутые в белые саваны. Взоры этих мертвецов, казалось, были устремлены на него, Аббаса. У одних не было глаз — их выклевали стервятники и вороны, у других были объедены лица и головы, и Аббасу померещилось, что их черепа, осклабившись, смеются над ним.
Другие трупы почернели под солнцем, их губы и щёки высохли, на чёрных лицах сверкали белые зубы.
На те трупы, которые ещё что-то сохранили на своих костях, стаями налетали птицы, валили их на землю и клевали. Повсюду слышались удары птичьих клювов о голые кости.
У некоторых трупов начинал распадаться скелет: у одних отвалился череп, у других — руки, у третьих — ноги. Женщин можно было распознать по разорванному на груди савану.
Видно, хищные птицы обладают немалым вкусом и когда они слетаются на этот пир, то сперва набрасываются на самые лакомые куски, а затем уже пожирают остальное.
Аббас, увидев эту картину, содрогнулся, но всё же, зажав пальцами нос, хотел ещё немного постоять на плечах Иззата-Оллы, чтобы лучше разглядеть всё, что происходит в башне. В это время стая крупных стервятников которая до его появления была занята дракой, завидев человека, бросилась к нему. Аббас в ужасе спрыгнул вниз, схватил Иззата-Оллу за руку, и они бегом спустились с холма.
С того дня каждый раз, когда Аббас страдал бессонницей или когда он съедал на ночь варёный рис, лапшу, кашу или ещё какую-нибудь тяжёлую пищу, его преследовали кошмары — ему снилась башня, полная костей, мяса и клочков от разодранных саванов. Весь мир представлялся теперь Аббасу не чем иным, как «башней молчания» гябров.
Если кто-нибудь из гябров на улице поскользнётся и упадёт, отдав богу душу, вокруг него сразу же собирается толпа и все начинают бить себя кулаком в грудь, вопить, плакать и жаловаться на бренность земного существования. Затем покойника поднимают и несут к «башне молчания». Здесь к стене приставляют лестницу, на плечах втаскивают покойника наверх, а потом опускают с другой стороны и подставляют ему под мышки два костыля, чтобы он не упал.
Убедившись, что покойник укреплён прочно, люди расходятся, а родственники тут же начинают делить его наследство. Каждый стремится захватить себе как можно больше из того, что имел этот несчастный. Сам же он остаётся один-одинёшенек в башне, с двумя костылями под мышками. Он стоит так до тех пор, пока у него не оторвётся нога и он не грохнется головой о землю или же пока с его скелета не свалится всё мясо.
Время от времени к башне приходят родственники, приставляют к стене лестницу и смотрят вниз. Если мясо полностью отделилось от скелета, они собирают кости и хоронят их где-нибудь.
Для того чтобы обрести вечный покой, тело несчастного должно подвергнуться страшным истязаниям. С того самого дня как труп спускают в «башню молчания» и до тех пор, пока птицы не раздерут на кусочки его тело, даже самые близкие родственники несчастного не считают его мёртвым и не имеют права похоронить.
Да, господин Плешивый Аббас, таков мир! А разве эта картина не отражает в какой-то степени нашу жизнь?
Те стервятники, которых ты видел в гябрской «башне молчания», являются прообразами этих самых аристократов, благородных людей, министров, директоров, депутатов и других властителей мира, которые на твоих глазах важно выходят из великолепных автомобилей разных цветов и проходят в «лавку» господина доктора Тейэби. В жизненной «башне молчания» они стремятся ухватить своими когтями и кровожадными клювами лучший кусок.
Несчастный, который попадается в лапы этих стервятников, не сможет избавиться от них, пока они до последнего кусочка не сдерут с его костей кожу, мышцы и сухожилия и не сожрут всё это тут же на месте или не снесут часть добычи своим друзьям, знакомым, подручным и соучастникам.
