— Всякий хозяин плох, что в Париже, что в деревне — всё одно!

Сейчас роли Жака и Шарля переменились. Прежде Жак прислушивался к каждому слову «старого парижанина» Шарля и даже внимал его практическим советам.

Но мало-помалу Жак стал непререкаемым авторитетом для Шарля. Шарль восхищался начитанностью Жака, его знанием книг. Теперь не он Жаку, а Жак ему сообщал всё, что делается в городе. Шарль узнавал у своего ювелира главным образом столичные сплетни. Жак из кабинета и лавки приносил политические новости, которые сейчас все так жадно ловили.

Шарль очень ценил, что Жак никогда не показывает своего превосходства и охотно делится с ним своими знаниями. Он, как Жак в детстве, жадно смотрел на книжные шкафы в лавке. Но времени для чтения у бедняги почти не оставалось после утомительной для глаз работы ювелира. И он предпочитал, чтобы Жак пересказывал ему прочитанное.

Бессознательно Шарль стал даже подражать Жаку. Шарль присмотрелся к тому, как разговаривает Жак с тётей Франсуазой. Почтительно? Да, но без тени подобострастия или лести. Глядишь, Шарль тоже усвоил такой тон по отношению к господину Бажону. Может быть, хозяин даже не замечает этого, но Шарль полон достоинства, когда говорит с ним. А прежде этого не было.

Во время одной из бесед, когда она приняла особо доверительный характер, Жак рассказал другу историю Фирмена. Она поразила Шарля.

— Так вот какие люди томятся в Бастилии! А я-то, осёл, верил, что в Бастилию попадают только мошенники, фальшивомонетчики и злостные банкроты! — сказал он сокрушённо.

И когда Шарль со всем пылом, на который был только способен, потребовал, чтобы впредь все поиски Фирмена они вели вместе, Жак почувствовал, что Шарль потрясён до глубины души.

Жак теперь часто забегал в мастерскую господина Бажона. Сначала хозяин Шарля косился на стройного юношу, но мало-помалу переменил своё отношение к нему. Одно то, что Жак был в родстве с почтенной семьёй Пежо, хорошо его рекомендовало. К тому же юноша вёл себя так скромно и солидно, что господин Бажон стал встречать его приветливо. Теперь при появлении Жака он уже больше не принимался перевешивать на крошечных весах крупинки золота и осколки драгоценных камней, бросая на пришельца обидно-подозрительные взгляды. В них Жак читал опасение, как бы гость не соблазнился его сокровищами.

В этот раз Жак вбежал к Шарлю, запыхавшийся, взволнованный.

— Скорей кончай уборку, мне надо с тобой поговорить! У меня такие дела, такие дела!..

Шарль вытаращил глаза.

— Что ты говоришь! Неужто ты нашёл Фирмена?

— Экий ты скорый! — разочарованно сказал Жак. Он-то думал удивить друга, рассказав, какая ему выпала удача — он нашёл Эжени. А Шарль сразу решил, что найден Фирмен, будто это такое простое дело. — Отыскал я не Фирмена, а набрёл на след его невесты.

— Этой самой Эжени?

— Ну да, сейчас я тебе всё расскажу по порядку. Давай помогу тебе, чтобы ты скорей управился. — И, засучив рукава, он принялся помогать другу убирать мастерскую.

Когда наконец Жак начал свой рассказ, Шарль слушал его, затаив дыхание и не перебивая, хотя ему не терпелось поскорей узнать все подробности.

Как только Жак умолк, Шарль воскликнул:

— Надо первым делом разыскать Эжени!

— Да и разыскивать нечего. Я знаю её адрес.

— Я пойду с тобой!

— Нет! Я пойду один. Как знать, она может испугаться. Если она и впрямь тронутая, она и меня, наверное, не очень ласково встретит…

— Пожалуй, ты прав… Но, если через неё тебе удастся разыскать Робера, как быть тогда?

— Как быть?! — Глаза Жака сверкнули. — Я убью его! Убью своими руками!

— Ты? — Шарль растерянно взглянул на Жака. — Ты мог бы его убить?

— Он трус и предатель! Он предал самое святое, что есть на свете, — дружбу. Как же прикажешь с ним поступить?!

Шарль задумался, а потом робко спросил:

— Вот ты говоришь: друг. Робер был другом Фирмена. А ты… ты мне друг?

— Вот тебе и на! — рассмеялся Жак. — Неужто ты сомневаешься?

— Нет, я верю, что мы настоящие друзья. А если друзья, значит, всё друг другу говорить. — Шарль вдруг запнулся. Он вспомнил о Виолетте. Смутился и Жак. Он тоже подумал в эту минуту, что они с Шарлем всегда избегают разговоров о сёстрах Пежо.

Стараясь побороть смущение, Шарль быстро закончил:

— А главное, помогать друг другу в беде и в горе…

— В беде и в горе, это просто. А в счастье, в удаче, как тогда?

— Ну, это уж совсем просто. Счастье делить легко…

— Нет, нет, счастье-то как раз делить трудно! Возьми, к примеру: станешь ты через два года мастером-ювелиром, а потом, глядишь, и собственным делом обзаведёшься. А я? Я и к этому времени, и после всё буду бегать и в дождь, и в жару по набережным да по бульварам в поисках хорошей книги… Может, ты и вовсе не захочешь со мной знаться тогда.

— Что ты! Что за ерунду ты говоришь! — Шарль возмутился, и на его открытом лице выразилось такое искреннее негодование, что Жаку это даже доставило удовольствие. — Может, ты раньше меня в люди выбьешься и тогда скажешь: горе я готов с тобой делить, ну, а счастье ни-ни?

Тут пришла пора возмутиться Жаку.

— Ну, брат, это на меня совсем непохоже! И ты это прекрасно знаешь. Но вот что я сейчас подумал: о чём мы с тобой, два дурака, говорим? Разве счастье в том, чтобы быть богатым, хоть оно и неплохо и самому каждый день обедать, и чтобы все твои близкие сыты были… Счастье…

— В чём оно?

Жак задумался.

— Не могу ответить сразу. Знаю одно: не в сытости. А ты как думаешь?

— Как и ты. Но где искать счастья — не знаю…

Жак вдруг рассмеялся от души:

— У нас ещё есть время над этим подумать… Ты про Ореста и Пилада слыхал?

— Н-нет…

— Это были такие друзья — их дружбе ни разлука, ни беда, ни нужда не могли стать помехой. Этот миф мне ещё отец Поль рассказывал, когда я в деревне жил. А в лавке у меня чудесная книга про них есть. Приходи нынче ко мне, я тебе почитаю… Вот кто умел дружить!

— И мы сумеем! — твёрдо сказал Шарль.

— Сумеем! — подтвердил Жак. — И в беде, и в счастье! Дружить так дружить!

Когда, подойдя к маленькому домику, затесавшемуся между двух более высоких домов, Жак робко спросил у привратницы, живёт ли здесь госпожа Лефлер, она посмотрела на него очень внимательно и ответила вопросом:

— Поющая Сорока?

Он утвердительно кивнул головой.

В просторной комнате, куда его ввели, почти не было мебели. Вся обстановка состояла из кушетки, маленького столика, на который были кучей набросаны лоскутки какой-то шёлковой материи, мотки ниток разных цветов, обрывки всевозможных лент. Впрочем, в комнате было очень чисто. Такой же опрятной казалась сидевшая у стола с шитьём в руках женщина маленького роста, выглядевшая почти ребёнком. Однако, всмотревшись, Жак увидел сеть морщин на детском личике, румяном, похожем на печёное яблоко. Когда Жак приблизился, женщина подняла на него прозрачные, почти кукольные глаза. И только тут Жак заметил, что по полу, описывая круги возле женщины, ходит сорока, важно поглядывая чёрными бусинками-глазами.

— Вы ко мне? — спросила женщина молодым, слегка надтреснутым голосом. Видимо, что-то в Жаке — то ли его юность, то ли сдержанность манер — расположило Эжени, вызвало её доверие. — Вы друг Фирмена? Это он вас прислал?

Не дожидаясь ответа, женщина заговорила быстро-быстро, поминутно теряя связь между мыслями и словами:

— Вы, наверное, учились вместе с Фирменом… Я так боялась, что он заболеет. Там холодно, очень холодно… Я хотела вышить ему платок на шею. Вы знаете, когда болит голова, очень хорошо держать её в тепле… Я всегда это говорила Фирмену… — Женщина вдруг рассмеялась совершенно сознательно и добавила: — Ещё тогда, когда я не была Поющей Сорокой.