— Если ты говоришь не в шутку, а всерьёз, — сказал Жак, подумав минуту, — я скажу тебе правду. Конечно, прозвище Справедливый — хорошее, если оно дано по заслугам. Но я бы хотел заслужить прозвище Отважный. — Жаку вспомнился отец Поль, его слова о задоре и отваге. И он добавил: — Именно заслужить!

— Жак Отважный! — повторила Бабетта. И лицо её стало очень серьёзным.

Эта короткая беседа сразу сблизила Жака с Бабеттой.

Как-то к вечеру, когда читальня почти опустела, Жак, стоя за своей конторкой, углубился в чтение и не заметил, как к нему подошла Бабетта.

— Что ты читаешь, братец?

— Вряд ли тебе эта книга понравится!

— Дай всё же я взгляну. — И, перегнувшись через его плечо, Бабетта прочла вслух: — «Марат. “Цепи рабства”». А тебе нравится?

— Мне — очень.

— Ну, расскажи мне, о чём в ней говорится.

— Видишь ли… автор говорит… — Жак подыскивал понятные слова. — Он утверждает, что борьба против тирании — естественное право и даже священный долг народов…

— Постой, кто её написал? Здесь напечатано: «Марат». Я такой фамилии не слышала.

Жак смутился. Сам он почти ничего не слышал об авторе. Что же рассказать о нём Бабетте?

— Марат — врач. Только он сейчас не лечит больных, а пишет книги и статьи, выступает где может, проповедуя равенство людей.

— Я думаю, что поняла бы его книгу, если бы прочитала своими глазами то, что написано. Но ты зря, братец, думаешь, что меня занимает только рукоделье. Хочешь, я расскажу тебе, что со мной приключилось в воскресенье?

— Расскажи.

— Я пошла в церковь к мессе, взяла с собой, как всегда, молитвенник, а это был вовсе и не молитвенник…

Бабетта оживилась. От её обычной сдержанности не осталось и следа, синие глаза блестели.

— Понимаешь, это был совсем не молитвенник! — повторила она.

— Как так? Не понимаю.

— Это была светская книга — «Похождения Телемака» Фенело?на.[15] Я читала её дома, да так увлеклась, что взяла её с собой в церковь, а молитвенник оставила на столе.

Оба дружно рассмеялись.

— Представляю, как ты испугалась.

— Ещё бы! Я поскорей захлопнула книгу, прикрыла её, как могла, пальцами и шалью, а сама, уж конечно, думала не о молитве и не о том, что проповедовал кюре. У меня была лишь одна мысль, как бы ни он, ни Жанетта, с которой я была в церкви, ничего не заметили. Как ты полагаешь, большая я грешница?

И она снова засмеялась. Жак радостно смотрел на неё. Как непохожа она на сестёр: болтливую Виолетту и высокомерную Жанетту!

Между тем Бабетта легко встала со стула и направилась к двери. А Жаку так не хотелось, чтобы она ушла!

— Бабетта, куда ты? Я хочу сказать тебе что-то важное…

Бабетта остановилась, вскинула на него глаза.

— О чём это ты?

— Ты рассказала мне свою маленькую тайну. И я в ответ хочу доверить тебе свою, и даже не маленькую.

И, повинуясь безотчётному порыву, Жак рассказал ей всё, что сам знал о Фирмене Одри.

Бабетта слушала затаив дыхание.

— Что я могу сделать? Как помочь тебе в твоих поисках?

— Боюсь, ты мне ничем не можешь помочь… Вот я узнал, что невесту Фирмена звали Эжени Леклер или Лефлер, что она была белошвейкой и кончила тем, что сошла с ума.

— Постой, постой!.. — Бабетта наморщила лоб, силясь что-то припомнить.

— Неужели ты поможешь мне её найти?

— Не знаю… Может быть, это всё глупости, простое совпадение. Не хочу тебя обнадёживать понапрасну.

— Говори, говори, не тяни!

— Понимаешь, здесь на улице Муфта?р живёт белошвейка, то есть она не белошвейка… — волнуясь и путаясь говорила Бабетта. — Теперь она вышивает платочки и косынки, но когда-то шила и бельё… Она безумная, фамилии я её не знаю. Но имя тоже Эжени. В квартале её зовут Поющей Сорокой. Может быть, это она и есть. Я, конечно, не знаю. Но Виолетта что-то ей заказывает…

— Виолетта? Надо сейчас же с ней поговорить.

— Не торопись, братец! Даже не думай говорить с ней без меня. Ты же знаешь, какая она насмешница! Я поговорю с ней сама.

Оставшись один, Жак почувствовал раскаяние. Ведь рассказав Бабетте о Фирмене, он невольно согрешил против отца Поля. Но юноша тут же успокоился. «Бабетта сохранит тайну. Ей можно довериться во всём! К тому же она обещала мне помочь!»

Через несколько дней Бабетте удалось устроить так, чтобы они остались втроём.

— Послушай, Виолетта! — обратилась к ней сестра. — Как зовут ту женщину, которая в прошлый раз сплела тебе из кружев косынку? Помнишь, эта косынка ещё нам всем так понравилась!

— Поющая Сорока! А зачем тебе?

— А как её настоящее имя? Ведь должно быть у неё имя!

— Раз она сумасшедшая, не всё ли равно, как её зовут.

— Послушай, Виолетта, ты можешь быть серьёзной хотя бы на минуту? Расскажи толком всё, что ты о ней знаешь.

— А зачем это тебе?

— Это нужно не мне, а Жаку.

— Жаку?! Уж не книгу ли какую он хочет у неё купить? Так ведь разума у неё не больше, чем у её сороки… Жак, что ты хочешь о ней узнать?

— Прежде всего её имя.

— А зачем?

— Я знаю сам: её зовут Эжени. А фамилия Лекер.

— И вовсе не Лекер!

— Тогда Лефлер!

— А может быть, ни Лекер, ни Лефлер, а Леме?р!

— Перестань дурачиться, Виолетта! — прикрикнул на неё Жак.

Девушки ещё никогда не видали его таким сердитым.

Но Жак тут же спохватился, что суровость может только испортить всё дело и сказал уже другим тоном:

— Ты прекрасно знаешь, Виолетта, что если ты мне скажешь, как зовут эту белошвейку, я в долгу у тебя не останусь. Мне удалось купить на днях очень ценные книги и…

Жаку не пришлось договаривать: практичная Виолетта, так же как и её старшая сестра, знала, что выгодно приобретённые книги сулят им всевозможные удовольствия.

— Эжени Лефлер живёт не так далеко, — сдалась Виолетта. — Пройдись на улицу Муфтар. Все её там знают. Теперь она уже старая, совсем не выходит из дому, а когда-то, говорят, была красавицей. Притом она замечательная мастерица. И, даром что безумная, делает из шёлка такие цветы, что у неё их охотно заказывают важные дамы.

— А при чём тут Поющая Сорока?

— У неё живёт учёная сорока. У сорок-то вообще век короток. Так, говорят, какая-то добрая душа подменяет ей птицу каждый раз, когда старая умирает. Я, конечно, не знаю, правда ли это…

— Где же она живёт?

— Кто? Сорока? — с насмешкой спросила Виолетта.

— Да нет, Эжени Лефлер, конечно!

— Она живёт в доме девять по улице Муфтар…

Хорошо, когда у тебя есть друг! Услышал Жак от Адора последние политические новости, сделал удачную покупку, вот он и спешит поделиться всем этим с другом. А о письмах из деревни и говорить нечего! Кто, как не Шарль, должен первый выслушать, что происходит у Жака дома!

Новости из деревни приходили невесёлые.

Выслушав Жака, Шарль говорил:

— Да и у меня, признаться, тоже ничего хорошего нет. Приезжал наш сосед из деревни, рассказывал, до лета хлеба нипочём не хватит. Мы вдобавок живём так далеко, что, когда везём на мельницу наше зерно и оливки, тратим полдня на поездку туда да столько же на обратный путь. Дорога лежит через реку, там водовороты, а мостов нет. И всё-таки приходится возить хлеб именно туда. Ведь не сами мы себе мельников выбираем. Как прикажет сеньор! Дома, что у тебя, что у меня, никуда от сеньора не уйдёшь. Пляши под его дудку, и всё! Словно цепью к нему прикованы. Не то в Париже. Возьми хоть господина Бажона. Видит, что я стараюсь, он и даёт мне работу получше, пусть и потруднее. О тебе уж и говорить нечего — ты ведь сам себе хозяин…

А Жак вспоминал первый день своего пребывания в доме тёти Пежо, и в ушах звенел скрипучий голос Франсуазы: «Не любить книги надо, надо уметь предложить их покупателю!» Вспоминались и насмешки сестёр, и косые взгляды тётушки! Хорошо, хоть теперь она поверила в честность и добросовестность Жака и перестала проверять каждое вырученное и истраченное им су… Но разве Жак не зависит целиком от неё? И Жак горячо говорил: