Он плотнее прижал меня к стене.

— Что я должен делать?

— Пролезай. На первый взгляд невозможно, но, используя наш метод, удастся. Метод сюрреализма. Посмотри сюда.

Он указал мне пальцем на одно место в каменной стене, где ничего не было видно, и в тот момент, когда я, не раздумывая, почти вплотную приблизился к этому месту, чтобы лучше рассмотреть, непойманный барсук неожиданно вскочил мне на спину и стукнул меня головой об стену. Из глаз у меня посыпались искры.

— Х-ха, х-ха, х-ха, х-ха, х-ха...

Громкие раскаты смеха все удалялись и удалялись, стена, к которой я прилип, закачалась, земля вздыбилась и подняла меня, башня перевернулась, и в то же мгновение я потерял сознание.

Когда сознание вернулось ко мне, я был уже внутри башни.

Я находился в огромной комнате, залитой голубым светом, казалось, сверкает каждая капелька воздуха. Посреди комнаты стояла кровать, на ней лежал я.

Комната была плотно окружена камнями, они громоздились, создавая выступы и впадины, а вход и всякие хитрые приспособления были, видимо, где-то спрятаны.

Непойманный барсук, опершись передними лапами о кровать, с противной ухмылкой смотрел на меня:

— Наконец-то пришел в себя. Все хорошо, что хорошо кончается. Не нужно сердиться. Я благополучно доставил тебя в башню.

— Благополучно?!

— Хватит, успокойся. Порядок есть порядок, никуда не денешься. Я же предупреждал. Таков метод сюрреализма. Вход в башню — это мрак сознания каждого человека, пытающегося в нее проникнуть. Путь туда — мир тайных мыслей. Однако, прежде чем обнаружить этот путь, потребуется многое. Только истинный, выдающийся гений после великих трудов в конце концов попадает в башню. Благодаря открытиям профессора Фрейда и исследованиям Бретона-сэнсэя[15] этот путь, рассчитанный на широкие массы, был обнаружен. Можно сказать, то, что раньше было случайным, сейчас стало осознанным. Это прекрасно. Мы тоже, потеряв ориентиры, следуя за Шамиссо-кун[16], счастье отделения тела от тени рассматриваем как несчастье и нередко погружаемся в отчаяние. Это счастье, которое не могло родиться в прошлом веке.

Потирая невидимой рукой невидимый лоб, я сказал:

— Но я набил себе огромную шишку. Еще хорошо, место удачное, а то бы богу душу отдал.

— Все хорошо. Шишка совсем не видна, так что не беспокойся. Кстати, сколько будет три плюс пять?

— Зачем ты задаешь мне такой вопрос?!

— Разозлился? Тогда я спокоен. С головой твоей все в порядке. Если бы с ней что-нибудь произошло, я бы полечил. Ты читал, наверное, в газетах о новом методе лечения сумасшедших, именуемом лоботомией. В голове, в определенном месте, проделывается отверстие, в него вставляют нож и поворачивают. Символично, правда? Мне бы очень хотелось посмотреть на это.

— Хватит говорить чепуху. Тебе самому нужно было бы подвергнуться этой самой лоботомии.

— Это дело очень тонкое. Но все равно я не оставляю мысли когда-нибудь сделать такую операцию.

— Сделать такую операцию?! Но ты же должен знать, как ее делать.

— Конечно знаю. Я наизусть выучил все газетные статьи.

Мне бы не хотелось объяснять, почему я промолчал. Встав с кровати и немного подумав, я решил задать самый важный для меня вопрос из всех, которые можно было задать:

— Кстати, что я теперь должен делать?

Непойманный барсук ответил торжественно:

— Разумеется, в соответствии с твоим желанием ты начинаешь восхождение к Раю — абсолютной свободе, но до того, как это произойдет, ты должен совершить многое. Прежде всего, пройти церемонию вхождения в башню. В присутствии поколений героев Вавилонской башни нас поздравят с вхождением в нее. На этой церемонии нас официально признают членами башни, и мы сможем участвовать в ее жизни.

— Ты говоришь «герои», кто же входит в их число?

— Видишь ли, это самые разные люди. Есть даже такие, которые тебя очень удивят. Но есть и те, кого ты совсем не знаешь. Причем среди тех, с кем ты незнаком, встречаются люди чрезвычайно важные. Истинные герои, такие, как, например, ты, считаются в мире, где ты обитаешь, бездарями.

— Кого из этих людей я знаю?

— Начиная с Данте в древности и кончая такими выдающимися деятелями искусств, как ты сам...

— Данте, как известно, умер.

— По преданию. На самом же деле пропал без вести. При таких же обстоятельствах, с которыми столкнулся ты, он неожиданно исчез. Доказательством может служить то, что именно Данте является председателем Комитета по проведению церемонии вхождения в башню.

— Значит, я встречусь с самим Данте?

— Разумеется.

— Здóрово.

— С Бретоном-сэнсэем мы тоже встретимся. Для нас сэнсэй должен выступить с большой речью.

— Но ведь Бретон еще жив.

— Да. Но только сэнсэй занимает особое положение. Он выполняет специальную миссию посланца Вавилонской башни и поэтому часто посещает низменный земной мир. Его считают живым. Он является самым великим философом башни, человеком, давшим первое современное толкование феномена Вавилонской башни. Он владеет не известной остальным людям тайной выхода из башни и входа в нее. Из других людей, которых ты знаешь, твои товарищи Y., S., N. — кто-то из них погиб на войне, кто-то покончил жизнь самоубийством.

— S. тоже?

— Все они примут участие в церемонии.

— Но ведь они прозрачны и, следовательно, невидимы.

— Видимые, невидимые — все это глупости, которые не должны тебя беспокоить, об этом сегодня Бретон-сэнсэй подробно расскажет. Важнее...

Не закончив, он умолк и, поводя острыми ушками, сказал:

— Кажется, церемония начинается.

Тут же из одной из многочисленных впадин появился совсем как мой, но в два раза больший представительный непойманный барсук и, с той же ухмылкой подойдя ко мне, сказал:

— Поздравляю, Антен-кун, церемония вхождения в башню начинается.

— Благодарю вас.

Два непойманных барсука обменялись рукопожатием на европейский манер, потом поклонились друг другу по-восточному, демонстрируя взаимное расположение, но меня они полностью игнорировали, отчего я забеспокоился. Конечно, новый барсук меня, скорее всего, не видел, но, вместе с тем, от меня не укрылось, что он скользил взглядом по моему лицу и при этом вид у него был растерянный.

Мой непойманный барсук, слегка толкнув меня локтем, сказал:

— Данте.

Представляя себе Данте-человека, я увидел, что он печален, щеки запали. Печаль его так бросалась в глаза еще и потому, что он был прозрачен и не испытывал необходимости скрывать выражение лица.

Осмотревшись, я обнаружил, что из-за всех выступов, из всех впадин выходят большие и маленькие непойманные барсуки. Все они одинаково ухмылялись. Комната была уже битком набита, оставалось лишь небольшое свободное пространство вокруг стоявшей посредине кровати. Мы оказались вплотную прижаты к ней.

Мой непойманный барсук, снова тихонько толкнув меня локтем, прошептал:

— Смотри, знаменитый Хиссолини-кун[17]. Политики не любят становиться членами башни. Он один из немногих, являющихся исключением. Политики в башне получили прозвище «барсуки-дистрофики». Барсук Хиссолини-кун вначале был похож на высохшую мумию крысенка, но потом, когда Хиссолини-кун потерял рассудок, стал неправдоподобно быстро расти. Это, конечно, исключение, но, потеряв рассудок, тот же политик обязан сойти со сцены — вот в чем дело. Рядом с ним профессор Ницше, — сомневаюсь, что без его рекомендации удалось бы вступить в башню...

Лица барсука Ницше и барсука Хиссолини были закрыты огромными усами, и как следует разглядеть их было невозможно. Мой барсук, указав пальцем в другую сторону, прошептал:

— Вон тот барсук элегантного молодого человека — Дуцзы Чуня[18]. Ему с большим трудом удалось вступить в башню — только после второго испытания. Вспоминая о блужданиях Дуцзы Чуня и Данте в Аду, с благодарностью думаешь о Бретоне. О-о, барсук Дуцзы Чунь просто пьян. Смотри, как он качается. Наверное, его опять представляли великому поэту Ли Бо. А вот и Бретон-сэнсэй. Как он прекрасен! Какие глаза, какой блестящий черный нос, какой прекрасной формы серебристые усы, какие огромные клыки, а посмотри на хвост — из него можно сделать штук десять кистей по тысяче иен каждая...