— Значит, в конце концов я получу назад свою тень?

— Ничего подобного. Х-ха, х-ха, х-ха...

— Разве ты не собираешься отправиться со мной на Вавилонскую башню?

— Отправлюсь. Отправлюсь, конечно. Ты все еще капризничаешь, но рано или поздно мы отправимся туда. Никуда не денешься, ты же сам этого хочешь. Ты сейчас являешься выдающимся деятелем Вавилонской башни. Понимаю твою обеспокоенность. Это совершенно естественно. Твои желания лучше всех знаю я. Жить ты должен не в этом мире. Из того, что произошло с тобой сегодня, ты мог это прекрасно понять. Итак, твой великий сон, то есть противоречия между моим существованием и твоим телесным существованием, будет встречен с непониманием, ошибочным толкованием, враждебностью, страхом. Тебе это известно? Если ты и дальше будешь жить в этом мире, на тебя возложат ответственность за то, что случится в обществе. Прикрываясь твоим существованием, то есть появлением человека-невидимки, правые постараются сфабриковать версию об агрессии государства S. и совершить государственный переворот. Таков будет конкретный результат твоих мечтаний и планов. Разве это тот мир, в котором ты должен жить? В обмен на него — Вавилонская башня, где сон — реальность. Там твои мечты и планы — конкретное богатство. Любой твой сон осуществляется. Тебе обязательно следует отправиться туда.

Я крепко сжал руку непойманного барсука, пальцы на которой были похожи на человеческие или, по меньшей мере, на обезьяньи, и несколько раз стукнул ею по гробу:

— Выходит, тени мне не видать, да?

— Ну и надоедливый же ты.

— Я сделал великое открытие, касающееся тени. Потому-то я так настойчиво добиваюсь ее возвращения. Мне необходимо проанализировать ее.

— Знаю. Но это единственный твой план, не принятый на Вавилонской башне. Ты спросишь — почему? Потому что он отрицает мое рождение и, следовательно, перечеркивает смысл твоего собственного существования. Это самоубийственный план. Чтобы себя реализовать, нужно себя убить. Печально, но это так.

— Я хочу, чтобы у меня было тело. Жизнь свою я менять не намерен.

— Как же ты глуп! Познай себя. Ты должен отдать все силы, чтобы познать, что все это не ложные желания. Ну, решайся же.

Тон его был уверенным и безапелляционным. Я заколебался. Голова была как в тумане, состояние у меня было такое, что положиться на свое решение я не мог.

— Можно я минутки три подумаю?

— Пожалуйста, — приветливо, чего я не ожидал от него, ответил непойманный барсук. — Я догадывался, что ты мне так ответишь. Я с самого начала знал, в каком порядке все будет происходить: подумав три минуты, ты согласишься. Ответ может быть только положительным, поэтому твоим размышлениям я мешать не буду, с радостью жду ответа. Но через три минуты ты сможешь задать мне только один вопрос. О том, не идет ли все происходящее, как тебе представляется, в обратной последовательности. Вопрос трудный, и я отвечу на него прямо сейчас. Какая разница, до или после. С неприятным нужно покончить как можно скорее. Да, этот вопрос, думаю, небеспочвен. Результат всегда предшествует причине. Ты, видимо, думаешь именно так. Например, тень, являющаяся результатом существования тела, уходит первой, а уже потом исчезает тело. Тело, которое должно исчезнуть в гробу, сначала перестает существовать, а уже потом оказывается в гробу. В соответствии с такой последовательностью неизбежен результат, когда настоятельно требуемой конкретизацией заветного желания в конечном итоге будет смерть. Не является ли в таком случае Вавилонская башня обыкновенным кладбищем? Таким вопросом ты, безусловно, можешь задаться. Это так, если говорить о причинно-следственных отношениях. Это же было и в твоем изобретении: вариатор времени. Вспомни. Благодаря твоему изобретению время может теперь течь в обратном направлении. Следовательно, время становится управляемым, ты изобрел чрезвычайно удобный прибор, позволяющий по собственному усмотрению манипулировать временем. Вдумайся. Зачем потребовалась техника, заставляющая время идти назад с момента, когда ты лишился тени? Для того, чтобы принести тебе смерть? Ничего подобного. Ведь в этом случае, если бы все было оставлено как есть, естественная связь между причиной и следствием убила бы тебя. Наш замысел состоял в том, чтобы, следуя положительной причинно-следственной связи, перескочить через смерть, а потом, следуя отрицательной причинно-следственной связи, оставить то, что составляет смерть, в вакууме, — другими словами, приостановив смерть, уничтожить смертельную функцию смерти. Приостановленная смерть перестает быть смертью. Вот почему мое рождение, иначе говоря, то, что ты накормил меня тенью, было неизбежно связано с целью во имя вечности. Понял? Представляешь, как тщательно, рационально были спроектированы и конкретизированы твои мечты и планы? Мне бы не хотелось говорить, что все делается вопреки твоей воле. Ты должен гордиться грандиозностью своей мечты. Ну вот, прошло три минуты, не будем больше откладывать. Говори, что ты надумал? Таков порядок. Х-ха, х-ха, х-ха...

Решающей причиной моих колебаний было то, что мной владело гнездившееся в сердце сомнение, еще не оформившееся в вопрос.

Обессиленный, я оторвался от телескопа. Я слишком долго смотрел в него, отчего в глазах появилась резь — наверное, они опухли. Я прикрыл их рукой, но стоило отнять руку, как глаза перестали видеть, оттого что фокус хрусталика сбился. Через некоторое время зрение восстановилось, но в бескрайнем ночном небе лишь мерцали звезды, а гроба и непойманного барсука нигде не было видно. Вдали можно было разглядеть какую-то черную точку, но, может быть, я желаемое выдавал за действительное. Под окном те самые полицейские, привалившись от усталости к ограде, крепко сжимали в руках пистолеты, оглядываясь по сторонам налитыми кровью глазами. Завыла сирена пожарной машины, будто кошка, в кромешной ночной тьме вцепившаяся в забор. Окна домов, точно в испуге, спрятались за черными шторами; сигналы радио, передававшего, видимо, экстренное сообщение, сочились сквозь щели между ними на окаменевшую улицу.

Чем больше я думал, тем больше голова моя, казалось, отдалялась от моих раздумий. В изнеможении я прислушивался лишь к каким-то звукам в голове, напоминавшим шуршание насекомых в мусорном ящике. Это было какое-то страшное состояние прострации. Увидев падение в ночной тьме четвертого метеорита, я почему-то понял, что обещанные мною три минуты прошли.

Я снова прильнул к телескопу. И увидел гроб и зверя, находившихся теперь значительно ближе, чем раньше.

— Ну как? — спросил непойманный барсук со своей противной ухмылкой. — Ты, наверное, понял, что, кроме твоих собственных желаний, никаких других твоих желаний существовать не может?

Хотя я ничего не ответил, он, посчитав это само собой разумеющимся, сказал:

— Как я понимаю, ты согласен и мы можем отправляться.

— Я еще ничего не сказал.

— Хорошо. Меня устраивает и такая форма. Проблемой для нас является лишь сущность. То, что ты сказал yes, — факт неопровержимый.

Что за факт, о котором он говорит?.. Я хотел спросить, но сразу же поспешно замолчал. У меня уже не было душевных сил выносить его бесцеремонные вопросы и ответы, переругиваться с ним, и, кроме того, как это ни странно, мне начало казаться, что я в самом деле ответил yes. Собеседник, поняв мое состояние, сказал:

— Ну что ж, все прекрасно. — После этих слов он, точно фокусник, вытащил откуда-то лист бумаги. — Тебе известно, что это?

Это была моя петиция, которую я видел во сне. Я невольно кивнул.

— Это незаполненный мандат. Всем касающимся тебя поручено заниматься мне.

— Я кивнул не для подтверждения твоих слов, просто видел эту бумагу во сне, смысл ее действительно был такой.

— На ней было написано «Смертная казнь», помнишь? Это одно и то же. Такие-то дела... — Непойманный барсук свернул бумагу и затолкал в рот. — Проглотил. Х-ха, х-ха, х-ха, это одно и то же. Мы же сюрреалисты. Ну, поехали!

Гроб стал мягко скользить вниз и подлетел прямо к окну.