— Хорошо, когда хорошо…

— Конечно, хорошо…

Он повернулся в сторону, откуда донёсся голос. На диванчике справа от него сидела стайка молодых людей, которые громко разговаривали меж собой. И та фраза, что он отнёс на свой счёт, была сказана не в его адрес, а вырвалась из их диалога. Его раздосадовало то, что его мысли и их беседа случайно совпали. Оказывается, в месте, где много людей, случайностей тоже предостаточно.

— …два года, армия — три года, подожди всего лишь пять лет, сможешь? — негромко говорил молодой парень, одетый как студент, девушке, что сидела рядом и тоже выглядела как студентка. Лицо у неё было таким, что если бы он зашёл в чайную вместе со своим близким другом, то заметил бы ему, что эта девушка знает толк в мужчинах.

— Смогу. Но только ровно до тридцати лет, а как только исполнится тридцать, на следующий же день поминай как звали, — ответила девушка и засмеялась, будто сказала что-то очень смешное. «До тридцати. Ну и скукота…» — подумал он.

— Что будете заказывать? — подошла официантка.

— Кофе. И принесите, пожалуйста, спички!

Он вытащил сигарету и, постукивая ею по столу, начал размышлять: «В течение сегодняшнего дня, обязательно сегодня и только сегодня нужно куда-то пристроиться! Но что же, что же?» Официантка принесла кофе, и после того, как он всё выпил и выкурил подряд две сигареты, он нашёл ответ на свой вопрос: «Карикатуры. Надо будет попроситься в газету, где до этого ещё не печатали карикатуры. Но есть ли такая газета? Гм-м… надо хорошенько подумать…» Однако в его голове без конца крутились нарисованные им за всё это время герои его комиксов. Похожий на свинью директор, секретарша напоминающая кошку, смахивающий на ежа молодой бродяга, имеющий сходство с бульдогом коррумпированный чиновник… глупый, но честный верзила, Атом Икс, господин президент… Он курил сигарету за сигаретой… После третьей ему наконец пришла на ум одна газета. По его сведениям в ней ни один художник не желал помещать свои карикатуры, так как там был мизерный гонорар, к тому же, типографская краска была низкого качества и пачкала. Это была газета, специально открытая одной частной компанией для своей собственной пропаганды. От других он слышал, что на саму газету много средств не выделялось, поэтому она и находилась в таком плачевном состоянии. Однако ж и там, наверно, найдётся человек, который имеет хоть некоторое представление о карикатуристах. Надо сходить!

Он вышел из чайной и сел на автобус. В автобусе захотелось присесть, но мест не было. Из-за того, что в животе бурлило и всё больше болело, ему было тяжело стоять, держась за поручень. Сидящая перед ним студентка со скромно потупленным взором безропотно поднялась и уступила место. Однако не ему, а рядом стоящему старику. Автобус сильно потряхивало. В животе началась революция. Казалось, что прямо сейчас всё содержимое кишечника выльется наружу — он посильнее сжал ноги. Изо всех сил вцепился в поручень и, практически повиснув на нём, отдал своё тело во власть автобусной тряски. На лбу выступили капельки пота, губы пересохли. Он прикрыл глаза.

— Молодой человек! Что, укачало?

Он открыл глаза. Глядя снизу вверх, к нему обращался старик, место которому уступила студентка.

— Что-то на тебе лица нет.

— А, да… живот… недавно операцию перенёс… — ответив так, он сам себе поразился. И с каких это пор он стал таким изобретательным? Вышло, что он просит старика уступить ему место. Старик действительно поднялся и проговорил:

— Присаживайся…

— Да нет, не вставайте, ничего страшного.

— Садись, говорю…

Старик взял его за руку и усадил на место. Он покраснел.

— А что за операция-то?

— Да ничего особенного…

— Аппендицит что ли?

— Да-да… аппендицит… — ответил он, уповая на то, что старик навряд ли попросит показать живот прямо в автобусе.

— У меня внук тоже аппендицит удалил.

— Неужели?

— Сейчас появилось много болезней, которых раньше не было. Жисть тяжёлая пошла, вот, видно, и болезней новых поприбавилось.

— Да вряд ли… Скорей всего, они и раньше были, только о них не знали, вот и всё.

— Думаешь? Ты, поди, тоже переживал из-за пуканья?

— Что-что?

— Да мой внук после операции почти три дня не мог пукать, вот и извёлся весь… А у тебя через сколько дней всё пришло в норму?

— Гм-мм… ну… даже не скажу…

— А к моему врач по нескольку раз на дню заходил и всё спрашивал: «Ну что, пукать начали? Не начали?» Выходит, если запукал, значит и операция удалась… Поживёшь с моё на свете, так ещё и поволноваться успеешь, что пукнуть не получается.

И старик во весь голос расхохотался… Все пассажиры в автобусе тоже захохотали. В животе же его продолжало бурлить. Кажется, даже немного просочилось наружу… Он судорожно повторял про себя: «О Боже, Боже! Как только выйду из автобуса, надо будет сразу же купить и выпить левомицетина. Вот только выйду — и сразу же!» Но выйдя из автобуса, он быстрым шагом направился в искомую им редакцию газеты.

Слава богу, у лестницы, ведущей на второй этаж, стоял и уже начал было подниматься какой-то человек.

— Не подскажете, где тут туалет? — спросил он.

— Так-так-так… Погодите-ка, где же здесь ближайший туалет… А! Точно! На первом этаже есть… — ответил ему невысокий человек в очках и проводил до туалета. Когда он открыл дверь и уже намеревался зайти в кабинку, проводивший его человек с улыбкой пошутил:

— Приятного вам облегчения!

Он попытался улыбнуться в ответ, но вместо этого лицо исказила гримаса.

Сидя в туалете, он подумал про жену, теребя приготовленную ею туалетную бумагу: «Пошла ли в кино? Скорей всего, пошла. И, наверняка, на картину, где Чве Му Рён и Ким Джи Ми[49] заставляют людей плакать. Каких только профессий на этом свете нет! Мне надо смешить людей, Чве Му Рён должен доводить их до слёз». И он начал перебирать в уме людей, чьи имена стали знаковыми. «Если ты прослывёшь человеком, которому можно доверять, то считай дело в шляпе. А когда ты какой-то безвестный карикатурист Ли, то, как ни крути, дело тут швах. Поверит ли мне эта газета? Знают ли они этого человечка, что скрючился сейчас в их туалете и который чуть ли не с молитвами в сердце собирается просить их о спасении? Этот человек проработал около двух лет в некой газете, рисуя карикатуры. И хотя он особо не надеялся на репрессии, однако же, в случае, если его всё-таки схватят, он был к этому морально готов и мог воскликнуть: „Ах! Вот, значит, как!“ Ведь, кроме всего прочего, он — гражданин своей страны и выразитель народного возмущения, которое порой, не ведая страха, атакует правительство и высмеивает тёмные стороны общества. Итак, к вашим услугам некий карикатурист Ли!»

И всё же, несмотря на это, он никак не мог набраться смелости, чтобы обратиться с просьбой. Торчать здесь уже не было необходимости, но он, по-прежнему скрючившись, продолжал сидеть в туалете, пытаясь собраться с духом. Хотелось курить, но не было спичек. «Надо выпить левомицетина. И ещё купить коробок спичек», — без конца крутилось в его голове. Он пытался сейчас по возможности думать только о всякой ерунде. Ему казалось, что когда всякие глупости заполнят его голову, они смогут вытеснить оттуда мысль о трудоустройстве, и только тогда он сможет толкнуть дверь редакции. Для начала безрассудно заскочить и оказаться по ту сторону двери, а уж потом ничего не останется, как отыскать заведующего культурным разделом. А если очень повезёт, и там окажется кто-нибудь из знакомых, то попробовать заручиться его помощью. У него затекли ноги, и когда на корточках уже невмоготу стало сидеть, он встал. Натянул штаны, торопливо вышел из туалета, и, как будто у него было какое-то срочное дело, быстрым шагом направился в сторону редакторского отдела. Он знал, стоит ему только замешкаться — он так никогда и не сможет войти туда. Наконец, он открыл дверь и зашёл в кабинет.

Действительность превзошла все его ожидания — внутри было так тесно и грязно, что он даже растерялся. Он спросил девушку, которая сидела за столом ближе всех к нему, на месте ли редактор. «Вон там…» — показала она в направлении, где сидел, поглядывая и улыбаясь в их сторону, тот самый человек, что совсем недавно проводил его до туалета.