И ничего не происходит.

– Что, щенок? Ждешь награду за смелость? – «мясник» до сих пор улыбается, даже шагнул ближе, целясь в меня из «грача». – Ладно, убью тебя быстро!

«Неужели не сработало?!» – мелькает отчаянная мысль. Как завороженный, я смотрю в темный зрачок пистолета. Это длится долго – может быть, целую секунду… И вдруг «мясник» вскрикивает, будто его укусила змея.

Скатывается с крыльца, выронив оружие. Хрипит, корчась. Наверное, ему очень больно – так, словно кто-то невидимым ножом вспарывает его потроха.

Я вздыхаю – глубоко, облегченно. И наконец-то разжимаю сведенные судорогой пальцы – уже бесполезный, тонкий стержень выпадает на траву.

Я не ошибся. Это была «чертова игла» – та самая, о которой рассказывал Петрович. Мне удалось ее активировать. И значит, «мясник» еще пару часов будет хрипеть в невыносимых муках – прежде чем околеет.

Я обхожу его вздрагивающее тело, поднимаю с земли отцовский «грач». Шагаю в дом, пересекаю коридор, распахиваю двери чулана. Спускаюсь в открытый люк. И замираю внизу, будто наткнувшись на невидимую стену.

Подвал – слабо освещен. Но даже тусклого огонька диодной лампочки хватает, чтоб понять…

ОПОЗДАЛ!

Едкие ароматы крови и горелого мяса бьют в ноздри – так что перехватывает дыхание. А в углу скорчилась фигура – почти неузнаваемая…

И все-таки я его узнаю. Все-таки я могу рассмотреть даже то, что не хотел бы видеть, – с непоправимой, мучительной ясностью…

ОПОЗДАЛ!

Несколько секунд я не двигаюсь – будто ноги примерзли к полу. И наконец делаю шаг ближе, стараясь не вступить в широко растекшуюся мутно-бордовую лужу.

Мне страшно и невыносимо горько.

А он, этот полумертвец, вдруг открывает глаза и хрипит радостно:

– Глеб!

Его лицо, бледное, как вечернее небо, почти серое. Но Андрюха улыбается – словно ему полегчало в эти последние минуты.

– Глеб… ты такой молодец… – шепчет разбитыми губами. – А мне казалось… ты уже не вернешься…

Я проглатываю ком в горле. Пытаюсь ответить что-то бодрое:

– Да ладно, Андрюха… Разве я мог по-другому? – и торопливо отворачиваюсь, чтоб он не заметил предательские слезы. – Я ведь дал тебе слово… Слово трикстера!

…Солнце поднималось выше. А ветер качал кроны. Золотые листья слетали с веток и порхали, как растревоженные бабочки.

Один из листков опустился прямо в мою ладонь. Он оказался теплым, будто живым.

Я сжал ладонь, впитывая это тепло.

– Смысл есть всегда… Раз обещала – она сделает все возможное. Понимаешь, Ромка, мир не загнулся окончательно лишь потому, что еще есть люди… Люди, которые знают цену каждому слову… Она – из тех, кто знает.

– А ты… знаешь?

Я молчал, вслушиваясь в чириканье воробьев. Меньше всего мне хотелось казаться героем. Герой из меня – еще тот. Наконец озвучил:

– Иногда бывает трудно… почти невозможно оплатить эту цену. Но мы все должны стараться.

– То есть будем ждать дальше… – прошептал Ромка.

– Кид же говорил – неделя крайний срок. Потом он пошлет запрос в Центр – возможно, операцию придется перенести.

– Перенести? А если будет поздно?

Я вздохнул. Мне нечем его успокоить. Разве что в который раз озвучить правильные фразы:

– Центру виднее. Россия большая, а таких, как мы, – очень мало. Вдруг понадобилась срочная помощь в другом месте? Вдруг от этого зависит чья-то жизнь?

– Жизнь? – Ромка сморщился, как от боли. – А что, про тех, кого увезли в Зону № 9, уже забыли? Или их жизни ни хрена не стоят?

Я не ответил.

Что тут вообще скажешь?

Я-то не забыл – ни Алену, ни Женю. Так же, как всех остальных, захваченных бригадами полицаев-«эвакуаторов», – всех, кого мы обязаны спасти. А еще помню про сотни, тысячи других, которые гибнут каждый день. И которых – спасать некому…

Когда мы подписывались на эту операцию, все уже было оговорено – Невидимая Армия отдает приказы, а мы их выполняем.

Это правильно и разумно.

Особенно когда воюешь против целого мира…

Но что толку повторять это лишний раз? Ромка и сам это знает. Знает, но опять видит перед собой лицо Алены. И ее глаза – в тот день, в тот час, когда за ней пришли полицаи на службе упырей…

– Расслабься, – хлопнул я его по плечу. – Мы успеем! Думаю, Настя уложится в сроки…

Его успокаиваю или себя?

Что-то Кид долго ковыряется в машине. Я встал, обошел сарай. Фургон был закрыт, а капот «Газели» поднят. Хмурый Кид стоял рядом и задумчиво вытирал грязные руки ветошью.

– Груз в порядке? – на всякий случай уточнил я.

– А что ему сделается… – сердито отозвался Кид.

Интонация мне не понравилась.

– Случилось чего?

– Мотор накрылся.

– То есть… как накрылся?

Что за пургу он несет? Как такое вообще возможно? Уже шестой день эта чертова «Газель» стоит на приколе!

– Сам глянь, – махнул он рукой.

Я подошел ближе. И оцепенел.

«Тудыть его в качель!» – не зря мне так погано спалось.

Внутренности машины – будто изъедены оспой или побиты шрапнелью. А в моторе чернеет пара сквозных дырок…

– Наверное, мелкие плазмоны, – сухо предположил Кид.

– Да какие плазмоны! Откуда? Видишь, совсем не оплавлено. Да и снаружи – нет входных отверстий…

Он хрипло матернулся. В сущности, без разницы, что это было. Главное – конечный результат.

– …И где мы эту дрянь подхватили?

Я сердито сплюнул. Откуда мне знать? Можно только догадываться.

– Наверное, когда срезали через Синюхинский лес…

– По карте – там чисто.

– Все меняется. На картах многое не указывают.

А я, когда ехали, чувствовал кожей… Чувствовал и понадеялся, дурак, что как-нибудь обойдется.

Подошел Ромка и изумленно глянул под капот. Растерянно выдавил:

– Не понимаю… От Синюхинского леса – тридцать километров. Вы ж помните, оттуда докатились, как по маслу! А здесь на месте я проверял – все было нормально…

– Тогда и было нормально, – буркнул я, – Это ведь не сразу проявляется. Несколько спор железной чумы попали через радиатор. А сейчас видим последствия…

Ромка нервно кашлянул. После ранения, когда волнуется, у него всегда начинается кашель.

– Лекарство прими, – напомнил я. А Кид продолжал мрачно изучать дырявый двигатель. Сухо уточнил:

– Считаешь, чума? – пальцем постучал по нетронутому цилиндру. – Обычно она все подряд съедает…

– Да, если б мы в Зоне нарвались. Там – ест все без разбору, вплоть до змейки на штанах и подковок на ботинках… А тут – для нее некомфортные условия. Кстати, если б мы раньше заметили – хотя бы пару дней назад – достаточно было бы смазать сверху машинным маслом.

– И что, помогло бы? – подавленно спросил Ромка.

– Вполне.

Для этого просто надо было вовремя заглянуть под капот. Только никто не удосужился…

Я вздохнул, отворачиваясь.

– Простите, – тихо сказал Ромка, – это моя «Газель» и моя вина… – он опять закашлялся.

– Расслабься, – буркнул я.

Уж его точно глупо обвинять. А вот мне сам бог велел перестраховаться…

Я глянул в лужу на свое серое нелепое отражение.

Ну что, болван? Захотел поиграть в неврастеника? Вот тебе и реальный повод понервничать…

– Что там с электромотором?

– По-моему, цел, – отозвался Кид.

– А коробка передач, ходовая часть?

– Уже смотрел. Вроде в порядке.

Тогда есть вариант. Наша «Газель» гибридная, аккумулятора хватает километров на семьдесят…

– Можно зарядиться от мю-генератора! – оживился Ромка.

Кид забрался в кабину и щелкнул на панели тумблером, включая электронику. Через секунду мрачно доложил:

– Не выйдет. Аккумулятору, по-моему, тоже кирдык!

– Что, оба модуля… сразу?

– Правый – ноль высвечивает. А левый – только 30 % заряда. – Кид полез под заднее сиденье и вытащил почерневший, усеянный мелкими дырками аккумуляторный модуль. Повертел его в руках и уронил на траву. Сухо сообщил: – Второй – в чуть лучшем состоянии.