— Это живая вода? От нее поправляются?

— Конечно!

— К утру я буду здоров? И без уколов, да? — встрепенувшись, вновь приподнимается он на постели.

— Ты сильно охладился в дождевой воде. Но Федор Степанович вылечит. Ты же знаешь…

Алеша всхлипывает и отворачивается от ночника. Видимо, от него-то так жарко и душно.

Добрые руки гладят его голову, пылающий лоб.

— Ты не уходи, — успокаивается он.

— Нет, что ты! Я всегда с тобой.

Утром приходит доктор Федор Степанович. Он выслушивает Алешу, закрыв глаза. Седая голова доктора склоняется к самой Алешиной груди. На лице Федора Степановича много глубоких морщин. Большой шрам пересекает правую щеку. Доктор кажется старым усталым человеком. Но вот он открывает глаза и улыбается. И от старости не остается следа. Серые глубокие глаза смеются так озорно и весело, будто доктор только что сотворил какую-то большую шалость.

А шалости он выдумывает без передышки. Под большим секретом мать рассказала Алеше, как доктор кудесит в своей детской больнице. Он приносит в палаты конфеты и игрушки и незаметно подсовывает больным детям под подушки и в карманы халатиков. А то положит потихоньку кому-нибудь в тумбочку книжку с картинками и надписью: «Со скорым выздоровлением. Старик Хоттабыч».

Все ахают от удивления, стараются проследить, кто же этот таинственный Хоттабыч и когда он проникает в палаты. Сестры и врачи из детской больницы догадываются, чьи это проделки, но посмеиваются и молчат.

Однажды Алеша пожаловался доктору, что больше не может пить горькое лекарство, которое называется хлористым кальцием. На другой день Федор Степанович принес в кармане другое лекарство, и они с Алешей благополучно переменили бутылки.

— Помалкивай, а то мне несдобровать, — предупредил доктор. — В сущности, это снадобье не менее полезно, чем твой хлористый кальций. Но как на это дело посмотрит мама — вопрос. Скорее всего, отрицательно.

Новое лекарство оказалось вкусным, и Алеша напоминал матери, когда она забывала вовремя дать ему питье.

Мать радовалась и удивлялась. Но вскоре она застала Алешу с бутылкой в руках.

— Хотел попробовать, не испортилось ли… — смутился Алеша.

Тогда мать сама попробовала лекарство и озадаченно посмотрела на сына. Глаза ее сердито сузились.

— Федор Степанович? — только и спросила она.

Алеша жалобно сморщился и спешно начал что-то искать в кармане штанишек. Он вытащил оттуда бумажку от шоколадной конфеты «Тузик», гладко оструганную новым перочинным ножиком палочку и стеклышко для игры в классы. В кармане больше ничего не было, но Алеша продолжал шарить в нем.

Случилось так, что в это самое время явился Федор Степанович.

— Расплата за грехи? — посочувствовал он Алеше, не подозревая, что история с бутылками раскрылась.

Мать строго прервала доктора и велела Алеше идти играть, пока она поговорит с Федором Степановичем.

— О чем? — с тревогой спросил Алеша. — О лекарстве?

Он повернулся к доктору и сказал жалобно:

— Я помалкивал. Она сама догадалась. Что теперь с вами будет?

Доктор сейчас же опустил голову и сложил на груди руки:

— Простите нас великодушно!

Мать очень рассердилась и прощать их отказалась. Алеша и Федор Степанович весь день ходили за ней и угадывали ее желания. Они купили к чаю клубничного варенья, вымыли посуду и полили старую пальму. Они заглядывали в глаза матери с искренним раскаянием и просили сменить гнев на милость.

Наконец мать простила Алешу, а доктора нет. Она сказала, что теперь он вышел у нее из доверия.

Вероятно, Федору Степановичу долго бы пришлось снова входить в доверие, но заболел Алеша, и мать сразу подобрела.

Выслушав и выстукав больного Алешу, доктор потихоньку спрашивает:

— Болтался в дождевой воде, конечно?

Алеша приподнимает с подушки пудовую голову, чтобы рассказать про бригантину и двух отважных капитанов Шима и Рика. Но слова не идут с языка, глаза сами закрываются.

— Перестарался, приятель, — укоряет доктор. — Для начала пробежался бы разок по луже и хватит. Ты ведь у нас тепличное создание.

— Ох, Федор Степанович! Когда вы, наконец, повзрослеете? — с досадой говорит мать.

— Всю жизнь с малолетним народом вожусь, вот и перестал быть взрослым.

Алеша открывает глаза:

— Но вы хороший…

Мать больше не уезжает по утрам в институт учиться. И не занимается вечерами за своим письменным столом. Она не отходит от Алеши ни днем, ни ночью. Федор Степанович говорит, что мать стала бледнее Алеши.

— Идите спать, — велит ей доктор и подсаживается к Алешиной постели. — Дать лекарство и проверить пульс я смогу не хуже вас.

— Еще бы! Но я не засну… без Алешки. Я подремлю рядом, — виновато просит мать.

— Тогда извольте спать днем, — хмурит седые брови Федор Степанович. — Хоть немного.

На следующее утро Саша по приказу доктора приходит в спальню к брату.

— Иди, мама, иди! — говорит она матери строго. -Будешь спать, пока не разбужу.

Но мать еще долго не расстается с Алешей: укрывает, поправляет подушку, измеряет температуру.

— Когда же она наконец упадет? — расстроенно шепчет она, глядя на термометр.

Саша начинает сердиться:

— Я позвоню доктору, что ты не спишь.

Мать уходит.

Разговаривать Алеше запрещено: от этого поднимается температура. Слушать чтение ему тоже нельзя: утомительно. В первый раз он лежит спокойно и молчаливо. Почему-то у него не сбито одеяло. Почему-то подушка на месте…

— Лешка, почему ты так быстро дышишь? — не выдерживает Саша.

Ему лень шевелить губами, и он молчит.

— Лешка, почему ты такой? — она с откровенным страхом подходит к нему.

— Болею… Не видишь… — недовольно, нехотя бормочет он. Он говорит так, будто он старший брат, а Саша младшая сестра. Но она не обижается. Она опускается на колени перед кроватью и заглядывает в его полузакрытые, потемневшие от жара глаза.

— Ты поправляешься, Леха? Правда?

— Поправляюсь… — вяло соглашается он.

— А что у тебя болит?

— Лоб… — шевелит он губами беззвучно.

Но она угадывает. Меняет на его голове согревшееся полотенце, дует на лицо.

Приходит короткий сон. Он приводит к Алеше отца. Его быстрые твердые шаги раздаются в коридоре, дверь открывается…

— Здравствуй, Леха!

— Наконец-то ты приехал, — счастливо смеется во сне Алеша.

— А я за тобой. Нас ждут в тайге.

Алеша отбрасывает одеяло и, тяжело дыша, пытается встать. Он оглядывает комнату воспаленными глазами.

— Уже ушел! Ты же обещал подождать… Ах, папа, папа!

Он плачет навзрыд.

— Лешенька, — пугается его слез Саша, — тебе все приснилось. Папа в тайге. Не плачь, пожалуйста, мама может проснуться.

Он закрывает ладонями глаза и силится справиться с рыданиями.

— Леха! Что ты ревешь, как маленький Яша? Открой глаза. Я тебе что-то подарю. Я дам… дам…

Он приоткрывает заплаканный глаз.

— Ну, че-его да-ашь? — он всхлипывает и открывает второй глаз.

Минуту Саша колеблется.

— Альбом! Мой альбом с марками! — говорит она решительно.

— Насовсем?! — спрашивает потрясенный такой щедростью Алеша.

— Насовсем! Если ты, конечно, не будешь реветь и начнешь поправляться.

— Честное пионерское?! — не верит он.

— Честное пионерское.

— Неси! Я уже поправляюсь.

Алеша садится в постели. Но как только дверь за сестрой закрывается, бессильно валится на подушки и закрывает глаза. Когда Саша входит с альбомом, он робко спрашивает:

— Ты не во сне? Ты настоящая?

На всякий случай он прячет альбом под подушку и уверяет ее, что голова у него не болит. Почти…

Вечером, как всегда, приходит Федор Степанович. На этот раз Алеша встречает его без радости, задумчивым молчанием. Доктор украдкой бросает на Алешу тревожные, испытующие взгляды.

— Ему стало хуже? Вам так кажется? -с убитым видом спрашивает мать.