– Правильно, Петрович, – шутили друзья. – Береги боезапас.
В Питере отстреляешься по полной программе. Обозов смущенно отмахивался и с новой силой погружался в учебники.
В академию Обозов поступил. А вот «отстреляться по полной программе» – сорвалось. Обожаемая жена, как выяснилось, давно ему капитально изменила и, не поднимая шума, потихоньку зажила с новым мужем, далеким от морских скитаний. Новоиспеченный слушатель академии ей нужен был только для того, чтобы оформить развод. Обидно, конечно за Петровича, но и такое каютное затворничество – это тоже перебор.
Мартын Зайцев сидел в комнате начальника караула и нерешительно поглядывал на телефон. Он сомневался: прямо сейчас позвонить Дзинтре или отложить удовольствие на двадцать минут, за которые он проверит караул и сделает соответствующую запись в журнале. Решил отложить. Сначала служба, а потом уж безмятежный разговор, которому не будут мешать мысли о невыполненных обязанностях. И Мартын отправился проверять караул.
Слово «ало» произносится на всех языках одинаково. Это удобно. Особенно в том городе, в котором имеют равное хождение два языка, Скажем, латышский и русский. И если тот, кому звонят, обоими языками владеет. И, услышав отзыв на свое «ало», подключает нужный язык. Например, услышав «Здравствуй, Дзинтра, это Мартын», подключает не только нужный язык, но и нужную интонацию и говорит:
– Здравствуй, Мартын, когда мы увидимся? Я уже соскучилась!
Тепло и доверительно.
Мартын представил себе девушку в домашней обстановке, почему-то в зеленом халате, желанную и доступную.
«Что я тут делаю в тусклых стенах с «героикой в рамке», когда в получасе ходьбы отсюда…» – мелькнула шальная мысль. Мелькнула, не больше.
– Я тоже соскучился по тебе, Дзинтра, но сегодня я не приду: Я в карауле. Здесь есть городской телефон, я тебе позвоню еще несколько раз… Когда ты ляжешь спать?
– Я бы лучше легла спать с тобой, – сказала Дзинтра. Мартына кинуло в жар.
– Не издевайся надо мной, милая Дзинтра. Я же на службе.
– Мартын, – помолчав, спросила Дзинтра, – а если бы мы встретились, ты бы меня поцеловал?
– Поцеловал бы, Дзинтра.
– Крепко? Мартын тихо сказал:
– Нежно.
– Очень мило, – послышалось в ответ. – А я бы тебя – крепко.
– И я бы – крепко.
– А еще что бы ты сделал?
– С тобой?
– А с кем же? – рассмеялась Дзинтра. Мартын дышал в трубку и молча волновался.
– Ты покраснел? – поинтересовалась Дзинтра.
– С чего ты взяла?
– Так, подумала. Рыжие вообще чуть что – краснеют.
– Не дразнись! – бухнул Мартын.
– Так что бы ты сделал? – не унималась коварная латышка.
– Я бы развязал пояс твоего халата.
– Халата? Какого халата?
– Зеленого.
– Почему зеленого?
– Под цвет твоих глаз.
– Ты очень милый. Но у меня нет зеленого халата.
– Жаль.
– А что другой халат ты бы развязывать не стал?
Какое-то озорство овладело Мартыном. И он вместо прямого ответа вдруг спросил:
– Честно сказать или соврать?
На другом конце провода раздался смех.
– Скажи честно.
– Я бы снял с тебя любую тряпку, какого бы цвета она ни была.
– Мартын, ты такой хороший, но зачем ты пошел сегодня в этот дурацкий караул?
– Потому что я военный человек, Дзинтра, – грустно, но с достоинством сказал Мартын.
– Я это заметила еще в кафе, – парировала остроумная девушка. Помолчав, продолжала: – Ну ладно, с халатом справились. А что бы ты потом стал делать?
– В каком смысле? – задал Мартын довольно глупый вопрос.
– В простом. Что бы ты стал снимать с меня после халата?
Мартыну стало больно. Он просунул руку в штаны и заправил то, что рвалось вон из брюк, за пояс, схваченный тонким ремешком.
– Ну, хватит, – мягко сказал он. – Я же на службе!
– На своей дурацкой службе! – подхватила девушка. И участливо спросила:
– Разобрало тебя?
– Да уж, – честно признался Мартын.
– Понимаешь, мы так мало знакомы, и у нас так мало общих интересов для разговора… А эротика это – общий интерес.
– Эротика?
– Да. То, о чем мы с тобой говорили – эротика. Ты что, Мартын, необразованный?
– Я? Почему? У меня высшее образование.
– Необразованный, необразованный, я чувствую. Но мы займемся твоим образованием, ведь так?
– Так. Сейчас я прощаюсь. Тут дела у меня. Ближе к ночи позвоню.
– Позвони, позвони, я спою тебе песенку. Сейчас прорепетирую, а когда ты позвонишь, – спою.
Мартын положил трубку на рычаг и долго сидел, безвольно опустив руки и поматывая рыжей головой. Надо же: эротика!
Он позвонил ей в двадцать три часа десять минут – после смены караула.
– Как долго тебя не было, – упрекнула Дзинтра. – Голос ее был теплым и доверительным. – Я приготовила для тебя песенку. Вот послушай… Я только подтяну телефон к пианино и приспособлю трубку… Вот так. Тебе слышно?
Голос ее удалился, ослаб, но Мартын сказал, что да, слышно.
Она пела под собственный аккомпанемент латышскую песню. Слов Мартын, конечно, не понимал. Мелодия не произвела впечатления. Она была какой-то слишком правильной, «квадратной», без неожиданных отступлений, убеганий и возвращений, которыми изобиловала советская музыкальная эстрада. Но было трогательно уже то, что девушка поет в телефон специально для начальника караула Мартына Зайцева.
Потом Дзинтра сказала, что это народная песня, латыши поют ее в семейном кругу и в застолье. Это было странно. В застолье? Такую «гладкую» песню, безо всякого озорства? Как по-разному у всех…
Они поговорили об этом. Потом договорились, что в среду Мартын придет к Дзинтре в гости. На прощанье девушка поцеловала микрофон телефонной трубки. Мартын положил трубку на рычаг, стер с лица блаженную улыбку и вернул себе строгий облика начальника караула.
* * *
Ты прими мою голову, милая,
Положи на высокую грудь…
Эскадренный миноносец «Озаренный» вышел из дока и приступил к береговой стадии ремонта. Мартын Зайцев принимал у заводской бригады согласование приборов управления стрельбой. Десятки сельсинов – небольших трехфазовых моторчиков – должны были быть выверены по единому нулю и по любому произвольно взятому направлению. Сельсины, сельсины, труженики артиллерийской автоматики! Любой их сбой грозил провалом будущих артстрельб. Мартын носился по кораблю, как угорелый. Он взлетал на КДП – командно-дальномерный пост, списывал показания приборов, потом скатывался по скобтрапу в вниз, проверял шкалы орудийных прицелов и спускался в ЦАП – центральный артиллерийский пост, который находился ниже ватерлинии. Однажды на палубе его перехватил рассыльный дежурного по кораблю.
– Товарищ капитан-лейтенант! Старпом сказал, чтобы вы, когда освободитесь, прибыли в его каюту.
Уважает Мартына начальство. Не «вызывает старпом», а «когда освободитесь»!
Освободился Мартын перед самым обедом. В каюте старпома оказался гость – флагманский артиллерист Балтийского флота – крупный немолодой мужчина с погонами капитана первого ранга.
– Товарищ капитан первого ранга! Разрешите обратиться к старпому! – дисциплинированно начал Мартын.
– Отставить! – Сказал флагарт. – это я вас вызывал. Садитесь, пожалуйста.
Мартын сел на короткий диванчик.
– Скажите, Мартын Сергеевич, до службы на «Озаренном» вы были знакомы с дивизионным артиллеристом?
– Так точно! – отрапортовал Максим. Диварт – мой учитель. Я проходил у него стажировку здесь, на «Озаренном». – Чуть подумал и добавил: – это настоящий ас нарезной артиллерии.
– Мамонт, – откликнулся флагарт. И этих мамонтов осталось совсем немного. А нарезная артиллерия пока еще преобладает на флоте. Вот и дивизионный ваш через три месяца уходит на пенсию.