— Мистер Грэхэм, вы берете взятки? (Отчего же Чарльз не перестает так на нее смотреть? И вообще, что он здесь делает?)

Расхохотавшись, Джон Грэхэм откинул назад свою седую голову. Когда он снова взглянул на Скарлетт, в его глазах блеснул лукавый огонек.

— Мне говорили, что американцы приступают сразу к делу, миссис О'Хара. Теперь я вижу, что это правда. Скажите мне, что конкретно вас интересует.

— Вас устроили бы мои рука и нога? Я, пожалуй, смогу удержаться в дамском седле без одной ноги — по мне так это единственное его достоинство — и для того, чтобы править, мне вполне хватит одной руки.

Хозяин улыбнулся:

— Необычное предложение. Про американцев говорят, что они к тому же еще и склонны к экстравагантности.

Скарлетт уже начала терять терпение от его шуток. К тому же присутствие Чарльза вызывало у нее легкое раздражение.

А вот чего вам, наверное, не говорили, мистер Грэхэм, так это того, что американец лезет через забор там, где ирландец войдет в ворота, а англичанин отправится восвояси. Если вы позволите мне охотиться в Блейзерс, я добуду хотя бы лапку, или обещаю прилюдно съесть стаю ворон, причем без соли.

— Клянусь Богом, мадам, за такие речи я буду рад видеть вас, когда вы только пожелаете.

Скарлетт улыбнулась.

— Ловлю вас на слове.

Она сделала вид, что поплевала на ладони. Грэхэм широко улыбнулся и сделал то же самое. Звук от их хлопка эхом разнесся под сводами длинной галереи.

Затем Скарлетт направилась к Чарльзу Рэгленду.

— Я же написала в своем письме, что это единственный прием во всей Ирландии, на котором вам не стоит появляться. С вашей стороны это нечестно.

— Я приехал не для того, чтобы стеснять вас, Скарлетт. Я просто хотел вам кое-что сказать сам, не в письме. Не беспокойтесь, я не собираюсь вам докучать. Я в состоянии понять, что «нет» значит «нет». На следующей неделе мой полк отправляется в Доунгал, и это был для меня последний шанс сказать вам то, что я хочу сказать. И, должен признаться, последний шанс увидеть вас снова. Я обещаю не бросать на вас тайком жалобных взглядов, — он печально улыбнулся. — Я репетировал эту речь. Как она, ничего?

— Вполне сносно. Что случилось в Доунгале?

— Белые Ребята. Похоже, что их там больше, чем в остальных графствах.

— По дороге сюда меня остановили два констебля, они хотели обыскать мой кабриолет.

— Да, мы выставили все патрули. Скоро будут собирать арендную плату и… но не будем об этом. Скажите мне лучше, что вы такого смешного рассказали Джону Грэхэму? Я давно уже не видел, чтобы он так хохотал.

— Вы с ним давно знакомы?

— Он мой дядя.

Скарлетт смеялась, пока у нее не заболели бока.

— Так вот что у вас, англичан, означает слово «скромный». Если бы вы хоть немножко почаще хвастались своими родственниками, Чарльз, вы бы избавили меня от больших хлопот. Я целый год пыталась попасть в Блейзерс, но никого здесь не знала.

— Вот кто вам действительно должен понравиться, так это тетушка Легация. Она заткнет дядю Джона за пояс и даже глазом не моргнет. Пойдемте, я вас представлю.

Вдали раздавались зловещие раскаты грома, однако дождя не было. К середине дня стало совсем душно. Эрнст Сатклифф ударил в обеденный гонг, чтобы привлечь внимание гостей. Они с женой придумали нечто совершенно необычное, сказал он, довольно сильно нервничая. Самые любопытные тут же засыпали его вопросами: будут ли, как обычно, крокет и стрельба из лука? Или бильярд?

— Продолжай, Эрнст, прошу тебя, — сказала его жена.

То и дело останавливаясь и заикаясь, Эрнст все же поведал им о своем замысле. Над рекой натянут веревки, всем раздадут купальные костюмы, и самые смелые смогут, держась за трос, остудиться в стремнине.

— Ну это, конечно, не стремнина, — поправила его Нан Сатклифф, — но вполне приличное течение. Туда же доставят шампанское со льдом.

Скарлетт была одной из первых, кто решился. Было похоже, что предоставляется возможность провести полдня в холодной ванне.

Это оказалось гораздо приятнее, чем холодная ванна, даже несмотря на то, что вода была теплее, чем надеялась Скарлетт. Перебирая руками по веревке, она продвигалась к середине реки, туда, где было поглубже. Неожиданно Скарлетт почувствовала, что находится целиком во власти течения. Здесь было холоднее, и ее руки быстро покрылись гусиной кожей. Ее швырнуло прямо на веревку, затем она почувствовала, что опора уходит из-под ног. Теперь все зависело от того, сумеет ли она удержаться за канат или нет. Ее бросало то в одну, то в другую сторону, ноги закручивало в водовороте. Скарлетт почувствовала опасное искушение отпустить веревку и поплыть, кружась, отдавшись на волю стихии. Плыть, быть свободной от земли под ногами, от стен и дорог, от всего, что причиняло ей боль и страдания. Сердце ее сладко замирало, когда она представляла себе, что будет, если она отпустит трос.

Руки Скарлетт дрожали от напряжения. Очень медленно и осторожно она продвигалась вперед, пока не почувствовала, что течение не пытается больше сбить ее с ног. Она повернулась спиной к остальным, чьи радостные крики доносились до нее с того берега, и заплакала, сама не зная почему.

В теплой воде кружились маленькие водовороты, как пальцы течения, бурлившего неподалеку. Постепенно Скарлетт ощутила их ласку и опустилась к ним в воду. Теплые щекочущие струи прижимались к ее ногам, бедрам, груди, переплетались вокруг талии и коленей под шерстяной блузкой и шароварами. Она почувствовала странную пустоту внутри себя, неясную тоску, жаждущую утоления.

— Ретт… — прошептала она, прижимаясь к веревке разбитыми губами.

— Ведь правда же это невероятно забавно, — воскликнула Нан Сатклифф. — Кто хочет шампанского?

Скарлетт заставила себя оглядеться по сторонам:

— Ну, Скарлетт, отчаянная голова, пройти через самое опасное место.

Вам придется возвращаться. Ни у кого из нас не хватит смелости отнести вам ваше шампанское.

«Да, — подумала Скарлетт, — нужно идти обратно».

После ужина она подошла к Чарльзу Рэгленду. Ее щеки были бледны, глаза блестели.

— Могу ли я угостить вас пирожным сегодня вечером? — тихо спросила она.

Чарльз был опытным, искусным любовником. Его руки были нежны, губы — горячи и настойчивы. Скарлетт закрыла глаза, отдаваясь его прикосновениям, словно ласкам водяных струй. Но он произнес ее имя, и она почувствовала, что ощущение экстаза уходит от нее. «Нет, — подумала она, — нет. Я не хочу этого терять, я не должна». Она зажмурилась крепче, она думала о Ретте, представляла себе, что руки, ласкающие ее, — это руки Ретта, губы — губы Ретта, что мощная, теплая, пульсирующая волна, заполняющая болезненную пустоту в ее душе, — это Ретт.

Ничего не выходило. Это был не Ретт. От тоски, охватившей Скарлетт при этой мысли, ей захотелось умереть. Она отвернулась от настойчивых губ Чарльза и рыдала, пока он не оставил ее в покое.

— Моя дорогая, — сказал он. — Как я люблю тебя.

— Пожалуйста, — всхлипнула Скарлетт, — пожалуйста, уходи.

— Что случилось, милая, что-нибудь не так?

— Нет, это я, я. Дело во мне. Пожалуйста, оставь меня одну.

Ее голос был таким слабым, в нем слышалось такое горькое отчаяние, что Чарльз обнял было ее, чтобы утешить, но тут же подался назад, увидев: единственное, что он может для нее сделать, — это уйти. Бесшумно передвигаясь по комнате, он собрал свою одежду и ушел, с тихим шорохом затворив за собой дверь.