Когда накал событий постепенно ослаб, появилась жена Рэймонда Чжоу, чтобы забрать мужа и отвезти Линду домой.
Долгая, медленная прогулка по белоснежному и тихому больничному коридору — и вот они внезапно окружены светом вспышек и криками репортеров.
Грэйс Ли не поверила известию о смерти своего сына. Уже многие месяцы в гонконгской прессе появлялись сообщения о его смерти. Каждый раз она немедленно звонила в газету или журнал, чтобы узнать, правда ли это; это всегда оказывалось ложью. Когда она рассказала Брюсу, как сильно расстраивают ее эти истории, он объяснил ей, что все они — ложь для повышения тиража. Он также попросил ее не верить, когда она в следующий раз услышит или прочитает нечто подобное. Когда одна из подруг Грэйс позвонила ей и, плача, сообщила о смерти Брюса, она назвала это ложью. Но подруга сказала ей, что она увидела это по телевизору, а не прочитала в каком-нибудь журнале. Когда Грэйс Ли узнала, что это действительно правда, она сказала просто: «Слишком много работы».
Подобно Грэйс Ли, никто не мог поверить, что самый здоровый человек в мире умер в тридцать два года. Сразу же возникли слухи, что все это — рекламный трюк к фильму «Игра со смертью». Люди заключали пари на подлинность смерти Брюса.
Пять дней спустя «символические» похороны Брюса стали самыми большими похоронами за всю историю Гонконга. Три сотни полицейских были расставлены около похоронного агентства Коулун, где тело Брюса покоилось в открытом бронзовом гробу. Тридцать тысяч человек собрались в тот день, заполнив Мэйпл-стрит, толпясь на балконах и крышах, насколько хватало взгляда. Многие потеряли сознание и пострадали в толчее и давке. Эмоции бушевали.
Там, где в толпе на ступеньках похоронного агентства появлялась знаменитость, сразу же взрывались аплодисменты и приветственные возгласы, давая «Саус Чаша Морнинг Пост» повод описать происходящее как «карнавал». Приехала Нора Майо, потом Ло Вэй, Джордж Лэйзенби и стайка местных, менее известных звезд. Некоторые пришли отдать последние почести, другие увидели в этом возможность увидеть свое фото в газетах. Двое отсутствовали: Ран Ран Шоу и Бетти Тинпей.
Июльский воздух внутри похоронного агентства был душным и насыщенным ароматами цветов и благовоний. Каждый новоприбывший отдавал последнюю дань у алтаря; скромные букетики цветов от заплаканных детей соседствовали с дорогими венками. Перед фотографией Брюса, украшенной длинными шелковыми лентами и цветами, горели свечи и благовония, а над всем этим висело знамя, на котором по-китайски было начертано: «Звезда опустилась в Море Искусства». Каждый гость трижды кланялся у алтаря и занимал свое место в зале.
Немного позже состоялось печальное прибытие Линды, которую поддерживал Рэймонд Чжоу. Ее почти не было видно в складках традиционного траурного одеяния — белого холщового платья и головного убора, красные от слез глаза были спрятаны за темными стеклами очков. Дети, Брэндон и Шэннон, одетые в белые костюмы, казалось, пребывали в блаженном неведении смысла происходящего. Они заняли свои места; рядом сели мать Брюса Грэйс, его брат Питер и Единорог вернувшийся из Манилы. Оркестр заиграл традиционную похоронную мелодию. Гроб с телом Брюса был внесен и помещен у алтаря для отдания последних почестей. Его тело было до подбородка закутано в белый шелк; лицо выглядело серым и слегка искаженным под толстым слоем грима. В кармане его костюма лежали сломанные очки.
Еще долго после того, как закончились похороны, полиция с мегафонами патрулировала улицы, уговаривая людей расходиться.
Рассказ Рэймонда Чжоу прессе о событиях в день смерти Брюса Ли дает понять, что Брюс умер дома, в кругу семьи.
Возможно, Чжоу просто хотел избавить Линду от неприятностей, ясно предвидя поведение прессы в случае, если бы им досталась правда. Как бы то ни было, в первых репортажах по всему миру сообщалось, что Брюс умер дома. Одна из газет зашла еще дальше в типичной романтизации, сообщив, что Брюс умер, прогуливаясь с Линдой в своем саду.
Однако Генри Парвэйни, репортер «.Чайна Стар» (газеты, иск Брюса против которой до сих пор рассматривался в суде) отправился в больницу, чтобы просмотреть журнал вызовов скорой помощи, и обнаружил, что вызов был сделан не из дома Брюса, а из квартиры Бетти Тинпей. Так накануне похорон на первой полосе «Стар» появился заголовок «Дракон убит в надушенной комнате Бетти Тинпей». Особенно горькой иронией было то, что Брюса Ли, который всю свою жизнь посвятил популяризации китайского искусства кунг-фу, в статье называли «звездой каратэ».
Рэймонд Чжоу сразу же скрылся из поля зрения, оставив актрису один на один с прессой. Испуганно защищаясь, своей ложью она еще больше усложнила ситуацию: «В ночь его смерти меня не было дома. Я гуляла с матерью. Последний раз я видела его несколько месяцев назад, когда мы случайно встретились на улице».
Друзья Брюса и его семья поддержали эту версию, считая, что пресса мстит Брюсу за его прошлое отношение к ней. Однако журналисты обратились к соседям Бетти Тинпей, которые подтвердили, что Брюс был частым гостем в ее квартире в месяцы, предшествовавшие, его смерти.
На следующий день после похорон Линда отправилась в Сиэтл с телом Брюса. В аэропорту Каи Так она, теперь уже в черном, с напряженным от скорби лицом прочитала официальное заявление для прессы в попытке остановить спор вокруг смерти Брюса. Билеты, которые предназначались для поездки Брюса в Нью-Йорк на «Шоу Джонни Карсона», были сданы в обмен на билеты для доставки в Соединенные Штаты его тела.
Похороны в Гонконге состоялись для семьи, друзей и местных поклонников, но ввиду того, что свое самое счастливое время Брюс провел в Сиэтле, было решено похоронить его в тиши кладбища Лэйк-Вью, где он любил бродить в одиночестве под дождем. 31 июля небольшая группа из двадцати человек собралась у похоронного бюро Баттерворс на Ист-Пайн-стрит, встречая коллег и друзей, пришедших на похороны Брюса. Во время поездки гроб Брюса был поврежден. Многие восприняли это как знак, что душа Брюса все еще не успокоилась, — учитывая размах споров вокруг его смерти, трудно было представить себе обратное. Новый гроб был покрыт красными, желтыми и белыми цветами, образующими знак Инь-Ян, который он первым принял в качестве эмблемы своих школ кунг-фу.
Крышку гроба несли Роберт Ли, Таки Кимура, Дэн Иносенто, Стив Мак-Куин, Джеймс Кобурн, а также друг семьи и актер Питер Чинь. Как и хотел Брюс, традиционной музыки не было.
Вместо этого звучали одна из версий песни «Мой путь» Фрэнка Синатры, «Несбыточная мечта» Тома Джонса, «Обернись» Серджио Мендеса и песня «Когда я умру» группы «Blood, Sweat and Tears». Хотя эти мелодии позже и стали всем надоевшими клише для сентиментальных певичек в барах по всему миру, Брюс Ли мог бы с большим, чем у кого-либо еще, правом заявить, что шел в жизни своим путем, стараясь достичь почти несбыточной мечты.
«Каждый день для него был открытием, — сказала над гробом Линда Ли. — Его тридцать два года были полны жизни.
Брюс верил, что отдельный человек представляет все человечество, живет он на Востоке или где-нибудь еще. Он считал, что люди сражаются за то, чтобы найти свою жизнь где-то еще, тогда как жизнь, которую они ищут, находится в них самих».
Гаки Кимура просто сказал, что Брюс пробуждал в других добро.
Тед Эшли проявил более деловую философию: «Жаль, что Брюс умер, едва начав осознавать свои невероятные возможности. Чувство скорби смешивается у меня с пониманием того, что он хоть и не успел взобраться на лестницу, по крайней мере поставил на нее ногу».
В конце, стоя у могилы, Джеймс Кобурн сказал последние слова: «Прощай, мой брат. Для нас было большой честью разделить с тобой эти пространство и время. Ты был для меня другом и учителем, объединив мои физическое, духовное и психологическое Я. Спасибо, Да пребудет мир с тобой».
Гроб был опущен в могилу вместе с белыми перчатками тех, кто нес его крышку.
