Она сняла ключ, висевший на крючке над раковиной, и поманила мальчика за собой в коридор. Добравшись до лестницы, миссис Ричмонд оперлась о стойку перил и снова вздохнула.

— Молодой человек, я уже не столь юна, чтобы прыгать по этой лестнице вверх-вниз, и мне бы не хотелось пользоваться ею чаще двух раз в день. Вот ключ. Комната выходит на фасад, дверь будет прямо за твоей спиной, когда доберешься до площадки. И не задерживайся дольше пяти минут, иначе я решу, что ты вор.

Мальчик нервно хихикнул.

— Не могу представить себя спускающимся по этой лестнице с комодом, миссис Ричмонд.

— Зато я могу.

Она дала ему ключ и заковыляла обратно на кухню.

Мальчик не мог поверить своему счастью. Преодолев двадцать ступеней, он отпер дверь в спальню. Хотел войти и приступить к расследованию, но остановился. Холмс бы помедлил, чтобы оценить комнату. Очистил бы свое сознание. Разве не говорил он Ватсону, что большинство людей заглушают чистые дедуктивные процессы всякой ерундой? Большое подъемное окно, выходившее на фасад дома, нуждалось в тщательной мойке — вот что мальчик заметил в первую очередь. Пылинки кружили в солнечных лучах, которые также привлекали внимание к разводам на стеклах. Мальчик в предвкушении достал лупу. Стены были покрыты анаглиптой, славившейся своей гигиеничностью и легкостью в уходе, хотя, если судить по никотиновым пятнам, в последнее время их только изредка протирали тряпкой.

Расположение кровати — двухспальной, отметил мальчик, — позволяло при открытых занавесках видеть с нее улицу. Справа у стены стоял умывальный столик, покрытый зеленой плиткой, а на нем — таз и кувшин. С вешалки для полотенец свисала одинокая сероватая тряпка. В расположившемся напротив камине лежали газеты и растопка, рядом стояло ведро с углем. Возле кровати находился туалетный столик, покрытый толстым слоем пыли, а около камина, в стенной нише, — простой дубовый гардероб. Ковер оставлял желать лучшего, но его хотя бы подмели. Под кроватью виднелись комья пыли — еще одно свидетельство не слишком деятельного домоводства. Мальчик вошел в комнату, направился к окну и выглянул. Да, он не ошибся. Именно здесь произошло нечто ужасное — возможно, убийство.

Проблема заключалась в том, что больше смотреть было не на что. С лупой в руке он изучил стены, кровать и пол под ней, заглянул в гардероб и ящики туалетного столика, осмотрел подоконник снизу и сверху, исследовал занавески. Никаких следов убийства. Мальчик был озадачен. Преступник явно хорошо знал свое дело. Придется снова расспросить миссис Ричмонд — вероятно, завтра. Он записал свои наблюдения в блокнот. Спускаясь вниз по лестнице, он никак не мог отделаться от ощущения, что о чем-то забыл. Но о чем именно?

Миссис Ричмонд взяла ключ и повесила обратно на крючок.

— Я обязательно расскажу маме о комнате. Полагаю, она отлично подойдет, если только упомянутая дама уже не подыскала себе жилье.

— Ну если она соберется сюда, напомни, чтобы сказала мне, кто ее послал. К друзьям у меня особый подход.

— Спасибо, миссис Ричмонд. — Мальчик посмотрел на часы над плитой. — О Боже, мне пора.

Раскланявшись с миссис Ричмонд, мальчик вынужден был бежать всю дорогу до своего дома на Оукленд-роуд. Он едва успел смыть с лица пудру, спрятать мерную ленту и лупу под кровать и забраться в постель. Когда мать принесла чай с двумя овсяными печеньями, сын показался ей раскрасневшимся и возбужденным, и она послала служанку за доктором. Похоже, корь не желала отступать.

На следующий день тетя с матерью решили ограничиться короткой часовой прогулкой. Мальчик вздохнул. За час он почти ничего не успевал сделать, поэтому, очевидно, следовало сообщить в полицию о своих подозрениях, не имея на руках всех необходимых доказательств. Шерлок Холмс счел бы такой поступок неприемлемым. Он бы никогда не вызвал Лестрейда, не собрав предварительно все факты — никаких предположений, «или» и «но». Мальчик представил, как Холмс выговаривает ему: «Необходимо больше информации!»

— Вернемся через час, дорогой… мы ушли! — крикнула мать с лестницы.

Десять минут спустя мальчик как можно тише прикрыл парадную дверь и поспешил в полицейский участок Аппер-Норвуда. Войдя внутрь, он увидел дежурного сержанта полиции, которого явно больше занимал последний выпуск «Дейли ньюс», нежели деяния местных криминальных элементов.

— Да, молодой сэр, чем могу помочь? Пропала собака?

— Я бы хотел повидать дежурного инспектора.

Глаза сержанта полезли на лоб, и он заулыбался.

— Неужели, сынок? Наш инспектор Стикли — очень занятой человек. Полагаю, у тебя к нему настоящее дело.

Мальчик распрямил спину.

— Я пришел, чтобы сообщить ему о настоящем убийстве, свидетелем которого я, по моему мнению, стал неделю назад. С тех пор я болел, а потому хотел бы как можно скорее встретиться с инспектором Стикли.

— Хорошо-хорошо. Присаживайся. Выглядишь, с твоего позволения, не очень.

Сержант вышел из-за стола, направился по коридору к стеклянным дверям в деревянной раме и скрылся в святая святых участка. Мальчик — которому внезапно стало очень жарко — присел на темную деревянную скамью. Вскоре сержант вернулся.

— Сюда, сынок.

Инспектор Стикли немного разочаровал мальчика. Он надеялся увидеть похожего на хорька Лестрейда, который восхитится расследованием, проведенным новым, подающим надежды частным сыщиком. Инспектор Стикли, высокий мужчина, вошел в комнату, поглядывая на часы, и отнесся к посетителю как к легкому развлечению.

— Итак, что же заставляет тебя думать, будто на моем участке кого-то убили?

Мальчик сделал глубокий вдох и пересказал всю историю с того момента, как его отправили домой из школы. И хотя он не упомянул Холмса, инспектор догадался.

— Читал старину Шерлока, сынок?

Мальчик покраснел, но изобразил удивление.

— Шерлока? Прошу прощения, сэр, но я не понимаю, о чем вы.

— Я думал, все мальчишки читают Шерлока Холмса. — Инспектор вздохнул. — Ладно, вот что я сделаю. Я навещу твою миссис Ричмонд и осмотрю спальню, а дальше будет видно, есть ли у нас повод для беспокойства. Последние две недели у нас постоянные проблемы на той улице. Сумасшедшие водители, а тут еще и ты.

— Спасибо, инспектор Стикли.

Инспектор поднялся и, положив руку мальчику на плечо, проводил его в коридор.

— Не думал пойти в полицию после школы, сынок?

Мальчик посмотрел на него. Эта мысль никогда не приходила ему в голову.

— Вообще-то я хотел бы изучать закон в университете, но мой дядя считает, что нужно сдать экзамены для государственной службы.

Полицейский поднял брови, но ничего не сказал, только попросил сержанта записать данные молодого человека.

Теперь алгебра, латынь и елизаветинцы занимали мальчика куда больше, чем загадка, скрасившая худшие дни болезни. Он почитал Марка Твена и Уильяма Мейкписа Теккерея — своих любимых писателей, — а в воскресенье утром пролистал «Знатного холостяка». Очевидно, полиция решила не расследовать преступление, свидетелем которого он стал, а может, не сочла его достаточно взрослым, чтобы поставить в известность о том, как продвигается дело. Затем в воскресенье днем, когда он дремал в своей комнате, его разбудили голоса у парадной двери. Вставать с постели мальчику разрешили еще в субботу, но слабость после кори — и тайных вылазок — до сих пор не прошла. Врач решил, что ему следует провести еще хотя бы три дня дома. Услышав беседу между матерью и человеком, чей голос показался мальчику знакомым, он поднялся и крадучись вышел на лестницу.

— Послание для вашего сына, мадам… Передайте ему, что заходил инспектор Стикли.

— О Боже, у него неприятности?

— Вовсе нет, мадам. Он очень помог нам в расследовании. Очень.

Очевидно, Стикли пришел не один, потому что мальчик услышал смех другого мужчины.