Четырнадцатого сентября 1901 года, когда было объявлено, что президент Маккинли при смерти, первые люди страны — в их числе старый друг президента, сенатор Марк Ханна и молодой вице-президент Теодор Рузвельт — поспешили в Буффало. Рузвельт остановился в особняке Энсли Уилкокса, в доме номер 641 на Делавэр-авеню, где в тот же день — поздней ночью — был приведен к присяге как двадцать шестой президент Соединенных Штатов. Я не могу сказать с полной уверенностью, оправдал ли Рузвельт впоследствии надежды своего предшественника. Пребывая в любой из своих ролей — Селим-бея или пастора Макикерна, — бывший президент повторял, что счастлив в своем уединении, и никогда не высказывался о политике. Но Мировая война, которой он так опасался, началась лишь в 1914 году, причем Америка вступила в нее только в 1917-м. Завершилась эта война на год позже, чем надеялся Маккинли, но его страна вышла из нее победительницей — и гораздо более сильной, чем прежде.
Примечание хранителя рукописи
Хотя рассказ доктора Ватсона невозможно проверить, обстоятельства, при которых был обнаружен этот манускрипт — в закрытом сейфе в доме его правнука в Лондоне, — в определенной степени могут поколебать сомнения читателя. Вместе с этой рукописью были найдены и другие, не менее поразительные. Многие персонажи рассказа Ватсона — хорошо известные и реальные люди: Ида и Уильям Маккинли, Марк Ханна, доктор Розуэлл Парк, мистер Джон Милберн, Джордж Кортелью, начальник полиции Уильям Булл, «доктор Манн», Леон Чолгош, Теодор Рузвельт, Энсли Уилкокс и, конечно же, Шерлок Холмс. Описание покушения в рукописи Ватсона полностью совпадает с показаниями очевидцев, вплоть до таких деталей, как то, что охранники отвлеклись на некоего загадочного итальянца. Тело и лицо Чолгоша действительно были изуродованы до неузнаваемости вылитой на них после казни серной кислотой. Актер Сидни Бартон Бут на самом деле потомок Эдвина Бута, представителя той же актерской династии и ярого сторонника Линкольна. Актерская карьера С.Б. Бута оказалась настолько успешной и долгой, что он даже успел сняться в ряде популярных фильмов (среди прочего сыграв дʼАртаньяна в первой — немой — версии «Трех мушкетеров»).
Что касается времени повествования, то до сих пор остается неизвестным, где пребывали Холмс и Ватсон между четвергом 16 мая 1901 года, когда произошли события, описанные в «Случае в интернате», и вторником 19 ноября 1901 года, когда они занимались делом, получившим название «Вампир в Суссексе».
* * *
Томас Перри — автор девятнадцати книг, включая роман «Ученик мясника» (премия «Эдгар»), бестселлер из списка «Нью-Йорк таймс» «Ночная жизнь» и серию триллеров о Джейн Уайтфилд. Роман «Собака Метцгера» по опросам слушателей Национального общественного радио вошел в сотню лучших триллеров всех времен. Его роман «Стриптиз» в 2010 году вошел в список «Заслуживающих внимания криминальных романов» по версии «Нью-Йорк таймс». Третья книга из цикла «Ученик мясника» — «Информатор» — вышла в 2011 году.
Перри живет в Южной Калифорнии. Он всегда был большим любителем рассказов о Шерлоке Холмсе, и наша антология стала для него шансом создать еще один рассказ, который мог бы написать сам сэр Артур Конан Дойл, если бы у него нашлось для этого время.
Смерть и мёд
Нил Гейман
Перевод В. Вебера
Долгие годы в этих краях не могли понять, что случилось с седовласым стариком, варваром, который пришел с огромным заплечным мешком. Некоторые говорили, что его убили, а потом убийцы вырыли яму на месте лачуги старого Гао, построенной высоко на склоне холма, в поисках запрятанных сокровищ, но не нашли ничего, кроме пепла и почерневших от копоти латунных лотков.
Это случилось уже после исчезновения самого старого Гао, но до того, как его сын вернулся из Лицзяна, чтобы приглядывать за ульями на горе.
«Это проблема, — написал Холмс в 1899 году, — апатия. И отсутствие интереса. А точнее, все стало очень уж легко. Когда раскрытие преступления — вызов, когда есть вероятность, что у тебя не получится. Что ж, в этом случае преступления удерживают твое внимание. Когда если каждое преступление раскрывается, да еще решение находится с легкостью, тогда раскрывать их нет никакого смысла.
Смотрите: этого человека убили. Что ж, сие означает, что кто-то его убил. Его убили по одной из множества мелких причин: он кому-то мешал, или располагал чем-то нужным другому, или разозлил кого-то. Ну в чем тут вызов?
Можно, конечно, читать дневные газеты и с удовлетворением констатировать, что преступления, ставящие полицию в тупик, я раскрываю, еще не дочитав заметку до конца. Преступления раскрываются слишком легко. Они исчезают. Зачем звать полицию и давать им все ответы на их загадки? Пусть это будет вызовом им, если не представляет интереса для меня.
Я живу только для того, чтобы отвечать на вызовы».
Пчелы холмов, где ночуют облака, холмов таких высоких, что иногда их называли горами, жужжали в блеклом солнечном свете, перелетая от одного весеннего цветка, растущего на склоне, к другому. Старый Гао без удовольствия слушал их жужжание. Его двоюродный брат, который жил в деревне на другой стороне долины, владел многими десятками ульев, и все они наполнялись медом даже в это время года. Медом, белым как снег. Старый Гао не верил, что вкус белого меда лучше, чем желтого или светло-коричневого, который давали его пчелы, хотя меда они давали немного, но его двоюродный брат продавал белый мед по цене в два раза больше той, которую выручал старый Гао за свой самый лучший мед.
На той стороне долины, где жил его двоюродный брат, пчелы не знали отдыха, работали без устали, золотисто-коричневые трудяги, и в огромных количествах приносили в ульи пыльцу и нектар. Пчелы старого Гао, злобные и черные, сверкающие как пули, производили ровно столько меда, сколько им требовалось, чтобы пережить зиму, и только чуть больше. Избытка хватало старому Гао, чтобы продавать мед своим односельчанам маленькими кусочками медовых сот, разнося их от дома к дому. Он брал больше за соты с расплодом, наполненные пчелиными личинками, сладкими на вкус кусочками белка, когда появлялась возможность продавать соты с расплодом, но такое случалось редко, потому что его пчелы, сердитые и злые, все делали по минимуму, даже если дело касалось увеличения семьи, и старый Гао всегда помнил о том, что любая проданная рамка сот с расплодом будет означать, что на следующий год у него будет меньше пчел и, соответственно, меньше меда на продажу.
Мрачностью и вспыльчивостью старый Гао напоминал своих пчел. Когда-то у него была жена, но она умерла в родах. Сын, убивший ее, прожил неделю, а потом тоже умер. И он знал, что некому будет сказать прощальные слова над его могилой, никто не приберет ее по праздникам и не оставит на ней дары богам. Он знал, что после смерти никто не вспомнит его, такого же неприметного, как и его пчелы.
Старый седой иностранец из-за гор пришел поздней весной, когда дороги очистились от снега, с огромным коричневым мешком за плечами. Старый Гао услышал о нем до того, как увидел.
— Это варвар, который интересуется пчелами, — сообщил ему двоюродный брат.
Старый Гао ничего не сказал. Он пришел к двоюродному брату, чтобы купить ведро второсортных сот, поврежденных или выпавших из рамки, которые вскоре должны были совсем испортиться. Он покупал их дешево, чтобы кормить ими своих пчел, а если часть и продавал в своей деревне, так никто об этом не подозревал. Двое мужчин выпили чаю в хижине двоюродного брата Гао на склоне холма. С поздней весны, когда появлялся первый мед, до первого мороза двоюродный брат Гао жил в хижине на склоне холма, а не в большом доме в деревне, и спал рядом со своими ульями, оберегая их от воров. Его жена и дети забирали соты и горшочки с белым медом и уносили вниз, на продажу.