— Ну что ж, мы посмотрели. И что мы увидели?

— Слишком мало, — ответил он. — Но мы увидим больше на обратном пути.

— Да, но что вы надеетесь увидеть?

— У нас с вами есть план, верно? А теперь представьте, друг мой, что на поезде есть люди, у которых имеются собственные планы. Выставка — прекрасное место для их реализации. Но Ниагарский водопад может оказаться еще лучше.

— Вы имеете в виду…

— Я имею в виду только то, что сказал, — и не более. Всматривайтесь в лица, Ватсон.

Он открыл дверь и шагнул в вагон. Сейчас мы шли лицом к пассажирам и могли гораздо лучше рассмотреть каждого из них.

В конце последнего вагона — перед президентским — он остановился и прошептал:

— Сегодня мы должны быть осторожны как никогда. Как минимум трое пассажиров поезда вызывают у меня подозрения.

— Кто именно?

— Во-первых, в третьем вагоне отсюда сидит мужчина в черном костюме. Сухопарый, артистичные руки, пальцы бегают вверх-вниз по трости. На полу рядом с ним — жесткий кейс. Меня заинтересовало, почему он не поместил его на полку для багажа.

— Вы думаете, он может прятать там оружие? — спросил я. — Бесшумное, вроде того духового ружья, которое слепой механик фон Гердер изготовил для полковника Морана[45]?

— Поначалу у меня мелькнула та же мысль, но потом на замке кейса я рассмотрел эмблему фирмы «Бергманн-Байер», которая производила огнестрельное оружие для испанской армии, — сказал Холмс. — Вблизи Ниагарского водопада в бесшумном оружии нет нужды. Насколько мне известно, рев воды достигает такой силы, что можно стрелять хоть из винтовки — и звук выйдет не громче хлопка. Нет, я думаю, у нас достаточно времени, чтобы упредить этого джентльмена.

— Гневный испанец, мечтающий отомстить за проигранную войну. А кто остальные двое?

— Дама средних лет, маленького роста, в коричневом платье с зеленой отделкой. Первый вагон.

— Дама? Вы шутите?

— Это довольно-таки оригинальная леди. На левой стороне лица у нее имеется вертикальный порез — небольшой, но явно свежий. По ее движениям я видел, что она правша. Вероятно, поэтому она и порезала именно левую сторону лица во время бритья — до нее сложнее было добраться бритвой.

— Значит, это мужчина?

— Который вдобавок сегодня утром самым тщательным образом побрился. А пудра и крем, которыми он замазал ранку, на жаре потекли.

— Невероятно, — произнес я. — Она… то есть он может скрыть под длинным платьем все, что угодно. Пару пистолетов. Кавалерийскую саблю. И даже карабин.

Я задумался. Потом добавил:

— Если бы у нас было время, мы могли бы найти способ обезопасить себя от подобных вариантов.

— И как же? — спросил Холмс.

— Приспособление, аппарат. Что-нибудь вроде арки, под которой проходили бы все пассажиры. Арка, оснащенная мощными магнитами, свисающими на тросиках. Обнаружив железное или стальное оружие, магнит тут же прилип бы к нему.

— Эту идею мы, пожалуй, рассмотрим подробнее в следующий раз, — сказал Холмс. — Но до прибытия поезда нам следует держаться поближе к третьему человеку, более остальных похожему на возможного конкурента.

— И кто же он?

— Задумайтесь на секунду. Мы купили билеты, сели в поезд. Прошли его с конца до первого вагона и обратно. Останавливались, говорили с людьми. И я только что увидел дорожный знак, извещающий нас, что мы прибываем в Ла-Салль. Это последняя остановка перед Ниагара-Фолс. Кондуктор прокомпостировал ваш билет?

— Нет.

— Верно. Он вообще ни у кого не проверял билеты. Когда я посмотрел ему в глаза, он отвел взгляд и уставился перед собой, словно машинист, ведущий поезд. По своему опыту могу судить, что кондукторы всегда знают, где в данный момент находится состав, даже не выглядывая в окно. Им присуще почти мистическое ощущение — времени и места. Я уверен, что наш кондуктор вот-вот отправится — с самым «кондукторским» видом — в конец поезда, чтобы благодаря своей форме проникнуть в президентский вагон.

Через несколько минут он действительно появился. Когда мы въезжали на окраину довольно большого города — а это мог быть только Ниагара-Фолс, — «кондуктор» внезапно двинулся вдоль вагона, на ходу компостируя билеты. Он проделывал это даже не глядя на билет, отчего мог показаться настоящим профессионалом, на самом же деле был озабочен лишь одной задачей: как можно быстрее добраться до цели — до дверей последнего вагона.

Холмс сидел справа от прохода, я — через два ряда от него, и мы оба внимательно следили за этим человеком. Я ожидал, что Холмс вот-вот начнет действовать, однако он не предпринял ни малейшей попытки остановить фальшивого кондуктора. Я буквально впился глазами в Холмса, но он, казалось, ничего вокруг не замечал, уставившись в окно, словно зачарованный видом реки и причудливых старых зданий города.

«Кондуктор» продолжал движение к цели. До заветной двери ему оставалось десять футов, потом пять — а Холмс даже не пошевелился. В конце концов мое терпение лопнуло. Я схватил трость и, когда злоумышленник уже был у самой двери президентского вагона, одним движением вставил ее между голенями «кондуктора». Споткнувшись, он растянулся на полу, а я, нанеся ему удар тяжелой рукоятью трости в основание черепа, тут же буквально оседлал негодяя. Он был оглушен и с трудом хватал ртом воздух. Холмс с самым беззаботным видом — и даже не привстав с сиденья — вытащил из кармана своего жилета наручники и протянул их мне. Меня это всерьез разозлило, но выбор был невелик — взять наручники или отказаться от них, причем и то и другое следовало делать без комментариев. Я выбрал первое, но лишь потому, что «кондуктор» оказался рослым мускулистым типом, и, пока он еще окончательно не пришел в себя, я завернул ему руки за спину и защелкнул браслеты на запястьях.

Холмс помог мне перевернуть его на бок. Обыскав лежащего, он вынул из кармана его формы заряженный «кольт» сорок пятого калибра — весьма внушительное оружие, которое не так-то легко спрятать. Холмс быстро сунул револьвер в карман своего пиджака и обвел взглядом пассажиров — представителей местной элиты, однако не настолько значительных, чтобы ехать в президентском вагоне. Несколько раз обмахнув лицо злоумышленника фуражкой, Холмс, обращаясь к пассажирам, пояснил:

— В такую жару даже от небольшого напряжения человек может упасть в обморок.

Надо признать, преступник все продумал тщательнейшим образом. Поезд уже подходил к платформе станции Ниагара-Фолс. В этот момент «кондуктор» должен был войти в спец-вагон, застрелить президента и спрыгнуть с поезда, который на подходе к платформе двигался достаточно медленно. После этого он в считанные секунды избавился бы от формы и фуражки и затерялся в толпе людей, ожидавших прибытия президента.

Поезд остановился, и мы дождались, пока все пассажиры выйдут. Только тогда Холмс постучал в дверь президентского вагона, которую открыл молодой солдат. За ним стояли еще четверо охранников.

— Этот человек пытался проникнуть внутрь и убить президента, — сказал Холмс. — Его необходимо немедленно поместить в камеру полицейского участка Ниагара-Фолс. И будьте предельно внимательны. Вы имеете дело с убийцей.

Он вручил солдату револьвер, помог поставить террориста-неудачника на ноги и вывести через передний тамбур нашего вагона.

Убедившись, что мы остались наедине, я спросил:

— Почему вы ничего не предпринимали, когда я сражался с вооруженным преступником?

— Это не так, Ватсон, — ответил он. — Я болел за вас, но — из соображений секретности — молча.

Я разгладил одежду, мы вышли на платформу и довольно быстро догнали президента и его группу направлявшуюся по широкой аллее к ступеням, которые вели к самому краю Ниагарского водопада. Широкая голубая река сужалась на участке обрывистой скалы, а затем с высоты сто семьдесят футов обрушивалась в кипящую белой пеной котловину. Объем воды, летевшей вниз, поражал воображение. Белое облако брызг поднималось на сотни футов — а видеть его удавалось с расстояния нескольких миль. Рев водопада был непрекращающимся, монотонным, гипнотическим. Разговаривать в таком грохоте не представлялось возможным, но в словах не было нужды — величие и красота раскрывшейся перед нами картины и без того заставляли человека умолкнуть в почтительном восхищении. Любые слова здесь были бы неуместны.