Мы выпили, посидели еще. Дверь в столовую открыл начальник-грузин, за ним стояли Петрович и сторож.
– Привет, начальники! – крикнул я. – Ответьте мне, чего мы строим-то?!
Я сразу отрезвел от собственной наглости, но не извинялся и ждал ответа. Начальник-грузин должен был заорать и, может быть, даже ударить меня. Но он переглянулся с Петровичем, со сторожем и спросил разочарованно:
– А ты что, не знаешь? – и потом рявкнул: – Учи централизацию!
Меня долго отчитывали в генеральной бытовке. Я не слушал, смотрел на физическую карту мира и вспоминал еще из школы, что рабочие-китайцы при постройке Великой стены не знали, что они строят, как не знают об этом и умирающие при строительстве островов кораллы. Но сторож загораживал мне спиной Тихий океан, а за начальниками я не видел ни Великой Китайской стены, ни африканских термитников, ни других чудес света.
Анизотропия
После свадьбы мы переехали в трехкомнатную квартиру в кирпичном доме в районе Нагатино-Садовники. Рядом – метро «Коломенская», парк, мясокомбинат со своим магазином, «Перекресток», «Семейная выгода». Дом стоит в низине. Во дворе тихо, хотя метро очень близко; и летом здесь зелено.
Из «подъемных» я потратил триста долларов на видеокарту. В планах – новый чайник.
Ремонт делал под себя шурин, это его квартира. Мы с женой освоили только кухню и гостиную с домашним кинотеатром, кроватью и с мокнущими уже неделю в красных пластиковых ведрах цветами.
Курю на вымерзшей лоджии. Стою вполоборота к балконной двери. Тушу сигарету в хрустальной пепельнице. Толкаю дверь и… вздрагиваю.
За стеклом – силуэт жены. Она все время стояла здесь. Наверное, проверяла: не взялся ли я опять за марихуану, или просто хотела быть сейчас ближе.
Иду на кухню, сажусь за компьютер.
Моя видеокарта сглаживает изображение с помощью технологии Edge-detect, умножающей максимальную кратность еще в два раза. Процессор Quad и четыре гигабайта оперативной памяти делают физическую модель реалистичной.
Урчит встроенная техника. Ведущая круглосуточных новостей берет интервью у политика. Я доверяю новостям, потому что ведущая – моя одноклассница. Она симпатичная. Вживую, правда, я не видел ее со школы.
Тестирую видеокарту. Показатели на высоте.
Фурнитура гармонирует с обоями, с латунной раскладкой, делящей кафель и паркет. Все это пространство в мягком сиянии мебельной подсветки кажется золотистым и композиционно замыкается на обручальном кольце.
– Налей чайку, пожалуйста, – прошу жену.
– С сахаром?
– Без…
К ночи становлюсь беспокойнее. Запускаю игры, меняю настройки, пью чай, курю на лоджии.
Звонил друг. Я рассказал ему, что был вчера на хоккее, – играли московское «Динамо» и хабаровский «Амур».
– За кого болел? – спросил он.
– За «Амур». Только виду не показывал – сидел на мусорской трибуне.
– Кто выиграл?
– «Динамо».
– Поэтому у тебя и сердце болит, – вывел друг.
– Не понял…
– Чего тут непонятного? Болел за «Амур», а выиграло «Динамо». В медицинских практиках Востока считается, что сердечная боль бывает от дефицита любви.
У меня в самом деле уже год болит сердце. Но я это связываю с образом жизни: курение, алкоголь, жирная пища, другие излишества. Как будто и вена в левой руке, и левая часть горла, и само сердце вдруг скукоживаются, становятся ломкими, как клеенка на морозе, и ноют, грозясь рассыпаться даже от ходьбы.
Из-за этого я теперь пощусь. Только рыба, и овощи, и кефир.
Жена уже в постели. Ложусь, целую ее, отворачиваюсь, щелкаю телевизионным управлением. И думаю, что поживу с ней еще немного и брошу. Буду тайно копить деньги, чтобы в один хороший день купить чартер в жаркую безвизовую страну с дешевым питанием и мягким законодательством. Из-за того, что она моет мою пепельницу по утрам, следит, что я курю на лоджии, из-за ее излишней, на мой взгляд, чистоплотности, и главное, из-за того, что теперь до самой смерти мне придется ходить на работу.
Выключил телевизор.
Болит сердце. Чтобы отвлечься, решаю давнюю задачку: пытаюсь закончить четверостишие.
К двум первым строчкам нареканий нет:
Засыпает муха в пачке сигаретной.
Отчего непруха зимнею порой?
Но оставшиеся две не получаются. В голову лезут: «предынфарктным ритмом», «черным миокардом», «курсом параллакса»…
Вспоминаю первые два года из пяти, когда мы с будущей женой гуляли в любую погоду. Когда у меня был атлон тысяча восемьсот плюс, двести пятьдесят шесть оперативки и встроенное видео…
Засыпает муха в пачке сигаретной.
Отчего непруха зимнею порой?
Возможно, для увеличения производительности надо почистить реестр, использовать cpu-control, сделать дефрагментацию, отключить фоновые программы, увеличить файл подкачки, настроить БИОС, обновить драйвера, попробовать «разгон»…
Повернулся на левый бок. Освободилась от заложенности правая ноздря, закупорилась левая.
Открыл глаза и заметил, что жена моргнула, когда волосы упали на ее страдальческое, как у всех женщин, лицо.
Христос акбар!
Утреннее солнце сверкнуло на золотом полумесяце Спасской башни.
Муэдзин на ее вершине первым в Москве затянул молитву:
– Алла-а-а-а!
Испуганные голуби вспорхнули с кирпичных зубцов Кремлевской стены. Все мечети в столице Великой Исламской Империи, одна за другой, подхватили пение. В центре булыжной площади, мерно взмахивая кривыми саблями, сменялись стражники у могилы пророка. Просыпался правоверный народ.
Отец Михаил глядел через процарапанную в закрашенном стекле дырку в соседний женский вагон метро. Пассажирка, приоткрыв белый шелковый хиджаб, быстро подкрасила губы.
«Глаза, глаза, – думал отец Михаил, – сколько женских глаз… только глаза… ни ног, ни губ, ни животов… тайга вырублена, сожжена… в Москве минареты… не надо было бороду брить, лучше покрасил бы в черный, как у всех…»
Лейба-паша в камуфляже и чалме, костры, запах баранины. Казни. Лес, голод. Красноярск. Нижний Новгород. Москва. Патрули. Сопротивление. Виктор с Подбельской. Убежище. Военная часть.
Отец Михаил нащупал на груди под курткой крестик.
«Прости, Господи – прости, Господи – прости, Господи…»
Опустил руку ниже.
«Прости, Господи – прости, Господи – прости, Господи…»
– Христос акбар! – закричал отец Михаил.
А кто меня уволит?
В нашем региональном офисе неплохо: начальство понятливое, зарплата высокая, под Новый год конвертик и банкет.
Человек я наблюдательный, многое подмечаю. Оператор БД Лена пополнела. На собрании старший менеджер одобрительно просматривал мой отчет. Охранник сменил галстук с пятном. Магнитный замок на двери не барахлит. В столовой чаще дают свиной шницель с глазуньей.
Появился новый молодой сотрудник, проявил себя, ему сулили перспективы, но через месяц он уволился. Осталась после него только большая темно-синяя кружка с золотой надписью «Виктор».
Обедаю я в столовой, потом пью чай в кухоньке напротив нашего кабинета. Там есть микроволновая печь, холодильник, кофеварка, рядом два десятка кружек. Сотрудники не обращают внимания, в чью кружку наливают кофе, главное – помыть ее после себя и поставить на место.
Как-то раз увольняли менеджера. Он работал за компьютером, пил кофе, ему позвонили, попросили зайти к начальству. Вернулся он безработным. В конце дня я заметил, что на столе бывшего сотрудника стоит темно-синяя кружка с надписью «Виктор». Я сполоснул ее и поставил у кофеварки, не придав этому обстоятельству особого значения.
На следующий день после обеда я пил чай за столиком в кухне, зашел старший менеджер, поздоровался, налил кофе. Мы успели обсудить организационный вопрос, когда музыкально тренькнул его мобильный телефон. Старший менеджер извинился, ответил на звонок, тут же лицо его помрачнело, он вскочил и ушел без объяснений. Я сполоснул за ним кружку с надписью «Виктор». Вечером прошла информация, что старшего менеджера уволили.
