Влад не двигался и стоял спиной ко мне. Я не могла видеть его лица, но понимала: ничего хорошего там не найду. Ладно, потом подумаю об этом — сейчас нужно уходить, иначе охотник рискует увидеть мою истерику, и тогда эффект будет не таким ошеломляющим. Он же продолжал пялиться, что раздражало.

— Знаешь, я редко соглашаюсь с Вермундом, — произнес Глеб, подходя и потирая запястья, — но на этот раз… Какого черта ты творишь?

— Я же не спрашиваю, какого черта ты заставил меня не спать, переживая за твою жизнь!

Влад подошел к нам. На меня не смотрел, только бросил охотнику:

— Если вернешься, ты не жилец!

Затем добавил, обращаясь к нам:

— Уходим.

Взял Риту за руку и вышел из квартиры.

Сложно выигрывать у него. Еще сложнее, чем прогибаться. Хотя выигрывать, наверное, всегда сложнее.

— Ты идешь? — Глеб потянул меня за рукав, и я вынырнула из омута чайных глаз.

— Иду.

Выйдя из подъезда, я громко выдохнула, понимая, что напряжена до предела. Посмотрела на машину Риты, на припаркованный неподалеку черный «Ауди» и метнулась в сторону.

Я не бегала так быстро очень давно. Ветер хлестал по лицу, навстречу неслись дома, машины, прохожие — все это появлялось и тут же исчезало, заменяясь новыми, совершенно ненужными впечатлениями.

Не знаю, сколько я так неслась. Пришла в себя на лавочке в знакомом дворике, где прошла моя юность — уютном, с детской площадкой и развешанным на улице бельем. В окнах бывшего пристанища маняще горел свет, и лишь здесь, в отгороженном мирке, которые еще хранил отпечаток нормальности, я поняла, что плачу.

Напряжение постепенно уходило, и все, что оно сдерживало, хлынуло большой и мощной волной. И я позволила истерике завладеть собой — нужно выплеснуть страх, удивление, обиду. Все, что копилось во мне, но не находило выхода. Я обняла себя за плечи и зарыдала в голос.

Слезы постепенно высохли, страх ушел, и его сменила усталость. Разлилась тяжестью в груди, заполнила затылок давящей пустотой — туманным отпечатком неопределенности. Жила ныла, но терпимо, во всем теле чувствовалась почти непреодолимая слабость. Сколько же кена из меня выплеснулось? Вот я и приблизила себя к истощению. Ко всему прочему, осталось только ослабнуть и умереть.

А не пошло бы оно все!

— Я помню этот дом, — спокойно сказал охотник, и я вздрогнула. Он сидел рядом, на лавочке, заложив ногу за ногу, и смотрел перед собой. Обычный парень в джинсовой куртке на меху и сияюще — белых кроссовках. — Тогда забыл, а сейчас вдруг вспомнил.

Я обвела взглядом спящий, окунувшийся в мутную осеннюю ночь дворик с замершими качелями, притихшей песочницей и покрытыми сентябринами клумбами, одинаково серыми и погруженными в сон. Фонари роняли на асфальт рассеянный сиреневый свет. Он сливался с редким свечением из окон, разбавляясь желтым и люминисцентно — белым. Усталость была такой сильной, что не осталось сил бояться. Инстинкты спали даже рядом с врагом. Плохой знак — предвестник истощения.

— Ты ранен, — сказала я зачем‑то. — Тебе бы полежать…

— Ты бьешь больно, но не смертельно, — безразличным голосом ответил он.

— Это я не старалась.

— Как тебя зовут?

— Полина. А тебя?

— Андрей. — Он сложил руки под подбородком, на меня по — прежнему не смотрел. — Зачем ты это сделала?

— Интересен мой ответ, прежде чем убьешь?

Он улыбнулся, отчего грубоватое лицо стало неожиданно приятным.

— Пожалуй, оставлю тебе жизнь. Сегодня. К тому же не люблю быть должным.

— Вернешься завтра — умрешь! — зло произнесла я.

— Да, ты говорила. Только для этого тебе нужно восстановиться. А я не позволю.

— Так вот зачем ты здесь… — Я закрыла глаза, стараясь не злиться. Голова начинала болеть постепенно — боль сосредоточилась в левом виске, медленно перетекая в затылок. Пульсировала, оживала и пугала неотвратимостью страданий. — Посмотреть, как я умру?

— Не позволить тебе питаться.

— Я никогда не делала этого! — выкрикнула я, жмурясь от яркой вспышки и коря себя за несдержанность. Закрыла лицо руками, стараясь успокоиться. Показать слабости врагу — не лучшее решение. — А даже если бы и делала… Это нужно нам, чтобы жить. Как ты можешь судить кого‑то? Ты убиваешь людей!

— Я убиваю тех, кто калечит людей, а это — другое, — мрачно сказал охотник.

— Всего лишь твое мнение, — безразлично ответила я.

— У меня есть право судить, Полина. Мой лучший друг — ежедневное напоминание о ваших потребностях. Законы пишем не мы, а Первозданные.

— Они хоть существуют?

Упоминания о таинственных правителях мира хищных, охотников и ясновидцев я встречала в летописях часто, но почему‑то у меня сложилось устойчивое мнение, что на самом деле никаких Первозданных не существует. А придумали их, чтобы запугивать хищных, ведь по поверьям именно они делают из ясновидцев охотников.

— Они дают нам силу, — сказал Андрей. — Решают, кто достоин.

— И ты их видел?

Впервые с момента появления здесь охотник посмотрел на меня. Глаза блеснули непонятным огоньком — оттенком полу — преклонения, полу — страха.

— Как сейчас вижу тебя, — ответил и отвернулся.

Ситуация показалась забавной, необычной и немного мистической. Парень и девушка ночью на лавочке. Сонный город дышал выхлопными газами проезжающих по трассе автомобилей. Редкие выкрики и смех гуляющих подростков в антураже ночи были совершенно лишними. Хотелось тишины, ведь именно в тишине открываются самые интересные тайны.

Но любопытство, к сожалению, притуплялось дикой сонливостью. Каждое движение доставляло дискомфорт и, если честно, хотелось просто лечь на эту лавочку и уснуть. И уж точно не плестись до подъезда, затем по лестнице, а потом долго объяснять подруге, почему заявилась так поздно. Впрочем, в этом случае я рисковала замерзнуть, простудиться и умереть от воспаления легких быстрее, чем от истощения.

— Ты устала, — тихо сказал охотник и вновь отвернулся. — Выдохлась. Я мог бы убить тебя без усилий.

— Хвастовство! — Я зевнула и потянулась. — Почему же ты еще этого не сделал?

— Не люблю быть должником.

Охотник встал, расправил несуществующие складки на рукаве. И совсем он не страшный. Если не считать смертоносных для меня щупалец, вполне приятный и интересный.

По — моему, у меня разум помутился после событий этой сумасшедшей ночи. И придет же такое в голову!

— Вождь атли дорожит тобой, — безэмоционально сказал он. Отвернулся, поднял воротник и поежился от промозглого ветра. Сегодня очень ветряно, и распогодилось совсем. Возможно, пойдет дождь, и тогда есть шанс, что я немного пополню опустошенную внезапным выбросом жилу. И доживу до утра. — Его страх усилился, когда ты вошла. Стал ярче.

— Это все проклятие, — вздохнула я.

Тоже встала.

Лечь и уснуть. Ни о чем не думать. Не жалеть.

— Ты самая странная зверушка из тех, что я встречал, — произнес охотник и пошел прочь.

— Ты самый странный убийца. Хотя я встречала немногих.

Путь к подъезду показался марафонской дистанцией, а до квартиры Вики по лестнице — подъемом на Эверест.

Подруга открыла, и я буквально ввалилась внутрь, чувствуя, как дрожат от напряжения колени и кружится голова.

— Что с тобой произошло? — встревожилась Вика и поддержала за плечи.

— Завтра расскажу. Можно у тебя переночевать?

— Глупее вопроса ты задать не могла!

Я отправилась в комнату, когда‑то бывшую моей, и завалилась на застеленную кровать, как была, прямо в одежде. Отключилась сразу же. Снов не было, сожалений тоже. Перед тем, как лечь, подумала, что Глеб с ума сойдет от волнения, но сил на звонок просто не осталось.

Проснулась, как ни странно отдохнувшей. Голова все еще напоминала шар для боулинга, но больше не болела. Дискомфорт в жиле тоже исчез. То ли я вчера использовала не весь свой потенциал, то ли добралась до глубинных сил, и жить осталось совсем немного — их восстановить практически невозможно.