— Том, ты еще не слыхал последней новости? Лорд Морлен уже берет к себе на службу полосатых!

Том проворчал, согнав муху с тощего плеча:

— Что, встретился с ними на дороге? Они побывали и здесь… приказали всем возницам не брать диланы от седоков. — Том фыркнул. — За всю мою жизнь никто не предложил мне ни единого дилана. Только полосатым этого не втолковать. Говорят, что Морлен нанял батальон зиндов, чтобы изловить каких-то там беглецов. По благословению императора.

Итак, диланов не брать. Яспер отрезал себе хлеба и сыра, но кусок не лез в горло, и он насилу проглотил пищу. А потом повалился на топчан. Но сон не шел. В ушах все еще звучал ее милый голос: «Мне не придется возвращаться».

Яспер попытался представить, где она могла работать. И какая она все же странная: при таких манерах не знать элементарного. Интересно, как ей удалось избежать шрамов? Он лег на бок, потом перевернулся на другой. Он подумал, что ей необычайно повезло, что на ее пути встретился именно он. Многие наверняка уже донесли бы на нее, будь назначенная сумма даже вдвое меньше. Но он этого не сделает. И может быть, ей повезет. Может быть, удача не оставит ее.

Раз уж он все равно не уснет, не отправиться ли ему разменять дилан?

По знакомым переулкам Яспер добрался до лавки Фарли, местечка едва ли не более захудалого, чем конюшня Тома. Как полагал императорский сборщик налогов, Фарли торговал всем, что попадалось под руку: башмаками, знавшими лучшие времена, но все еще не развалившимися, шалями, расшитыми дешевым бисером, трубками и скверным табаком, даже кислым вином, если ему удавалось добыть этот напиток. Однако в дальней комнатке своей лавчонки он давал деньги в рост свободному люду, еще надеявшемуся на удачу, и разменивал монеты.

Когда Яспер показал ему дилан, Фарли негромко присвистнул и проверил, нет ли кого в соседней комнате, чтобы убедиться, что они действительно одни.

— Откуда он у тебя? — Лавочник погладил монету сальными пальцами.

Яспер пожал плечами:

— Разменять можешь?

Фарли облизнул губы:

— Я могу разменять его, друг мой, однако пользоваться диланами в Сливоне сейчас рискованно. Разве ты не слышал? Лорд Морлен нанял полосатых. И первым же делом они запретили хождение диланов.

Яспер вновь пожал плечами:

— Запрет на диланы не продлится вечно.

Фарли сложил пальцы в щепотку и надул губы.

— Я возьму у тебя монету за четверть цены в бесаетах, которые ты получишь завтра.

— Меня это не устраивает, — ответил Яспер. — Но я соглашусь, если получу бесаеты сегодня.

Денег все равно должно хватить на повозку и хорошую лошадь, да и останется еще.

Фарли взял дилан и отсчитал сотню бесает.

Оставив Фарли, Яспер прямиком направился на конный рынок. Походив по нему и приглядевшись к товару, он выбрал мирную кобылку. И хотя смотрела она на него кроткими глазами, но ступала бойко. Удачи ради Яспер окрестил свое приобретение Фортуной. А потом принялся торговаться из-за самой бедной упряжи как последний бедняк, трясущийся над каждой бесаетой. К чему привлекать внимание людей к своему неожиданному богатству!

Потом он купил повозку, на которую положил взгляд: прочную и с толстыми подушками. Что ж, теперь, когда у него появились собственная лошадь и таратайка, оставалось только радоваться. Однако какая-то тревога лишала его не только сна, но и аппетита. Он все опасался за девушку, только бы она не попалась полосатым зиндам, выполнявшим поручение лорда Морлена. Он накупил у пекаря хлеба на целую бесаету, думал, что запах свежих буханок заставит его почувствовать голод, однако есть так и не захотелось.

Почему его волнует судьба этой девушки и то, сумела ли она спрятаться или нет? Может, потому, что ему самому зачастую с трудом удавалось избежать рабства. Редкая девушка! Еще прихватила с собой и ребенка! Куда проще одной — одному всегда легче укрыться, чем двоим.

Солнце уже садилось, когда Яспер вышел из дома. Он решил провести ночь в каретном ряду на противоположной стороне Сливоны — там, где его никто не знал. Когда он прибыл на площадь, полосатые так и кишели, обшаривая кареты и описывая беглецов. Девушка семнадцати лет без клейма, в синем платье. Мальчик со свежими метками. Кто увидит их, пусть донесет зинду или лорду Морлену. Обещана награда.

Маэва и Девин отыскали в лесу ручеек. Маэва не привыкла умываться такой холодной водой, однако это помогало ей не уснуть, пока она обдумывала, каким образом можно изгнать лорда Морлена из снов Девина. Раз камень дримвенов может защитить ее, то она способна защитить и мальчика? Но как это сделать?

Прополоскав шелковое платье, она приложила влажную ткань к щеке мальчика. Нельзя надевать синий шелк, пока они с Девином не перебрались на тот берег Минвендского океана. Матрона из сиротского дома лорда Индола конечно же запомнила этот наряд. Как и возница: он так внимательно смотрел на Маэву. Что, если его начнут расспрашивать, не видел ли он девушку в синем платье?

Лила дала Маэве и две швейные иглы, заткнутые в моток ниток. И теперь Маэва воспользовалась одной из них, чтобы выпороть из обиходной рубашки вышивку, означающую ее принадлежность лорду Индолу. Было неприятно вновь надевать это рубище, однако что еще она могла сделать?

Над ручьем нависали деревья, сквозь листву лился мирный зеленый свет. Маэве еще никогда не приходилось вот так вот бывать в лесу. И она радовалась тому, что день выдался теплым и деревья скрывали ее вместе с Девином. Но что ждет их завтра?

Необходимо найти еду. Суметь перебраться через океан. Найти идущий до Главенрелла корабль можно в Мантеди, взяв на северо-восток отсюда. Теперь, располагая камнем дримвена, они могли вернуться в Сливону и нанять карету. Возница говорил, что за одну такую монету можно купить его вместе с повозкой на целый год. У Маэвы оставалось еще сорок девять таких монет, не считая той, которую она отдала ему. Но кроме золота у них было только рабское рубище и великолепное платье, но его она надевать более не смела.

Сняв повязки с головы Девина, она заметила, что порезы воспалились. Маэве нередко приходилось видеть такие гноящиеся, вспухшие рубцы. Пока она омывала его лицо, мальчик дергался, и глаза его наполнялись слезами. Поникнув, он так и сидел у края воды, пока Маэва полоскала бинты. Со всей силой отжимая тонкую ткань, она пыталась прогнать печальные мысли о том, как из бедного этого ребенка сделали раба, искалечив его. Потом принялась спарывать нити лорда Индола и с одежды Девина. Как бы хотелось ей спалить в одном огромном костре все эмблемы лордов Сливии и побросать в пламя все их патриеры — пусть плавятся.

— А тебе известно что-нибудь о лесах, Девин?

— Раньше… мне приходилось иногда жить в лесу. Папа учил меня ловить рыбу.

Раньше. Маэва понимала, что значит это слово. До того, как он осиротел. До того, как сделался рабом, прислуживающим в бане лорда Индола. До того, как его пометил лорд Морлен.

— Значит, мне повезло, ведь я никогда не бывала в лесу, — проговорила она.

Когда одежда и бинты высохли, они отправились дальше, неторопливо пробираясь сквозь густые заросли вдоль берега ручья.

С закатом сделалось холодно. От пустоты в желудках было еще холоднее. Когда стемнело, они устроились на ночлег, соорудив из высокой травы себе гнездо; они прижались друг к другу, чтобы было теплее, подложив под головы шелковое платье. На груди, возле самого сердца Маэвы, негромко гудел камень дримвенов.

«Эбровен не сможет вторгнуться в сны обладателя камня…» — обещала ей Лила.

Над головой ярко светились звезды, ветерок перебирал листву в неведомой ночи. Утомление разом навалилось на Маэву, направляя ее ко сну. «Не знаю как, но мне придется оберегать сны Девина».

Торина, королева Архельда и Белландры, прибыла в Замок целителей в одежде крестьянки. Оказалось, что ее старшая дочь Саравельда, достигшая шестнадцати лет, наделена даром целителя. Саре предстояло пройти курс наук в Замке, являвшемся известной в Белландре школой целителей. Однако она не захотела, чтобы прочие ученики узнали, что она принцесса, и потому вместе с матерью прибыла сюда инкогнито.