Пространство начал. Легендарный край, малейшее деяние в котором отражается на все миры и пространства.
«Так, значит, вот где мы — в пространстве начал».
Но как они попали сюда? И что теперь можно сделать?
Предание дримвенов предостерегало от посещений пространства начал, потому что здесь могла измениться сама сущность человека.
В пространстве начал для немногих путь
Безумно менять свою суть…
Нечего удивляться тому, что Берн попытался провозгласить их здесь слугами князя Тьмы. Потому что, если они сами поверят ему, слова его могут превратиться в истину.
Берн в пространстве начал! Сколько же зла способен сотворить он во всех мирах, имея доступ сюда? Предание дримвенов утверждало, что пространство это содержало в себе начала всего творения.
Наблюдая за тем, как тело Сары наполняла тень, Дорьян понял, что именно должен сделать. Он должен назвать ее истинную сущность, прежде чем Сара расстанется с ней.
— Ты ошибаешься, Берн, — проговорил он, наполняя свои слова жизненной силой. — Саравельда не будет служить князю Тьмы. Она — враг его. И ты ошибся, доставив ее сюда, ибо она — фирана. Духовная воительница!
Едва он произнес это, Сару окутало облако света. Тень из отверстия в ее груди хлынула наружу. Рана ее затянулась. Яростная сила начала распространяться от нее во все стороны. Ее внутренняя суть.
Сара обратилась к Берну:
— Более я не окажу ему ни одной услуги.
Она подняла руку, и тонкая золотая нить прорезала пространство за стаей птиц Иб. Нить расширялась, превращалась в дверь, из которой уже лился другой свет. Сара скользнула вперед.
Берн тоже махнул рукой. Сгустился удушающий серый туман. Дорьян слышал биения крыльев, однако не видел ничего, кроме ползучего тумана, наваливавшегося на него всей своей тяжестью.
«Надо сказать Саре, где мы находимся».
Однако Дорьян колебался. Возможно, оказавшихся здесь дримвенов обременяла тяжесть принесенных с собой знаний. Может, опасность уменьшится, если она не будет иметь даже представления о том, что говорили другие.
— Ты будешь служить ему, — заявил Берн. — Как и было предопределено с самого начала.
— Это не так!
Слова Сары рассеяли туман, и Дорьян, получив возможность снова вздохнуть, увидел ее лицом к лицу перед Берном. В руке ее появился кривой нож! Лезвие его казалось пепельным, но пепел тускл, а этот нож сверкал смертоносным светом.
— Мы свободны, — проговорила она.
Свободны.
Не зная, где она находится, Сара успела зачерпнуть достаточно пространства, чтобы создать из него нож с пепельным лезвием. Буквально за мгновение она успела создать оружие из первооснов!
Взмахнув ножом, она шагнула к Берну.
— Ты ничто! — вскричала она. — Ты ничто!
Птицы Иб сбились вместе, но, к удивлению Дорьяна, они только тихо шевелили крыльями и не собирались нападать. Берн отступал перед Сарой.
— Ты служишь ему! — воскликнул он внезапно сделавшимся жалким и тонким голоском.
Сара не ответила и закружилась вокруг него в танце.
На каждом шагу она ножом разрезала окружавшее Берна пространство. Она рассекала его под ногами Берна, возле расставленных рук, над головой. И на месте порезов пространство загибалось от него отогнутой кожицей, и хотя он пытался выбраться из создававшейся дыры, она только расширялась. Раздался далекий грохот.
— Ты ничто, — повторила Сара чистым голосом и более громким, чем нараставший гул.
Теперь, танцуя, она отгибала разрезанные края пространства обратно, закрывая ими фигуру Берна.
— Ты ничто! — закричала она, заглушая его вопли.
Края вдруг сошлись вместе и соединились, не оставив ни малейшего следа.
— Ничто, — прошептала она во внезапно наступившей тишине.
Берн исчез, навсегда растворившись в пустоте, Дорьян в этом не сомневался. Ибо Берн попытался сделать пространство начал средством достижения собственных целей, но встретился с Сарой.
«Но как мы попали сюда?»
Морлен сказал, что, испив эликсира, они станут союзниками птиц Иб. Но птицы эти на самом деле являлись теццаринами, захваченными в плен князем Тьмы, а эликсир Иб состоял из того, что прежде было светом. Может быть, воздействие эликсира меняется в зависимости от природы того, кто его пьет? «Сара выпила его не для того, чтобы угодить князю Тьмы. А я выпил потому, что люблю Сару».
Дорьян понял, что, возможно, никогда не узнает, каким именно образом попал сюда, однако сердце его переполняла обращенная к Саре благодарность. С ножом в руках она опустилась на колени перед могучими птицами с острыми клювами и злыми глазами. Их гигантские крылья заполонили все пространство.
Она с пылом обратилась к вожаку:
— Ты не принадлежишь князю Тьмы.
Израненный вожак открыл клюв. И крик его сотряс все Пространство.
— Вы свободны. Вы — теццарины! — провозгласила она. Вожак взмахнул своими черными как ночь крыльями, все птицы Иб взлетели. Совершив круг над Сарой и Дорьяном, они направились в проделанную Сарой полную света дверь. От взмахов их крыльев вокруг молодых людей забушевал ветер, и Дорьян зажмурил глаза. Когда он открыл их, дверной проем уже трепетал, словно раскаленный воздух, медленно закрываясь.
Удивившись заново обретенной пустоте, Дорьян понял, что должен сделать кое-что еще. Он должен исцелить дарованный миру свет.
— Отныне и навеки путь сюда закрыт для князя Тьмы и его клевретов, — обратился он к Пространству, вкладывая в слова всю свою силу. — Закрыт навеки! И эликсир Иб более не существует. Свет, отобранный тенью у мира, пусть вернется на свое место. Навсегда!
Глава двадцать девятая
Маэва толкнула дверь палаты, в которой хранился эликсир Иб, однако с тем же успехом можно было попытаться столкнуть с места глыбу промерзшего гранита.
«Все оказалось бесполезным — и рабство Лилы, и мое бегство, и наше путешествие. Я отдала камень дримвенов и теперь осталась одна. Холодно. Как же здесь холодно. Значит, я погибну от холода».
Она посмотрела на ковшик, которым Дорьян зачерпнул эликсир. Если она выпьет, то сумеет оставить насквозь промерзшую палату. Однако Маэва слишком хорошо помнила все, что видела зрением эбровена, когда лорд Морлен захватил власть над ней. Она не станет пить эликсир Иб. Она не посмеет марать мир форм: дорогой и милый ей мир, в котором ей выпало провести короткое, но такое полное событий время, в котором она жила, дышала, двигалась, пела и любила.
Пела.
Маэва попыталась вспомнить песню дримвена. Мелодия эта постепенно наполнила ее своим негромким, но могучим звучанием.
Маэва упрямо подняла голову кверху. Пусть смерть придет к ней быстро или еще помедлит, но, ожидая ее, она будет петь о жизни. Она не позволит себе провести в отчаянии последние оставшиеся ей мгновения.
Возвысив голос, она запела. Запела так, как если бы все остальное вокруг не значило ничего… как если бы свет рядом с ней не превращался в серую жижу; как если бы она стояла на земле с Яспером и Девином и плела венки; как если бы камень дримвенов по-прежнему оставался в ее руках; как если бы ее дыхание не относило морозными клубами к горшкам, вмещавшим эликсир Иб.
Эстер не понимала, каким образом можно было объяснить происходящее. Как только они с Джемом собрались вернуться в зачарованное здание, обнаруженное ими на окраине Замка, она вдруг увидела это сооружение целиком, во всей красе. Более того, она вспомнила, что неоднократно бывала в нем.
— Дом-на-рубеже! — воскликнул Джем.
— Действительно.
Свет лился наружу из ярких витражей окон, сверкавших так, как если бы в доме восходило само солнце. Эстер с благоговейным трепетом приоткрыла дверь. Пол в вестибюле, где буквально только что она заметила пятно крови, оказался чистым. Врезанные в пол самоцветы своим блеском слепили глаза. Не веря себе, она посмотрела на то место, где совсем недавно лежали трое людей.
