Как она ни старалась взять себя в руки, но сердце ее стучало все быстрее и быстрее.

Он предупреждал, что она еще не готова вернуться сюда, но она не придала значения его словам. Почему это — еще не готова?

Она стояла у подножия лестницы, вглядываясь в темноту. Лестница казалась переходом на иной уровень реальности, дверью в мир снов. Она начала медленно подниматься по лестнице, глядя себе под ноги, стараясь не думать о том, что в темноте ее, возможно, кто-нибудь поджидает.

Ступенька за ступенькой, ступенька за ступенькой.

Мимо двух комнат с наглухо заколоченными дверями, на которых нарисованы похожие на цветы значки биологической опасности и написаны имена любимых.

Четвертая дверь налево.

Внутри — матрасы на полу, мятые простыни. Пустые бутылки из-под воды. Несколько компакт-дисков.

Перевернутый телевизор, уткнувшийся погасшим лицом в осколки собственного экрана.

Она вошла в комнату, стараясь отделаться от ощущения, что кто-то идет за ней следом.

Может, и на самом деле она вернулась слишком рано.

«Все в порядке», — сказала она себе, машинально потерла запястье и снова ощутила жгучую боль.

Упав на матрас, она почувствовала, как все ее мышцы словно вздохнули с облегчением. Лежать она могла только на боку из-за металлических стержней в спине — остатков того, что прежде было поддерживающим позвоночник сплошным металлическим корсетом. Она посмотрела в сторону окна.

Сначала она решила, что это просто дождь стучит по карнизу или ветви дерева скребут по стеклу, но потом поняла, что у этого звука совсем другая природа. Она отчаянно попыталась затаить дыхание.

Но тут внезапно вспыхнул яркий свет, и перевернутый телевизор тут же начал светиться.

— Нет!

Она с отвращением услышала свой собственный истерический визг, но с этим уже ничего нельзя было поделать.

Шипение эфира постепенно нарастало, словно кто-то вертел ручку громкости на телевизоре, который не был даже включен в сеть.

Ей отчаянно хотелось подняться с матраса, сесть, заткнуть уши — совершить хоть какое-нибудь действие.

Еще одна вспышка, на этот раз яркая, словно небольшой взрыв.

Что-то мелькнуло за окном. Какая-то тень.

Она отвернулась, пытаясь убедить себя, что это все ей только чудится, но, снова посмотрев в сторону окна, увидела силуэт за холодным оконным стеклом, и паника охватила все ее существо, застряв комком в горле. Это была человеческая фигура — зернистая и искаженная, как изображение в неисправном телевизоре.

Она вскочила с матраса и кинулась прочь из комнаты.

Белизна медицинского кабинета резала глаза. Очевидно, его покрасили таким образом, чтобы создать ощущение преддверия Рая.

Лука быстро и умело ввел иглу в ее локтевой сгиб и приготовил следующую.

Она, стараясь не видеть совершаемых манипуляций, смотрела Луке за плечо. Вот ряд из трех кроватей: две были пусты, шторки перед третьей оказались слегка задернуты. Вот сверкающая никелем техника вдоль стен, а вот маленькие окошечки в стене времянки, из которых видно стройплощадку. А вот Лука, прикосновения которого столь легки.

— Стержни не беспокоят?

Он ощупывал поясницу девушки, в то время как она сидела на кушетке, прикрыв скрещенными руками обнаженную грудь.

— Иногда немного больно бывает.

— Вокруг небольшой отек. Надо проверить, в чем дело. А так — ты практически выздоровела. Хочешь снова на работу?

— Я больше не могу лежать в постели.

— Прекрасно тебя понимаю, — сказал Лука, похлопав ее по руке. — Большинство пациентов и на пару часов сюда не затащишь. Так что с тобой мне хоть пару недель… скажем так, не было одиноко.

Она ничего не ответила. Она не могла оторвать глаз от задернутых шторок.

— А как насчет всего остального, Илена? Все в порядке?

Она решила заранее, что ничего не будет рассказывать. Ночь была долгой и тяжелой, она спала урывками на скамейках и на порогах домов, потому что не могла заставить себя вернуться в сквот. Однако с восходом солнца терзавшее ее дурное предчувствие только усилилось. Это просто приступ паники, успокаивала себя она. Анальгетики искажают восприятие реальности… — Да.

— Это хорошо. Если учитывать, с какой высоты ты свалилась, то оправилась ты поразительно быстро.

— Я ничего не помню, — сказала Илена. — Ничего. Всю ту ночь как из памяти стерло.

— Обыкновенное дело, — успокоил ее Лука. — Кроме всего прочего, ты сильно ударилась головой. В таких случаях легкая амнезия гарантирована.

Когда Лука стягивал с рук хирургические перчатки, Илене всегда казалось, будто он снимает собственную кожу. Она прикрыла глаза, чтобы отогнать от себя эту картину.

— А я бы хотела вспомнить. Понять, что произошло.

Она пристально смотрела на него большими и влажными зелеными глазами, нахмурив, как обычно, лоб.

— Мне нужно знать.

Лука кивнул.

— Твоя смена начинается через пять минут. Может, заглянешь после работы, тогда продолжим эту беседу. Выпьем немного или что-нибудь вроде того.

Аппаратура у него за спиной начала гудеть и попискивать, и тут же за шторкой заворочался невидимый пациент.

— Не знаю, — ответила она. — Может быть.

Со времени ее падения здание стало выше еще на три этажа, причем нижний из них был практически завершен. Илена пробралась на третий этаж, который по-прежнему представлял собой нагромождение стальных балок и несущих опор. Над площадкой, чтобы защитить ее от дождя, был натянут навес из пластиковой пленки. Капли дождя, падая на пленку, производили такой шум, что Илена ничего не слышала, кроме него.

Она зафиксировала на месте стальную полосу при помощи строительного пистолета, а затем завершила дело несколькими умелыми ударами молотка. Вокруг в разных местах виднелось еще несколько строителей: некоторые из них использовали страховочные пояса, другие целиком полагались на собственную сноровку и чувство равновесия. Илена никогда не пользовалась страховкой.

Отложив в сторону пистолет, она направилась к краю конструкции. Откинув пластик, она чуть не потеряла равновесие от сильного порыва ветра, но инстинктивно успела ухватиться за вертикальную опору. Единственное, что удалось ей разглядеть вниз, на земле, — это красный крест на крыше передвижного медпункта, которым заведовал Лука.

Она закрыла глаза и слушала ветер, представляя, как падает вниз в его потоке.

Тут до нее дошло, что она не знает даже, с какой именно точки свалилась.

Как только смена закончилась, Илена постучалась в двери медпункта. Увидев ее, Лука улыбнулся. — Я бы не отказалась от кофе, — сказала она.

— Когда ты падала, ты сорвала по пути кусок пластикового покрытия, и он сыграл роль парашюта, замедлив твое падение, поэтому, когда я подбежал к тебе, ты была еще жива. Сперва я подумал, что взорвалась бомба — так силен был звук удара, — но потом я выбежал и нашел тебя, с головы до ног упакованную в пленку.

Илена постоянно помешивала кофе и рассматривала свое отражение в коричневом вихре, поднятом ложечкой.

— Ветер отнес тебя в сторону от здания. Мне случалось видеть тех, кого унесло в противоположную сторону, и — поверь мне — это зрелище не из самых приятных.

— С какой высоты я упала?

— С тринадцатого этажа. С самого верха. Вернее, тогда это был самый верх.

— Я никогда раньше не падала. Я всегда работала без страховки.

— Ну, все когда-то случается в первый раз, — улыбнулся Лука.

Подошла официантка с супом. Ее волосы были уложены в высокий ирокез, причем каждый пучок был покрашен в другой цвет, так что в результате официантка сильно смахивала на панкующую Статую Свободы. Облизнув помаду, она спросила:

— Желаете что-нибудь еще?

Лука покачал головой, и девушка вернулась назад за стойку.

— Я ничего не помню.

Лука протянул руку и положил ладонь на ладонь Илены, сжимавшую кофейную чашку;

— Ты сказал, что потеря памяти — это нормально, — сказала она тихо, не поднимая глаз. — А что еще нормально?