Дверь в гостиную была открыта. Я надел пижаму и отправился посмотреть, в чем дело. Все лампы в гостиной были зажжены. Сузи сидела посреди комнаты прямо на ковре. На ней была лишь темная юбка. На расстоянии двух-трех метров от нее стояла серебряная ваза, в которую она бросала карты, куря при этом черную сигарету – мексиканскую или кубинскую. Рядом на ковре стояла бутылка виски. Сузи была пьяна, как говорится, в стельку.

Услышав шум, она подняла на меня мутные глаза:

– Что, Ирландец, тоже не спится?

– Угу.

Я сел рядом с ней на ковер. Она бросила очередную карту в вазу, но промахнулась. Потом неожиданно грубо выругалась.

– Что с тобой? – поинтересовался я.

– Со мной? Ровным счетом ничего.

Она исподлобья посмотрела на меня, наполнила свой бокал и протянула мне бутылку.

– В этой жизни все время приходится удовлетворять свою плоть – не одним, так другим.

Она замолчала, икнула и с торжеством посмотрела на свою голую грудь.

– Кстати, о плоти… У тебя уже была такая рослая, как я? И массивная? Сто сорок фунтов… Я имею в виду, для удовлетворения твоих потребностей?

– Тебе не кажется, что лучше не касаться таких вопросов?

Но Сузи и не ожидала ответа.

– Ты что же, не хочешь виски? Тогда, может, бенедектина? Марихуану? Мое тело? Все, что угодно! На выбор!

Она покачнулась. Я поддержал ее и отнес в спальню. Сам не знаю, как мне это удалось. Уложив Сузи в постель, я накрыл ее одеялом.

– Не забудьте факельщика, дамы и господа! – пробормотала она, погружаясь в сон.

На следующий день мы проснулись около полудня. Сузи выглядела мрачнее тучи, жаловалась на головную боль.

– Пить надо меньше! – заметил я тоном ворчливого мужа, однако не решился спросить, что означало ее ночное поведение. И хотя я уже не первый раз видел Сузи пьяной, не хотелось думать, что она просто-напросто обычная алкоголичка, предпочитающая напиваться в одиночку.

После плотного завтрака Сузи несколько отошла, повеселела, и тогда, усадив ее в гостиной на диван, я повелительно приказал:

– Ладно, давай рассказывай, что с тобой происходит.

– Не знаю, ты вряд ли поймешь, – ответила она, зажигая сигарету. – Да сейчас и не время копаться в моих делах, хватает твоих…

– Рассказывай! – приказал я со злостью.

К моему удивлению, Сузи закрыла лицо руками и горько расплакалась.

Про себя я давно знал, что отношусь к той категории мужчин, которые не способны переносить женских слез – меня они немедленно обескураживают, размягчают, буквально рвут мое сердце. В нашем коротком браке моя жена даже научилась этим ловко пользоваться. Стоило ей лишь уронить слезу, и я уже был готов все простить, все отдать, со всем согласиться. Но тут какой-то совсем другой случай. Я сел рядом с Сузи, крепко обнял ее и дал ей вволю выплакаться в мою пижаму.

– Ну, ну, – лепетал я в растерянности, – ты такая сильная, такая мужественная женщина, храбрая, находчивая…

Но Сузи только еще пуще зарыдала, как ребенок.

Тогда я решил ей помочь.

– Ты тоскуешь по своему второму мужу? Ты его все еще любишь?

Этого оказалось достаточно, чтобы слезы тут же прекратились. Резко отстранившись от меня, Сузи вытерла глаза и неожиданно перешла в атаку:

– Вот все вы мужчины такие! Думаете, у нас, женщин, в голове одни романы и больше мы ни на что не способны? Да плевала я на этого бабника, плевала на вас на всех!. – Она вскочила, ушла на кухню и вскоре вернулась оттуда с бутылкой виски и двумя бокалами.

Уж не знаю, как она умудрилась так быстро успокоиться, но заговорила теперь иным ласковым голосом:

– Извини, пожалуйста. Ирландец, ты тут совсем ни при чем. Вот только, пожалуй, тебе не стоило меня спасать из-под выхлопной трубы.

– Не понимаю, тебя же ударило дверью по голове, – оторопел я.

– Это так, – признала она. – Но ударило очень кстати. В тот день писательница Сузи Петтон кончилась, а это значит, кончилась и моя жизнь.

– Что значит кончилась писательница? – не понял я. – Писать тебе больше не хочется?

Сузи улыбнулась:

– В том-то и беда, что писать хочется всегда, это, знаешь ли, как наркотик, невозможно остановиться.

– Тогда в чем же дело? Садись и сочиняй новый роман! Вон у тебя их сколько, богатый опыт…

– Да, и мой издатель ждет от меня этой очередной лабуды. А я разочаровалась, окончательно разочаровалась в своих способностях воспроизвести то, как это было тогда на самом деле, в прошлом веке.

Сколько ни читай исторической литературы, сколько ни копайся в документах той поры, а представить, как они думали, как радовались и страдали, что говорили друг другу, по-настоящему все равно невозможно. Все это могли рассказать только они сами. Взгляд на историю с позиции людей другой эпохи – всегда фальшь.

Теперь я это четко поняла.

– Странно, – пробормотал я, все еще не понимая до конца, что заставило Сузи расстаться с писательским трудом. – Так не копайся больше в истории! Пиши, как теперь все, детективы…

Она как-то настороженно уставилась на меня. И я вдруг увидел, как постепенно стали оживать ее печальные серые глаза.

– – Де-те-кти-вы; – повторила по слогам Сузи.

– Мало, что ли, для них сюжетов в нашей жизни? – бодро продолжил я, мгновенно сообразив, что нащупал правильный путь. – Хочешь расскажу, как у нас на «Денси» обнаружили контрабанду?..

– Да ты сам живехонький из детектива! – вдруг счастливо рассмеялась она. – Вот только знать бы, чем это приключение закончится!

И мы опять принялись обсуждать, как нам разыскать жгучую брюнетку, о которой рассказывал Рэд. Настроение Сузи заметно улучшилось, следующая ночь прошла блестяще, тоски в больших серых глазах я больше не видел и радовался, что нашел-таки в себе силы поговорить с Сузи о ее проблемах – похоже, ей это что-то дало.

– Хорошо, а теперь повернись, чтобы я могла посмотреть на тебя.

Я повернулся сначала в одну, потом в другую сторону.

Это было в понедельник, в семь утра.

Наконец Сузи покачала головой:

– Пиджак немного узок, и рукава могли бы быть немного подлиннее. Правда, под пальто это не будет заметно.

Я посмотрел на себя в зеркало. Последние следы синяка вокруг глаза под шляпой были почти незаметны, она же скрыла и мои светлые волосы. Ботинки сверкали. На мне была белая рубашка с твердым воротничком и строгий галстук.

Из карманчика выглядывали ручка и белый платок.

Я надел пальто.

– Теперь последний штрих, – сказала Сузи.

Она протянула мне светлую тонкую папку без ручек, закрывавшуюся на «молнию». В ней лежали два старых журнала, несколько рекламных проспектов и пара писем, которые Сузи сама сочинила и отпечатала. По ее мнению, это был прямо-таки образчик камуфляжа.

– Теперь все в полном порядке, – решила она и улыбнулась:

– Уверена, ты выкрутишься из этой беды, дорогой!

– Если только меня не начнут рассматривать вблизи, – согласился я. – Тогда, может, все и обойдется.

– Кто же станет внимательно разглядывать мужчину?

– Существуют ищейки в штатском…

– У них, насколько мне известно, нет твоей фотографии. Ты можешь подойти к любому полицейскому и попросить у него прикурить. Самое главное – не волноваться и не бросаться в бегство. Даже если тебя кто-то остановит, считай, что он хочет обратиться с каким-нибудь пустяковым вопросом. И из дома ты теперь можешь выйти совершенно спокойно – здесь тридцать три квартиры, никто из жильцов не знает своих соседей. Ну, ты готов?

– Да.

– Тогда пошли. Выйдем вместе, чтобы ты смог обрести уверенность.

Утро было ясное и холодное, входная застекленная дверь покрыта инеем.

На Парк-стрит было уже довольно многолюдно. Я остался на улице, а Сузи отправилась в гараж за машиной.

В конце Парк-стрит находилась автобусная остановка. Там скопилась небольшая очередь. Рядом с ней стоял газетчик.

Я купил у него «Экспресс». Никто не обратил на меня внимания.