Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Тьфу, баламут! Знал бы — не звал, — осерчал Витовт, пригласивший митрополита на торжественный обряд обручения.

Киприан был радешенек, что свершилось-таки замысленное им, но виду старался не подавать, ворчал:

— Введу, введу дочь твою в лоно православия, которое чисто и небесно, кротко, как дух Евангелия, но вот крещение у вас тут неверно ведется — через обливание, а надобно троекратное погружение в купель. Миропомазания Софья твоя не знает, потому пока не может считаться дочерью церкви. И вельми озабочен я устройством в Руси Малой и Белой церковного правления, чтобы не было подобных скорбей.

Чувствовал Киприан, что близок, как никогда, стал он к своей цели, понимал, что нужен Витовту и московскому княжичу, а потому хотелось ему продлить праздник души своей — потому-то излишне поучителен и чрезмерно строг был. Милостиво разрешив Софье не повторять обряд крещения, он потребовал, однако, чтобы она семь дней ходила в церковь, и совершал над ней четыре молитвы, повторяя каждую по десять раз, не разрешал ей все это время есть ни молока, ни мяса. На восьмой день велел надеть христианские ризы и венец, помазал святым м и р р о м чело, ноздри, уста, уши, «сердце» и ладони рук: облачение в белые одежды было знаком новой чистой жизни, венец из цветов — нимбом солнечных лучей, а помазание мирром дало право ей взять в руку возжженную свечу, которая преображает свет, с которым войдет Софья во сретенье жениху.

Киприан определенно перестарался, нарочно затягивал обряд обручения, так что Витовт уж стал выказывать признаки неудовольствия.

— Вот только грехи еще с души сниму.

— Что за грехи в двенадцать лет?

— Двенадцать лет — возраст духовного совершенствования. — И Киприан ударился в длинное объяснение того, что каждый из младенцев, становясь отроком, постепенно загрязняет свою ангельскую душу. С его уст срывается первое лживое слово, краска стыда заливает его, когда он в первый раз солжет, он начинает узнавать, что такое зависть и ревность, испорченная среда начинает толкать его и на другие пороки.

Сначала душа покрывается как бы сеткой греха, едва видимой для духовного глаза, а потом, когда человек привыкает к греху, целыми пластами своей грязи грех этот начинает прилипать к бессмертной душе.

— Какие такие пласты? — уже еле сдерживал возмущение Витовт. — Заканчивай живее.

Киприан больше не возражал, заставил только Софью повторить за ним:

— Возьми от меня бремя тяжкое, греховное… Пощади создание свое, спаси меня, падшую. Помилуй меня, Боже, помилуй меня.

Наконец приуготовлена была Софья Витовтовна к сговору и помолвке. Обряд обручения искони жил как В русском, так и в литовском народах, сопровождался рукобитием, литками: торжественное соглашение скреплялось пожатием рук и затем отмечалось пиром. Но Киприан и тут на своем настоял: требовал, чтобы всему торжеству предшествовало церковное благословение. Дьякон пропел особое молитвословие, а Киприан встал между Василием и Софьей, соединил им руки — обручил. И еще обручи надел обоим: Василию железный перстень в знак силы мужа, а Софье — золотой в знак ее нежности и непорочности. Не упустил случая и проповедь прочесть:

— Обручение не просто обряд, то есть нечто внешнее, это один из величайших актов духовных, освящающих человека, подобно крещению, покаянию, святому причащению и прочим таинствам, это именно таинство. Сказано в Библии: «Нехорошо быть человеку одному, сотворим ему помощника, соответственного ему». Во всем сияющем первозданном мире не было у Адама существа роднее и ближе Евы. Она, одухотворенная, подобно ему самому, часть его существа, была наделена даром духа для того, чтобы помогать Адаму в его трудах. Смысл брака — в общем духовном пути. Брак не угашает горения духа в человеке, если супруги правильно к нему подходят… — И добавил очень строго по-житейски, что обручение обязывает отныне Василия и Софью к верности друг другу: жених получает теперь право на иск об обиде своей невесты посторонними лицами, а невеста за нарушение целомудрия наказывается так же, как жена за прелюбодеяние…

Со вздохом облегчения покинули оба храм. Во дворце Софья ушла к себе, чтобы смотреть наряды и подготовиться к пиру.

Витовт торжественно приблизился к Василию, смахнул мнимую слезу, сказал, не скрывая удовлетворения:

— Будем теперь мы с Дмитрием Донским сватами, а ты придешься мне зятем. Добрым пиром следует отметить наше родство.

Скоро и Софья вышла с женской половины разодетая, облитая золотом. Шелест прошелся среди гостей.

— Ну ты скажи, не идет, а парит, — произнесла то ли искренне, то ли для Василия нарочно одна из боярынь, а вторая поддакнула:

— Да, и не касается пола следочками-то своими!

— Уж такая раскрасавица, прямо из сказки!

— Ненаглядная краса, ну просто-таки ненаглядная!

Василий догадывался, что такие слова непременно говорятся в подобных случаях, однако все равно приятно было ему их слышать. Он любовался своей невестой, охотно двинулся ей навстречу. Софья склонила голову, едва не касаясь волос Василия расшитым жемчугом высоким налобничком, безвольно протянула ему маленькую холодную руку.

Данила вертелся возле, вел себя так заинтересованный сват, хотя вовсе этого уж и не требовалось:

— Ехали мы лихо, въехали тихо, купцы — честны молодцы. Есть у нас соболь красный, а еще нужна ему куница — красная девица! — тараторил он, а обращался к одной лишь зеленоглазой боярыне, и всем понятно было, что это за соболь красный и на какую куницу он. свой глаз положил.

Столы были составлены покоем. Василий и Софья с родителями заняли места на перекладине буквы «П», а остальные гости — по сторонам. По правой косине восседали важные сановники и бояре, за левым боковым столом — жены сановников и бояр в том же порядке знатности, как и государи их: чем сановитей, тем ближе к Витовту с Анной и молодым.

Все подняли кубки, чаши, стопы, а Василию поднес его будущий тесть большой рог, оправленный в золото. Вина были и французские, и грузинские, и рейнские, и бургундские. Виноградные красные и белые, из местной ягоды смородины сваренные, также полынная и гвоздичная настойки.

Жаренные целиком лебеди и гуси, даже и перьями разукрашенные, рыба разнородная, а самая знатная закуска — русская икра: осетровая и щучья, стерляжья и линевая. Все яства разложены на серебряных, хрустальных, фарфоровых блюдах, ножи и серебряные двузубые вилки — византийский прибор.

Начался пир благопристойно, но скоро боярин-виночерпий один уж и не справлялся с делом, ему на помощь еще двое пришли, без устали наряжали винные кубки и чаши.

Датский принц Лерсон изрядно захмелел и, расплескивая вино, сказал Василию с упреком:

— Это из-за вас, русских… Это вы нас научили пить вино, не разбавляя его водой.

Василий знал, что датский принц приехал в Литву искать руки Софьи, но вынужден теперь будет возвращаться восвояси ни с чем. И Василию было даже несколько жаль своего неудачливого соперника, но и торжества своего не хотелось скрывать, в душе все пело и ликовало в предчувствии скорой счастливой судьбы, и он ответил, смеясь:

— По плечу надо дерево рубить.

Витовт, тоже уж изрядно захмелевший, оглушительно захохотал и провозгласил здравицу наследнику великого князя московского. Гости шумно поддержали тост. Воздел над столом чашу, опять расплескивая густое красное вино, и датский принц.

А Данила время зря не вел и явно преуспевал в своих ухаживаниях за зеленоглазой боярыней: оба сидели в сторонке рядышком, касаясь плечами друг друга, разгоряченные вином и беседой. Когда подошел к ним Василий, они даже и не заметили его.

Нямуна, похохатывая, слушала, а Данила вдохновенно врал:

— В Сарае живут татаре — такие обжоры, жуть. Эх, и жрут! Веришь ли, кажный татарин берет полную лохань щей и зараз вылакивает!.. Да ты что! Я николи не вру, с детства не приучен. А хлеба, знаешь, кажный по три, мало — по четыре каравая за день уплетает и ведром черного молока — кумыса запивает, ей-ей!

83
{"b":"231695","o":1}