— Здравствуйте, можно поговорить с Мошико? — спросила я, немного робея.

— Стыд, — сказали на том конце трубки.

— Вы не подумайте, — я растерялась еще больше, — ничего такого. Он меня просил сразу позвонить, как только прочту его рассказы…

— Спыд! — повторила женщина. — Он сейчас спыд. Праснется в шэст.

Мошико мне позвонил сам:

— Вы так красиво пишете… Я все прочиталь, в вас влюбился за эти рассказы.

— Правда? — спросила я, теплея от радости. — А как вам понравилось про Мексику?

— Про Мэксику? — переспросил Мошико. — Это в вашей книге?

— Первым рассказом, — моя радость немного свернулась.

— Обязательно найду, — заверил Мошико. — Там у вас в книжке листик остался. Я вам его вэрну.

— Не надо возвращать, это черновик. Выкиньте.

— Спасибо, — ответил Мошико. Посопел и добавил:

— Сэгодня на пляже в восем, я вас жду. Очэнь важное и срочное дело. Знаете рэсторан «Моби Дик»?

Ресторан «Моби Дик» — открытая веранда с десятком столиков — был как раз напротив того места, где я всегда купаюсь. Мошико явился в голубой рубашке, голубых брюках с безупречной складкой, голубой кепке и бежевых летних туфлях. На шее — самодельное украшение: из проволоки выгнуто слово «Мошико». На мизинце — массивное золотое кольцо. Наверное, в молодости он носил его на другом пальце. Мошико галантно придвинул мне стул:

— Мы вчера с другом тоже сидели в рэсторане. Так красиво играли…

Я попыталась разгладить рукой мятые шорты:

— Музыканты играли?

— Какие музыканты, друг принес шэш-бэш, — Мошико широким жестом обвел стойку, — Бэрите, что хатите: это мой рэсторан… Я его через два месяца купиль.

Я заказала чай, Мошико взял пиво. К пиву бесплатно шла тарелочка с кислой капустой. Мошико забросил в рот горсть капусты, прикрыв глаза, пожевал, помычал и сказал:

— Очэнь красиво.

— Что красиво? Капуста? — не поняла я. Мошико кивнул и сказал:

— Вы очэнь красиво пишете. Я читаль, жена читаль, мой дядя читаль. И его плэмянник тоже читаль.

— Так быстро? — удивилась я. — За день все прочитали?

— Вы с этим родились, это — ваше, — торжественно провозгласил Мошико.

— Что — мое? Писательство?

— Русский язык. Он вам как сэмэчки. И в школе вы его учили. Вы должны мнэ помочь…

Уборщик в сером фартуке подошел с длинной щеткой и стал мести пол под нашим столиком. Мошико хлопнул в ладоши:

— Аартур! Ааартур?

— Да, — откликнулся Артур.

— Нэ шуми здэсь, мы работаем, пажалуйста…

— А?

— Я уйду, а ты потом здэсь, панимаешь? Работаем…

— Не понял.

— Работаем. Нэ шуми, пять минут.

— А это? — Артур растерянно помахал щеткой. — Подмести…

— Подмести надо, но потом.

— Когда потом?

— Уже прошло пять минут, Артур, делай, что хочэш. Если твой ум положить в птичка, птичка дальше полетит.

Артур обиженно ушел, вывалив грязь из совка на туфли Мошико. Мой собеседник, отхлебнув пива, молитвенно сложил руки.

— Памагите видать книжку!

— Зачем Вам книжка?

— Назло грузинам.

— ???

— Назло грузинам, показать, что я способен на это. Они меня нэ печатают по-грузински. Так чтобы они знали: я то, что захачу, то и делаю. Книжку я должен видать, пока я живой. Одну книжку, а потом посмотрим.

— Вы пишете на компьютере?

— Какой там компьютер? Я его на улице увижу — нэ узнаю. У мэня два класса: пэрвый и одиннадцатый. Вы так сдэлайте, чтобы у меня била книжка, и я стану для вас самым любимым чэловеком… Нэ много, тысяча штук… Но я нэ хочу, чтобы одна книжка мнэ обошлась в восемьдесят шекелей. Я где-то и о своей вигоде должен падумать…

— Сколько у вас рассказов для книжки?

— Я вам все даль. И еще этот… Там так напряженно… Сейчас расскажу, вы сделайте красиво. У вас есть ручка? Пишите.

Я положила на стол маленький черный аппаратик, нажала на кнопку «Record». Мошико, уважительно покосившись на аппаратик, пригладил волосы и начал:

— Это било в диревне, и еще диревня — это как село. В Ивановской области…

Подошла официантка. Мошико испуганно прижал палец к губам. Официантка оглянулась. Я тоже оглянулась, но ничего страшного не увидела. Мошико делал руками какие-то знаки. Мы с официанткой опять оглянулись: ничего.

— За-пи-сы-ва-ем, — одними губами прошептал Мошико, указывая на аппаратик.

— Не волнуйтесь, потом ненужное сотрем, — я успокоила рассказчика, и он продолжил:

— …жила дэвушка, она уже закончила шистнадцать лет, начинается сэмнадцать. Татьяна. На танцах к ней подошел грузинский парэнь… Високий, красивый. Зовут Тэодор…

Я удивилась:

— Как парня звали?

— Тэодор, коротко Идо. Идо патянул дэвушку нежно и патанцеваль. Татьяна думала, что сердце вибьется. Она еще нэ знала, что такое пацелуй. Стал ей подарки привозить: маленькие ципленки, вино… Она из бедной семьи, раз в месяц, наверное, кушает арбуз. А мясо не было, чтобы шашлык кушать. Свадьба било 2000 человек. И это все било во дворе. В Грузии. После свадьбы рождается дочка, потом малчик. Все хорошо, дэньги приносит… Много дэньги. Там комод, все четыре ящика полно дэньги. В один прекрасный день приходят ночью трое: пусть ваш муж отдаст, что у нас взяль. Они забрали пять тысяч яиц… пять миллионов яиц забрали, два миллионов ципленок, забрали все дэньги…

Мошико допил пиво.

— А Идо? — спросила я, жаждая крови. — Что эти трое сделали с Идо?

— Я же говорю, — Мошико попытался вытряхнуть на язык последние капли из кружки, — пять миллионов яиц забрали, ципленков… Как вам рассказ?

— Вы понимаете, — я начала осторожно, — это трагедия…

— Я вам даю, украшайте, где надо. Эту трагэдию мы сдэлаем. Комедию мы тоже сдэлаем. Вы у меня последняя надэжда. Дойдем до этого, я вам помогу: где лично, а где нэ хватает. — Мошико подвинул ко мне ракушечного попугая. Попугай грустил, склонив голову. Нос у попугая был розовый.

— Ну зачем? — я с сожалением отодвинула птичку. — Зачем вам выпускать книжку?

— Назло грузинам.

— Кому, кому назло?

— Для всей этой нации — грузины. Чтобы они поняли: бэз них я могу обойтись.

— Ну ладно, — я постаралась успокоиться, — но издать книжку стоит дорого. Десять тысяч, двенадцать…

Мошико оживился:

— Мы с женой палучаем три тысячи в месяц. Нам во-о-от так хватает. На три дня. Но есть же еще двадцать восемь дней… У меня очэнь, очэнь много дэньги. Вы это все записываете?

Я показала темный экран аппаратика.

— Уже нет. Откуда у вас много денег?

Мошико постучал себя по лбу.

— Когда Бог раздаваль ума человеку, он каждому даль. А вот некоторым забыль дать инструкцию, как пользоваться этим умом. Есть у меня еще что-то. Секрэт, никому не говорю, вам говорю. Поло машина. Я к ней придумаль такой пластик. На окна. Эта штука приносит миллионы! Мил-ли-оны! А можно еще больше. Вам только надо ходить в мусах…

— Мне? В автомастерскую?

— Они меня уже нэ пускают. Вы жэнщина, вас пустят. Памагите мне продать пластик, и я стану для вас самым любимым чэловеком…

Ресторан закрывался. Принесли счет. Мошико долго возился с мелочью, но вместо чаевых дал официантке мышку, сделанную из прозрачного, обточенного морем камня. Ушки у мыши были ракушечные: одно белое, другое — черное.

— Таут шель тэва (ошибка природы), — сказала официантка, глядя на Мошико. Но мышку взяла.

Мошико не успел спрятать кошелек в карман своих голубых брюк, как в его руку вцепился какой-то человек.

— Сволочь! По лестоланам ходишь… — Нападающий не выговаривал «р». — Вол! Волюга! Восемьсот шекелей!!! С малта месяца!! Велни долг, гад!

Кошелек упал на пол. Из него вылетели «облачные» визитки, автобусный проездной и несколько шекелей. Человек потряс кошелек, но выпала только еще одна мышка. Нападающий швырнул, почему-то в меня, пустой кошелек, отбежал на несколько шагов и встал в правостороннюю боксерскую стойку. Был он низенький и щуплый. Спортивные, видимо еще «союзные», штаны пузырились на коленях. Из ворота застиранной, потерявшей форму футболки торчала тощая шея. Лишь лицо было круглым, круглым и сморщенным, похожим на пролежавшее зиму яблоко. Мошико медленно отстегнул часы, положил на стол, рядом положил голубую кепку, вытер со лба пот, отсупил на несколько шагов и тоже встал в правостороннюю боксерскую стойку. Без кепки голова Мошико походила на коричневую грушу. Противники одновременно сделали несколько «холостых» ударов в воздух.