— Каких это — таких?

— Самонадеянных.

— Благодарю за правду, сэр. Теперь я в некоторой степени чувствую вашу благосклонность к себе. Вы поняли меня и мое — положение.

— Оно довольно таки незавидное, — заметил сенатор.

— Но не безвыходное. И знаете почему? — Не дожидаясь ответа, Поль весело сказал: — Потому что меня любит ваша дочь, сэр.

— Вы, по-моему, сказали все? — Уолтер отвернулся, делая вид, что не обращает никакого внимания на гостя.

Поль Арноль встал, раскланялся и зашагал к двери.

— С вашего разрешения я забираю Элен ужинать, а потом — в мюзик-холл, — сказал он. — Вы слышите?

Уолтер ничего не ответил. Однако, когда Поль Арноль вышел из кабинета, он тотчас же вскочил. Дочь подвела его! Вытащила туза, а он — пятый. О, господи! За что ты так наказываешь меня? Но пока еще Земля вертится, он, Уолтер, не допустит, чтобы она вращалась по своему произволу! Теперь все будет зависеть от хитрости. Угрозы, как видно, делу не помогут. Теперь молодежь такая, что переубедить ее очень трудно. Ну что ж, он сделает иначе.

Открыв ящик с сигарами, Уолтер закурил. Постепенно приходило успокоение. В голове рождались новые мысли… Главное, не волноваться. Удар болезненный, жестокий. Но искры посыплются не из его глаз…

Сидя в кресле, сенатор задремал. В руке, дотлевая, едва дымилась сигара. Неожиданно появился слуга и сообщил, что пришел Фрэнк Уэст.

Уолтер оживился. Фрэнк Уэст никогда понапрасну его не беспокоил, и сенатор был всегда рад с ним поговорить.

— Просите! — приказал сенатор.

Король атомной фирмы крепко пожал руку хозяину и направился к ближайшему креслу.

Усевшись поудобнее, Фрэнк осмотрел кабинет, вытянул короткие, в узких брюках ноги и спросил:

— О чем вы думаете, старина? Как дальше будем жить?

— А что такое? — насторожился сенатор.

— Возникла большая опасность… — сказал Уэст, рассматривая узор персидского ковра на полу.

В глазах Уолтера вспыхнули жадные огоньки.

— Всякая опасность сулит доллары, сэр!

— На этот раз будет иначе, — ответил Уэст и, повернувшись к сенатору, спросил: — Вам ничего не говорил Коллинг?

— Смотря о чем…

— О вашей медлительности, сэр! — отрубил Уэст и с упреком посмотрел на сенатора.

— Ничего не понимаю. Что вас беспокоит?

— Море Дождей. В этом году красные посылают на Луну экспедицию. Они хотят построить научный городок близ Моря Дождей… Это точные сведения, сэр.

Сенатор закрыл глаза и, откинувшись на высокую спинку кресла, молчал. Казалось, он вдруг онемел.

На столе в красивой оправе из рубиновых камней стояли атомные часы. Фрэнк не без удовольствия рассматривал клеймо своей фирмы. Все-таки по его часам отмеривается время жизни Уолтера и всей планеты.

Сенатор зашевелился, приподнял отяжелевшие веки. Глаза смотрели спокойно, сосредоточенно.

— Не стоит волноваться, старина, — сказал он тихо. — Мы найдем способ обогнать русских.

— Я не совсем понимаю.

— Через три месяца пошлем ракету.

— Подождите, сэр. Насколько мне известно, наши ракеты еще далеки от совершенства.

— Да, — подтвердил сенатор, — вы правильно информированы. Они могут достичь Луны и только. На обратный путь нам не удается обеспечить их топливом.

— Что же вы думаете предпринять? — Уэст с любопытством уставился на сенатора.

— В каждой игре выигрывает тот, кто рискует. Проигрывать нам нельзя. Мы, — проговорил он твердо и решительно, — объявим набор добровольцев на первый космический рейс. Наши парни доставят на Луну флаг Штатов, передадут оттуда первое радиоизвещение для всего земного шара.

Фрэнк Уэст удовлетворенно потер руки.

— Честное слово, вы умеете, сэр, ловить судьбу за хвост, — сказал он с усмешкой. — И просто, и дешево…

— Вы же имеете дело не с кем-нибудь, а с сенатором Уолтером. Запомните это, — медленно проговорил хозяин. — Мы в скором времени заставим платить доллары всех, кто будет пользоваться даже светом Луны… Хе-хе-хе! — Лицо сенатора сияло добродушием. Размашистым жестом он показал на карту спутника Земли, что висела на стене возле дивана, и добавил: — Завтра объявим набор первых жителей Луны.

— Сэр, не жителей, а смертников, — поправил своего коллегу Уэст.

Уолтер усмехнулся.

— Уэст, зачем такой цинизм? Их жизнь окупится бессмертием…

Фрэнк Уэст возвратился домой поздно вечером. Он был доволен визитом к сенатору.

Наташа проснулась рано. За окнами еще стояла густая, непроглядная тьма. Только далеко-далеко за горизонтом едва заметно трепетал рассвет.

Откинув занавеску, Наташа долго всматривалась в темноту. Мигали, переливались, как изумруды, звезды. Круто вниз, к краю неба, сбегала дорожка Млечного пути.

За окнами рождался новый день…

Новый день рождается, как известно, каждый раз по-новому. Он не только поднимает на небосвод солнце он катит к берегу жизни, как волны, новые свершения, заботы, обязанности; он зовет человека к подвигу, труду, любви, к борьбе.

Вчера сходили с конвейеров автомашины, тракторы, комбайны. Люди удовлетворенно думали: как прекрасно видеть деяния своих рук! Они гордились своим трудом, они наслаждались, наблюдая рождение нового.

Но вот родился очередной день, и то, что было вчера прекрасно и ново, стадо уже прошлым, пережитым, обыденным. Новый день требует новых мыслей, новых дерзаний и свершений, он встает над миром, раздвигая тучи, прокладывая нелегкую дорогу в ту сияющую, как рассвет, даль, которую мы называем — будущее.

Каким бы вчерашний день ни был удачным, чудесным и красивым, люди с нетерпением, с чувством радостного ожидания и волнения встречают новый, наступающий день.

Многого ожидала от этого дня Наташа. Новый день был желанным и обнадеживающим не только потому, что она стремилась как можно быстрее сесть за пульт радиолокатора. Наташа нетерпеливо ждала встречи с друзьями. И только где-то там, в глубине души, не улеглась вчерашняя обида.

Наташа вошла в троллейбус, села и задумчиво начала рассматривать город через разрисованное морозом стекло.

Десять минут езды — и вот он, радиолокационный центр. Возле табельной доски она остановилась и удивленно пожала плечами. Ее номерок был снят. Девушка растерянно осмотрелась по сторонам.

В конце коридора послышались шаги.

— Товарищ Гомон, познакомьтесь с приказом, — подойдя к Наташе, сказал дежурный по участку и протянул бумажку.

Девушка опешила, лицо ее передернула судорога. Чтобы сдержать себя, не выдать боли, она вдруг сжала кулаки. Это помогло. Она стояла нерешительная, но не подавленная.

— Наташка! — вдруг услышала девушка знакомый голос. — Пойдем к Федорову. Там у него секретарь партбюро…

Наташа обернулась и с благодарностью глянула в лицо Юзику. Парень чувствовал себя неловко. Видимо, и для него приказ начальника был не меньшей неожиданностью, чем для нее.

— Никуда я не пойду, — упрямо ответила девушка. — Мне все понятно.

Юзик схватил ее за руку.

— Ты комсомолка… Мы постоим за тебя. Пиши заявление.

Наташа едва сдерживала слезы.

— Я не хочу с ним разговаривать, видеть его не хочу… — сказала она задрожавшим голосом и, швырнув под ноги приказ, повернулась и пошла к двери.

Понять горе человека, боль, обиду дано не каждому смертному. Одни люди бывают настолько равнодушными к чужим тревогам и неудачам, что даже удивление берет. Что им эти тревоги? Они спокойны за себя, за свою судьбу и должность. Это — самое главное для них в жизни.

Есть и другого сорта люди. Они, казалось бы, и дают советы, стараются успокоить попавшего в беду, возмущаются несправедливостью, ищут правды… Однако, если нужно человеку помочь не словами, а делом, они вдруг потихоньку отходят в сторону, затихают: мол, моя хата с краю… Чем они лучше тех равнодушных?

Искренность — та же смелость. Искренность заставляет человека быть чутким, внимательным, справедливым. Искренность, если говорить откровенно, делает людей красивыми, чистыми, роднит их между собой. Люди такой души всегда готовы стать тебе другом, товарищем, братом, смело идут на помощь, на выручку, в бой.