Француз уже десять лет жил в пустыне и знал, что сказать.

— Что есть у меня — твое, — ответил он. — Ты оказал мне честь своим визитом. Может, ты захочешь немного пожить здесь. И помочь мне. За помощь я отблагодарю тебя… одной из своих лошадей.

Саид кивнул. Он смотрел, как Зеноба и его сыновья ушли, сопровождаемые слугой. Сам он очень хотел кофе, хлеба, фруктов.

— Если такова будет воля Бога, — сказал он.

Дайана склонилась над своим столом в Альбукерке и почувствовала, как ребенок шевельнулся в ней. Она была уже на четвертом месяце, а ребенок уже шевелился вовсю. По-моему, он слишком рано начал лягаться, — подумала она.

Рассеянно она стала раскладывать листы доклада о волках. И тут память вернулась к ней в ту пещеру на перешейке через Берингов пролив, когда она, довольная, удовлетворенная, лежала рядом со Стовиным и прислушивалась к далекому вою во льдах.

Остались ли их отношения со Стовиным прежними? Особенно с его стороны? О да, они еще не раз занимались любовью, но все же что-то изменилось. Разумеется, он страдал, хотя и не признавался в этом. То, что случилось между нею и Бисби, казалось Дайане каким-то нереальным сном, почти сексуальной фантазией, какие посещали ее, когда она была подростком. А что касается самого Бисби, то она, вспоминая его, не испытывала ничего, кроме изумления. Дайана была уверена, что и Бисби не испытывал к ней никаких чувств. Впрочем… был момент нежности, когда он поцеловал ее в пещере в Диомеде. Возможно, у него и было что-то, но не то, что можно назвать любовью. И тем не менее, она почему- то очень не хотела выкинуть из памяти этот поцелуй.

Да, она прожила пару месяцев в каменном веке и ею овладел человек из каменного века. А как иначе? Кем был Бисби в ее глазах? Охотник из каменного века, который немного учился в колледже и стал летчиком. И все обитатели затерянного во льдах эскимосского селения считали его своим. Его и Стовина разделяли два тысячелетия. Потому что, — напоминала она себе, — никто не может вернуться назад. Люди могут меняться, но назад вернуться не могут. Может быть, даже Бисби знал об этом. Он всегда вел себя так таинственно, как человек, который идет вперед, который знает, что у него есть предназначение, но ему еще не сказали, в чем оно состоит.

Дайана прошла по комнате, остановилась возле вещей, которые были выгружены с нарт на геликоптер много недель назад и вот только сейчас их вернули мосле прохождения правительственного досмотра. Вот марка, в которой она ходила, рукавицы, даже палка, которой Валентина погоняла оленей, когда они мчались через Чукотскую снежную пустыню. Когда-нибудь, — подумала Дайана, — я снова приеду в СССР и подарю эту палку Валентине… Она мне очень нравится. Я надеюсь, что у них с Женей все хорошо.

Она продолжала разбирать вещи. И под попоной она увидела коробочку Бисби. Задумчиво она взяла ее в руки. Бисби так ревниво охранял коробочку от чужих глаз, что теперь Дайане было стыдно открывать ее. Как будто она собиралась прочесть чужой дневник.

Коробочка открылась легко. С благоговейным чувством она стала перебирать содержимое.

Маленький череп… птичья шкурка… какие-то черные перышки… тумблер с приборной панели самолета. И книга в коричневом переплете «Древний Красный Камень» Хью Миллера. Разумеется, она читала Миллера. Многие зоологи и геологи читали его. Он жил в девятнадцатом веке и был самоучкой геологом. Он был масоном. В свое время он имел большое влияние на современников, он смог покорить умы многих людей. Дайана открыла книгу. Видимо, ее читали часто, так как страницы открывались легко и во многих местах были закладки. На первой странице твердым почерком были написаны слова: Артуру Йнглис Бисби, с признательностью от друга. X. М. 11 декабря, 1841 года.

Вероятно, прадед Бисби. Значит, это книга, которую отец Бисби, находясь в чужой стране, среди чужих людей, читал своему сыну — полуэскимосу. Значит, часть того, что здесь написано, составляло интеллект Бисби. Некоторые абзацы в книге были подчеркнуты. Она прочла один из них:

«…Все живые существа прошлого умерли, значит, такова судьба и всех живых существ настоящего времени… Теперь мы, геологи, абсолютно точно знаем, что начало было, и было оно совсем недавно. И далее: основываясь на опыте прошлого, мы можем с уверенностью сказать, что все расы, по крайней мере, если они будут находиться в нынешнем состоянии окружающих условий и нынешнем состоянии внутреннего интеллекта, исчезнут с лица земли…»

Если бы Дайана прочла это раньше, они с Бисби могли бы говорить на одном языке. Эта книга была чрезвычайно важной для него. Она была его Библией. Но почему? Может, его предназначение заключалось в том, чтобы изменить «окружающие условия и внутренний интеллект» человеческой расы? И кто определил это предназначение? Он не смог выполнить его, бедный Бисби. Сейчас он где-то на дне Берингова пролива… Уже сейчас произошли изменения. Новые климатические условия, новые люди, новые политические лидеры… Но Бисби никогда уже не узнает об этом. Он так и не выполнил своего предназначения…

Снова в ней шевельнулся ребенок и у нее перехватило дыхание. Будь терпеливой, — сказала она себе, улыбаясь. — И чей ты, мой малыш? Может быть, Стовина. А может быть Бисби. Она положила книгу обратно и закрыла коробку. Кто бы ни был его отцом, теперь он будет только их — ее и Стовина… Но она сохранит коробку… и когда-нибудь она даст ее сыну…

— Мне не хватает тайги, — сказала Валентина, глядя из окна нового бунгало в Академгородке-2 под Симферополем в Крыму.

— Но здесь нет тайги и не может быть, — рассеянно ответил ей Евгений Солдатов, просматривая распечатки ЭВМ и изредка тыкая пальцем в клавиши допотопной пишущей машинки. Валентина снова посмотрела в окно. Женя выглядел уже неплохо, хотя все еще был очень бледен. Он потерял в весе и восстановить здоровье будет нелегко. Женя посмотрел на Валентину и улыбнулся.

— Здесь нет тайги, дорогая. Только лед. Здесь новая Сибирь, но без тайги.

Она подошла к нему и положила руку на плечо.

— Я знаю, знаю. Но пройдет много лет и тут будет тайга. Только мы ее уже не увидим.

Солдатов повернул голову и поцеловал ее руку, лежавшую на плече.

— Нам повезло, что мы можем видеть это, — он двинул головой на бульдозеры, разравнивающие площадку перед домом.

— Академгородок-2. Кто мог предположить, что город науки придется строить в Крыму? У нас здесь есть пища. Не в избытке, но все же мы живем лучше, чем миллионы советских людей. У нас есть кров. У нас есть работа. Мы самые счастливые люди в нашей стране.

Она кивнула. И вспомнила Бисби. Вспомнила, как он не одобрял разделение людей на элиту науки, там, и Новосибирске, много-много лет назад. Она поежилась. Бедный Новосибирск. Несчастные люди… Как они боролись! И какое сокрушительное поражение они потерпели. Это была настоящая катастрофа, неисправимая, несравнимая с теми, что потом обрушились на Москву и другие города.

— Что это за распечатки? — спросила она, чтобы отвлечься от печальных мыслей.

Данные вулканической деятельности. Она усиливается. Причем, везде. На Камчатке, на Аляске, на Алеутских островах… И чтобы иметь достаточно данных для расчета, мы должны проделать кое-какие измерения на высоких широтах. Но очень трудно добиться, чтобы нам выделили самолеты из Ростова.

— Ростов знает, насколько это важно. Ведь в правительстве те же люди, что и раньше. Через год, может быть и раньше, Академгородок-2 будет работать на полную мощность. Всем известно, насколько это важно.

— Разумеется, известно. Но правительство больше интересует вопрос «как», а не «почему».

Валентина молча улыбнулась. Это неудивительно, — подумала она. Сейчас поздно спрашивать «почему», куда более важен ответ на вопрос «как», как жить дальше в таких условиях, как обеспечить жизнедеятельность людей. Но такая постановка вопроса противоречила научному складу мышления Евгения, он не мог воспринять этого. Бисби бы понял это. Бисби… его тело покоится на дне Берингова пролива. Бисби был великим прагматиком. Они все остались живы только благодаря ему. Такие люди, как Бисби, весьма полезны, особенно в пору кризисов. Женя заговорил снова.