— Мне нужно!

Он выжидающе смотрел на Алиде. Она хотела, чтобы он смирился со всем, что произошло. Все знали, что там не нужна какая-либо особая причина. Нужны ли доказательства самоуправцам, достаточно любой фантазии в доносе.

— Ты ничего не слышал? Они ведь что-то говорили, когда вошли?

ОНИ. Это слово во рту Алиде стало громадным. В детстве она как-то получила предупреждение о том, что будет, если скажешь (произнесешь) вслух такие слова, как Бог, сатана, гром, смерть. Она как-то попыталась тайком повторить эти слова. Через два дня у них подохла курица.

— Я не все слышал. Было много шума и крика. Я попытался открыть дверь каморки, но дверь не поддалась, а потом в доме уже никого не осталось. Это произошло так молниеносно, а я не мог выйти. Липси отчаянно лаяла. — Голос Ханса задрожал.

— Может, это из-за того… — слова Алиде застревали в горле. Голова как бы сама собой склонилась набок, и она подумала о той подохшей курице, — что она считалась твоей вдовой, а Линда твоим ребенком. То есть, тоже враги народа.

На кухне было холодно, зуб на зуб не попадал. Она вытерла подбородок. Рука покраснела, из треснувшей губы сочилась кровь.

— Все из-за меня. Выходит, я во всем виноват.

— Ханс, Ингель подсунула под шкаф клинья. Значит, она хотела, чтобы ты оставался в укрытии.

— Дай мне водки.

— Я сооружу для тебя более надежное место укрытия.

— Зачем?

— Нельзя долго находиться в одном и том же месте.

— Ты намекаешь на то, что Ингель так считала? Моя Ингель.

— Нет, разумеется.

Алиде достала из кармана полбутылки самогона. О судьбе Липси Ханс не спрашивал.

— Иди доить коров, — устало сказал он.

Алиде насторожилась. Может, просьба Ханса была искренней и нужно идти доить коров, но она не могла оставить его одного на кухне в таком состоянии. Он мог устремиться в муниципалитет.

Через две недели после того, как Ингель и Линду увели, Мартин и Алиде вместе с собакой переехали в дом. Солнце сверкало, грузовик мягко покачивался. Целое утро Алиде делала все так, чтобы не совершить ошибки, каждое свое движение проверяла, чтобы не спутать ничего или не пропустить. Встала с постели так, чтобы сначала правая нога коснулась пола, переступила через порог комнаты правой ногой и через наружную дверь тоже, открывала двери правой рукой и торопилась сделать это раньше Мартина, чтобы он левой рукой не испортил их счастья. И сразу как они подъехали к дому, она устремилась к калитке, чтобы открыть ее правой рукой, потом также дверь и войти в дом правой ногой. Все шло хорошо. Первым они встретили мужчину. Хороший знак. Если бы встретилась женщина, Алиде издалека заметила бы ее и попросила Мартина остановить грузовик, а сама побежала бы в кусты, сказав, что у нее болит живот, чтобы подождать, пока пройдет женщина. Но если бы и второй встречной оказалась женщина? Ей пришлось бы снова просить Мартина остановиться и бежать в кусты, а муж стал бы беспокоиться. Мартину нельзя было говорить о том, что приносит счастье, о плохом глазе, он бы только посмеялся над тем, что жена наслушалась небылиц старых людей. У него есть свои Ленин и Сталин. К счастью, в пути все было хорошо. Ноги приплясывали и сама она светилась от радости. Ханс! Она спасла себя и Ханса. Они в безопасности и главное — вместе.

Она взглянула на себя в зеркало, пока Мартин разгружал вещи, и может, слегка пококетничала со своим фигуристым отображением. Ой, как бы она хотела, чтобы Мартина не было ночью, чтобы он был на работе или где угодно, она могла бы выпустить Ханса с чердака и просидеть с ним всю ночь. Но Мартин никуда не ушел, он хотел провести первую ночь в новом доме с женой, товарищем, любимой — с ней вместе. Она сделала попытку, спросив, не нужен ли он на работе, и дала понять, что не будет сердиться, хотя на нее лягут многие обязательства, но Мартин лишь посмеялся над подобной чепухой. Партия обойдется ночью без него, а жена — нет!

В доме все еще пахло Ингель, на стекле остались следы от пальцев ее или Линды, скорей всего, Линды, так как они были низко. Под окном стояла каштановая птичка Линды с пустыми деревянными глазами и со спичечными крыльями. Ничто не указывало на внезапный уход или поспешную упаковку, ящики не были открыты, в шкафах не рылись. За исключением приоткрытой дверцы того шкафа, который открывал Ханс. Алиде закрыла ее. Ингель оставила все в отличном порядке, аккуратно взяла одежду свою и Линды из белого шкафа и как следует затворила его дверцы, которые нужно было задвигать медленно и в то же время плотно, чтобы он не открывался сам собой. Она закрыла шкаф так, будто вовсе не спешила. Из комода были взяты нижнее белье и чулки, скатерка на нем осталась ровной, как и ковры на полу, не считая того, который сместился, когда Алиде пыталась задержать Ханса. Она не обратила на это внимания, так как, сооружая чердачную комнатку, взбиралась прямо на чердак, не заходя в нижние комнаты, и не осматривала кухню, ибо не готовила горячую еду для Ханса.

Он хотел помочь ей в строительстве, но она отказалась. Его душевное состояние было таким, что ему лучше было оставаться в старой комнатке, горевать и пить водку, которой снабжала его Алиде. Теперь только она сообразила, что весь беспорядок в доме — лишь следы борьбы ее и Ханса, оставшиеся после ее первого прихода. Не было никаких признаков того, что чекисты искали оружие, да и кладовая была чистой. Возможно, Мартин сказал им, чтобы они вели себя прилично, так как он с женой переезжает в этот дом. Послушались бы они его? Не должны были, чекистам нельзя было никого слушать. Их следы обнаружились лишь на полу каждой комнаты в виде отставших от подошв комков земли. Алиде убрала высохшую грязь, прежде чем расставить свои вещи по местам. Позже надо будет проверить двор, по-видимому, там застрелили собаку Липси!

Алиде снова правой рукой взяла свои платья и развесила их в шкафу, хорошее настроение вернулось, хоть и не удалось избавиться на ночь от Мартина. Она положила щетку на столик под зеркалом, рядом со щеткой Ингель. И когда расставила все свои вещи, дом стал казаться общим — ее и Ханса. Наш дом. Алиде может сидеть за кухонным столом напротив Ханса, и они будут как бы мужем и женой. Она будет готовить еду своему Хансу, разогревать воду для ванны, протягивать полотенце, когда он будет бриться. Она будет делать все то, что прежде делала Ингель, все женины дела в доме. Ханс увидит, что она печет лучше, готовит вкуснее и вяжет хорошие носки. Наконец, Ханс заметит, какая она стройная, какой красивой может быть, когда косицы Ингель не заставляют его постоянно поворачивать голову в ее сторону.

Теперь ему придется разговаривать с Алиде, а не с Ингель. И видеть только Алиде. Прежде всего ему придется заметить ее особый дар угадывать тайны растений и ее знание секретов ухода за ними. Тут она всегда была способнее, чем Ингель, но на такое обычно не обращали внимание, ведь хорошая эстонская хозяйка прежде всего ценилась за умение возиться с тестом, за проворность в дойке. Кто бы заметил, что тогда как Ингель хреном приправляла огурцы, Алиде лечила с его помощью желудочные болезни. Теперь Хансу нужно будет в этом разобраться. Алиде прикусила губу. Не полагалось кичиться подобными тайными дарами, ибо гордость — это конец, а смирение — начало всего, в молчании же — сила.

Но тут Мартин прервал размышления жены, обняв ее сзади за талию, он стал нашептывать на ушко своему воробышку, что гордится своей женой, более чем когда-либо, потом закружил ее по комнате, опрокинул на постель и спросил, эта ли постель хозяина дома и что будем на ней делать?

Ночью Алиде проснулась от крика, напоминающего крик кроншнепа. Рядом храпел Мартин. Подмышки у него пахли. Крик этот был жалобой Ханса. Мартин не проснулся. В темноте Алиде пристально разглядывала немецкий орнамент полосатого гобелена — его сделала их мать, ее рук вышивка. Интересно, сколько золота взяла с собой Ингель? Хватит ли его, чтобы купить себе свободу? Как старшая дочь она получила от родителей золота на десять рублей, его на это не хватит, на него можно лишь прокормиться.