«Предстоящие выборы должны спасти нашу страну от упадка в промышленности, от социального раскола и развала муниципальной власти», — заявил Киннок.
«Всем известно, что лейбористы не пользуются поддержкой избирателей и не смогут победить, — утверждал лидер социал-демократической партии Оуэн. — Вопрос в том, захотят ли здравомыслящие избиратели получить еще пять лет неограниченного тэтчеризма».
Тэтчер, похоже, считала, что захотят. «Я преисполнена энергией, — заявляла она. — Нас не спихнуть в сторону. Мы готовы бороться». Однако она отклонила предложение Киннока провести прямые дебаты, заявив, что они вызовут лишь «эмоции и сотрясение воздуха, а не просветление умов». Киннок настаивал на своем предложении, Тэтчер не уступала. «Ищите собственную платформу, — ехидничала она, — я вам ее делать не буду». Тэтчер не тратила времени на мелкие стычки. Для этого она была слишком уверена в себе. «Хотела бы надеяться, что это не последние мои выборы, — говорила она. — Я баллотируюсь всего лишь в третий раз. Надеюсь еще не раз выставить свою кандидатуру». Она не шутила и не хвастала, а вполне точно выразила то, что хотела сказать. Менее очевидным, но столь же серьезным был смысл сказанного по отношению к членам ее собственного кабинета: не торопитесь с планами смены лидера (своей партии. — Прим. перев.).
Из предвыборных деклараций, представленных разными партиями, возникал поразительно разный образ Англии. Главной темой у лейбористской партии была обреченность. Они пытались нарисовать картину разобщенной, безрадостной страны, «экономически и социально искалеченной», прозябающей в нищете диккенсовских времен и масштабов. Тэтчер рисовала образ совершенно иной Британии: страны «возрожденного духа и восстановленной репутации», которая вправе гордиться «наиболее быстро растущей экономикой в Европе». Главной темой кампании Тэтчер было «Власть — народу!». Обрушивая водопад статистики, она доказывала, что в период ее руководства число акционеров в стране почти утроилось; что доля среднего класса в структуре населения возросла с 30 до 50 процентов, а темпы инфляции снизились с 18 до 4 процентов {5}.
Повернуть подобный курс вспять было немыслимо. Тэтчер обещала продолжение приватизации, более широкий выбор в сфере жилищного строительства и образования, рост числа владельцев акций и более высокие пенсии. Она не терпела малейших обвинений в том, будто бы премьер-министр и ее правительство не проявляют должной заботы о людях. «Все порядочные люди заботятся о больных, инвалидах и престарелых», — отрезала она, одновременно обрушиваясь на любителей скулить и выламывать себе руки, всех этих «профессиональных стенателей», способных, по ее мнению, только жаловаться и клянчить.
Альянс, как и ожидалось, избрал среднюю линию, обещая более высокий уровень социальных ассигнований, чем тори, но меньше, чем лейбористы. Партии Альянса решили не касаться в ходе избирательной кампании вопроса о ядерном оружии, дабы создать впечатление единства; но не смогли удержаться от того, чтобы не стукнуть по лейбористам. «В вопросах обороны, — заявил Дэвид Оуэн, — лейбористы продолжают оставаться угрозой по отношению к нашим союзникам и отвечают молитвам русских». Консерваторы тоже выпустили залп в сторону лейбористов, обвинив партию Киннока в том, что она «намерена отказаться от той политики обороны, которую проводили все правительства Великобритании, как лейбористские, так и консервативные, со времени окончания второй мировой войны».
Едва начав свою кампанию, Тэтчер, ко всеобщему удивлению, стала допускать в ней серьезные просчеты. У нее не было ясности в отношении того, какой должна быть новая политика в сфере образования. Создалось впечатление, будто она предлагает, чтобы государственные школы, которые предпочтут выйти из-под государственного управления и начать работать самостоятельно, ввели бы плату за обучение. Тэтчер удалось исправить это впечатление, но ее последующие высказывания оставили отпечаток, что она совершенно равнодушна к сфере образования — области, в которой сконцентрировались серьезнейшие проблемы и по отношению к которой сама Тэтчер допустила существенные ошибки. За период после 1979 года число учащихся в средних школах возросло на 157 тысяч человек. Несмотря на это, правительственные ассигнования в реальном исчислении снизились на 10 процентов и школьная система находилась в тяжелом положении.
Другой просчет Тэтчер был связан с Национальной службой здравоохранения (НСЗ). Премьер-министру был задан вопрос, почему она пользуется частными врачами и клиниками, а не учреждениями НСЗ. Тэтчер ответила, что частная медицина «позволяет мне обращаться в клинику в тот день, когда я хочу, в то время, в которое я хочу, и к тому врачу, к которому я хочу». Дэвид Оуэн, сам врач по образованию, немедленно обвинил ее в невнимании к тем людям, доходы которых не дают им таких возможностей.
Премьер-министра давно уже критиковали за упадок в сфере здравоохранения, а она энергично отметала все обвинения, подчеркивая, что за первые восемь лет ее пребывания у власти правительственные ассигнования на цели здравоохранения выросли более чем в два с половиной раза. Ей говорили, что качество медицинского обслуживания в Лондоне снижается. Она возражала, что средства направляются в те части страны, где они больше нужны. Тем не менее критика продолжалась, и для нее были основания. В системе НСЗ работал один миллион человек. По численности персонала это самая крупная организация в Европе после Советской Армии. И тем не менее за год до общенациональных выборов в очереди на хирургические операции по всей стране стояли более 700 тысяч человек. Многие больницы находились в плохом состоянии, размещались в темных и грязных помещениях, располагали только устаревшим оборудованием, врачам и медсестрам приходилось отрабатывать смены продолжительностью по 14–16 часов. Вся система была крайне неэффективной. Операция, которую в Соединенных Штатах делают в амбулаторном порядке, в Англии потребовала бы пятидневного пребывания в больнице. Но Тэтчер отказывалась увеличивать ассигнования на НСЗ, считая, что прежде ее необходимо привести в порядок и сделать более эффективной. В первые же дни избирательной кампании проблема эта раскалилась добела, а высказывания Тэтчер насчет ее частных врачей подлили масла в огонь.
Лейбористы весьма удачно начали свою кампанию. 21 мая по телевидению был показан их первый «политический фильм» — одна из трех бесплатных телепрограмм, положенных в ходе выборов каждой партии. Как и предсказывали тори, стратеги лейбористской партии почти полностью сосредоточились на личности самого Киннока. Фильм это подтверждал, а его демонстрация сразу же внесла коррективы в ход кампании. Фильм начинался с кадров стремительно летящего военного самолета, который превращался в набирающую высоту чайку, а его рев постепенно переходил в звуки Четвертой симфонии Брамса, ставшей музыкальной темой кампании лейбористов. Под эти звуки появлялись кадры Нейла и Гленис Кинноков, идущих, взявшись за руки, по кромке моря. Музыка уступала место голосу Киннока, объяснявшего, как сильные должны помогать слабым. В фильме, поставленном Хью Хадсоном — он известен также по фильму «Огненные колесницы», упор делался на скромное происхождение Киннока и его жизненный путь. Был включен фрагмент, относящийся к 1985 году и преследовавший цель показать жесткость Киннока: эпизод, когда он обрушивался на воинственное крайне левое крыло лейбористов. Вслед за этим шли восхваляющие отзывы родственников и коллег по партии. Сама лейбористская партия на протяжении всего фильма не была упомянута ни разу.
Выполненный в американских традициях, этот рекламный фильм многое позаимствовал из аналогичных роликов о Роне и Нэнси, рассчитанных на сентиментальную, берущую за душу манеру ведения кампании. В Англии такой фильм был в новинку. Личная популярность Киннока взлетела, как чайка в фильме, — на 16 процентов за одну только ночь. Лейбористы воспрянули духом, консерваторы ворчали насчет «явного приукрашивания». Один из консервативных членов парламента с завистью говорил после выборов, что «Кинноки купались в профессионализме и лести, а нам, тори, чаще всего не хватало ни того ни другого».
