– Клодия?

– Нет, тетя.

– Изабель?

– Нет, тетя, – отвечала Изабель, – только, пожалуйста, тетя, подождите еще один день и…

– Дайте вору возможность избавиться от камня. Ты это собиралась сказать? – прервала тетя Патрисия.

Она открыла дверь.

– Значит, разговоры кончены. Так? – спросила она. – Вам нечего добавить? Превосходно. – И она вышла, спокойно затворив за собой дверь.

– Не люблю дробить щебень на улицах и не выношу запаха тюремного супа, так, мой маленький Огастес? – любезно спросил Дигби. Мы стояли и совершенно ошеломленные смотрели друг на друга.

– Мерзавцы, гнусные, грязные скоты, – плевался Огастес, глядя на нас троих по очереди.

– Этим не поможешь, Огастес. Замолчи, – сказал Майкл совершенно спокойным и дружественным тоном и добавил: – Пойди поиграй с игрушечками, если ты не способен на серьезные разговоры… Идем, Джон. – И, обратившись к девочкам, сказал: – У меня к вам большая просьба, королева Клодия и Верная Собачья Душа.

– Охотно, – сказала Изабель.

– В чем дело? – спросила Клодия.

– Забудьте об этом проклятом деле. Успокойтесь моим торжественным обещанием и заверением, что я сегодня же его ликвидирую.

– Как? – спросила Клодия.

– Майкл, дорогой! – сказала Изабель и взглянула на меня.

– Сейчас тебе незачем знать это, Клодия, – ответил Майкл. – Верь и будь спокойна. Раньше, чем вы пойдете спать, все будет улажено… Пойдем, Джон.

И мы пошли в его комнату.

– Закури, брат Джон. Я хочу беседовать с тобой о неких темных делах, – сказал Майкл, когда мы вошли.

Закрыв дверь, он поставил банку с табаком на стол возле кресла, в котором я сидел.

– Ты слишком редко чистишь трубку, Джон, – начал он. – В твоей трубке слеживается зола, и от этого она трескается. Вероятно, здесь играет роль неравномерное расширение золы и дерева трубки от тепла. Надо хоть раз в месяц ее чистить.

Он сел против меня в низкое кресло и поднял колени выше головы.

– Я люблю хорошо прокуренную трубку, – отвечал я, – через золу дым вкуснее и прохладнее.

– Я не возражаю. Если только твое состояние позволяет тебе часто покупать новые трубки, – лениво отозвался он, и мы минуты две просидели молча.

Я совершенно поддался его очарованию и должен был искусственно раздувать свое негодование. Если он собирается вернуть сапфир сегодня вечером, то почему он этого не сделал до сих пор? С какой стати он ночью вернулся из гостиной, не положив его на место? Чего ради он вообще отрицал, что взял его?

– Ну, сынок, что скажешь? – внезапно спросил он.

– Да, Майкл, что скажешь? – ответил я.

Он с усмешкой на меня посмотрел.

– Как ты думаешь, Джонни, в чем заключается игра? – спросил он.

– Дурацкая игра, – ответил я.

– Совершенно правильно, – согласился Майкл. – Кроме того, довольно жестокая в отношении девочек и бедного Огастеса.

– Верно, – сказал я, – и в отношении тети Патрисии.

Последовало неловкое молчание.

– Ну? – спросил наконец Майкл.

– Положи его на место, Майкл! – взмолился я. – Бог знает, зачем ты играешь эту игру!

Майкл выпрямился и в упор взглянул на меня.

– Ты сказал: «Положи его на место». Ты так сказал, Джон? – проговорил он медленно и задумчиво.

– Да, Майкл, – ответил я. – Слушай, Майкл. Тетя очень тебя любит. Будет лучше для нее, если она не узнает, что это ты. Дай мне его сюда, и я… – Я покраснел и чувствовал себя глупо.

– Маленький герой, рассказ из школьной жизни… – бормотал он, но голос у него был теплый и мягкий. – Это становится занятным, Джонни, – продолжал он. – Значит, если я сейчас верну тебе «Голубую Воду», ты отнесешь ее к тете Патрисии и скажешь: я один и без сообщников сделал все это. Я не могу больше лгать…

– Именно, – улыбнулся я. – С одним условием: чтобы ты рассказал мне, в чем заключается игра.

Слава Богу, эта проклятая история подходила к концу. Но нет, я был совершенно уверен, что Майкл не позволит мне взять вину на себя, хотя и предпочел бы это. Ведь тетя может отказать ему от дома.

Майкл встал.

– Отнесешь? – спросил он. – Если я его сейчас достану, ты отнесешь его прямо к тете Патрисии и скажешь, что стащил его для смеха. Так?

– Я был бы очень счастлив, Майкл, если бы ты позволил мне, – ответил я. – Надо покончить с этим дурацким делом и выпутать из него девочек, Дигби и несчастного Огастеса.

– Хм, – сказал Майкл. – Значит, ты отнес бы…

– Никто, кроме меня, не знает, что ты был внизу, Майкл. Почему ты не положил его на место? – спросил я его.

– Жаль, что не положил, – ответил он.

Раздался стук в дверь.

– Кто там? – спросил Майкл.

– Я! – заревел голос Дигби.

Майкл отпер дверь.

– В чем дело? – спросил он.

– Изабель хочет с нами тремя поговорить. Она искала вас. Ей пришла в голову гениальная мысль. Можно выправить грустное положение вещей.

– Где она? – спросил Майкл.

– Я обещал ей привести вас обоих за уши в курительную комнату, если только кто-нибудь из вас не скрылся уже с добычей, – ответил Дигби.

– Пока что я еще не сбежал, но после завтрака мне понадобится расписание поездов, – сказал Майкл. – Пойдем, выслушаем блестящий проект Изабель.

Мы спустились и прошли в курительную комнату. Медная шкатулка бросилась мне в глаза. Мне показалось, что ее крышка и передняя сторона светлее остальных ее частей.

– Не разоблачай меня, Джон, пока что, – сказал на ходу Майкл.

– Джон тебя поймал? – спросил Дигби.

– Вчера ночью, – сказал Майкл.

– На месте преступления, – подтвердил я, и мы вошли в курительную комнату.

Изабель сидела у камина. Было видно, что она много плакала. Когда мы входили, она смотрела только на меня.

– Я чувствую себя такой несчастной! – простонала она. – Я была такой скверной, такой… Но я больше не могу!

– Отдай нам знаменитую драгоценность, дорогая, – сказал Дигби. – Мы отнесем ее к тете и по-братски разделим тетины превосходно подобранные ругательства.

– В чем дело, маленькая? – спросил Майкл.

– Я допустила, чтобы подозревали Огастеса! – всхлипнула она. – Огастес совершенно не виновен, и я могла бы одним словом это доказать вчера же… И я этого не сделала!

– Почему, милая? – спросил я

– Не знаю… нет, знаю: это было бы похоже на желание снять подозрение с меня самой, – ответила она. – Я думала, что это просто глупая шутка… И я, конечно, думала, что тот, кто взял, признается и положит на место. Но теперь это ужасно… Я больше не могу молчать. Я должна сказать вам прежде, чем говорить тете.

– В чем же дело, собачка моя? – спросил Майкл.

– Когда свет потух, я сказала: духи и домовые, или что-то в этом роде. Не то я действительно испугалась, не то сделала вид, что испугалась, и в темноте схватила кого-то за руку. Когда свет загорелся, я увидела, что это Огастес, и сразу отпустила его; я боялась, что кто-нибудь заметит.

– Конечно, – согласился Дигби, – злополучный Огастес невинен, если только они не сговорились в потемках и не похитили драгоценность совместно.

– Не валяй дурака, Диг! Бедная Изабель действительно очень разволновалась. И слава Огастесу, что он не привел этого доказательства в свою пользу, – сказал я.

– Милое дитя! – воскликнул Дигби. – Надо будет найти и простить его.

– Ты рассказала это Клодии – спросил Майкл.

– Да, но она думает, что я ошиблась, – ответила Изабель. – Конечно, я не ошиблась. Что за вздор!

– Наш друг Огастес должен быть очень благодарен тебе за то, что ты поймала его в темноте и не забыла об этом, – сказал Майкл.

– Да, – согласился Дигби. – Теперь он сможет вилять хвостом, весело лаять и резвиться у ног тети Патрисии, в то время как мы будем оставаться в мрачном изгнании.

– Иди к тете и облегчи свою совесть, Изабель, – сказал я.

Она посмотрела на меня долгим, жалобным взглядом и вышла из комнаты.

– Послушайте, сограждане, – сказал Дигби, когда дверь закрылась, – вот что я хочу знать: кто стащил эту самую драгоценность? Простите меня за настойчивость, но раз милый Огастес не виноват, это должен быть кто-то из нас троих. Опять же, простите меня, но это не я, значит, это кто-то из вас двоих… Вот что, отдайте этот камень, если он не очень вам нужен.