- Князь, проснись! - повторил громко Ромульд, который уже стоял у изголовья ложа супругов с другой стороны.

Вадим медленно повёл тяжёлой головой и, чуть приподняв её, снова опустил на высокие подушки.

- Князь, да пробудись же! - грозно потребовал Дагар и резко потянул подушку из-под головы Вадима.

Тот сразу вскочил.

- Кто посмел?! - хрипло закричал было он и онемел на полуслове: что такое? Вся одрина заполнена синеголовыми воинами…

- Оденься, снарядись как воин и выходи без буйства во двор: там тебя ждёт Веско, - грозно потребовал Дагар и ещё раз внушительно добавил: - Без буйства!

- Нет! - дико закричал Вадим, разбудив криком жену. - Он не мог меня опередить! Нет! Не верю!

- Не кричи! - властно прикрикнул на него Дагар. - Весь двор занят нашими людьми.

- А-а! - закричала жена Вадима: она то пряталась в меховые покрывала, то выглядывала из-под них и всё кричала: - Откуда здесь синеголовые? Вадим! Спаси, спаси меня!

- Не кричи! - строго приказал ей Ромульд и тихо посоветовал: - Встань и оденься. - Он подал ей длинное, украшенное красивой цветной вышивкой серое полотняное платье и поторопил: - Быстрее! У нас дел нынче много!

Вадим не шевелился. Он сидел сгорбленный, обречённо свесив голову.

- Не заставляй нас силою облачать тебя, - брезгливо сказал Дагар новгородскому князю, вспомнив его грязную клевету. "Придумать такое не может нормальный человек. Ведь ты - князь! Весь на виду! Как только ты смог додуматься до такого?!" - ярость вскипела в Дагаре.

- Словене глаголили нам о твоей храбрости, а ты, яко последний трус, жалеешь самого себя! - презрительно прикрикнул на него Дагар и приказал своим дружинникам: - Наденьте в последний раз на новгородского князя его доспехи!

Вадим вскочил и бросился на рарога с кулаками.

- Варяжская пиявка! - прохрипел он. - Я тебе покажу "в последний раз!" - но роковые слова он прокричал уже со скрученными руками…

Солнце едва выглядывало из-за мохнатых сосен, когда Вадим и его красавица жена были выведены на крыльцо их дома. Новгородский князь запрокинул голову и в последний раз увидел серое, с голубыми прожилками небо, первые длинные косые лучи солнца, тянувшиеся с восточной стороны горизонта до его крыльца, просыпающийся мрачный лес, соседствующий с его домом, сидящего на старой сосне надрывно каркающего ворона и подавил вздох. Опустить глаза ниже, на незваных гостей, не захотел.

- Прими слебника своего, которого ты послал на верную гибель! - бросил ему Рюрик, ожидая, когда новгородский князь посмотрит в его сторону.

От неожиданности Вадим вздрогнул, глянул вниз и в ужасе отпрянул: на крыльце прямо у него под ногами лежало обезглавленное тело Веска.

- Кто не бережёт преданных ему людей, тот не бережёт себя! - гневно крикнул ему Рюрик и зло добавил: - А теперь при всех сам повтори клевету, которой ты решил испоганить имя моё!

Вадим вскинул голову, сделав невольно шаг назад, но наткнулся на плотно стоявших сзади него воинов Дагара и стал медленно спускаться вниз со ступеньки на ступеньку, пряча взгляд от варяжского предводителя.

- Нет! Не пущу! Не отдам! - метнулась за ним жена и повисла на его плечах, захлёбываясь слезами.

Вадим зашатался. Он с трудом разжал её руки, но она снова как безумная обвила его шею руками и застонала, чуя скорый неминуемый конец своего любимого мужа.

- Уведи её! - закричал Вадим, обращаясь к варягу. - Только изверги так пытают людей! - Он словно силу обрёл от этого нового испытания и уже смело посмотрел в глаза Рюрику.

Рюрик взмахнул рукой, и два дружинника с силой оторвали от Вадима его жену, которая извивалась, яростно отбиваясь от них, и рвалась к мужу.

- За что ты его так? - презрительно глядя на соперника, спросил Вадим, указывая на тело Веска.

- За неумение выбирать себе хозяина! - почти рыча, ответил варяг и с трудом перевёл дыхание. - Какую смерть выбираешь, наветчик: в бою или через повешение? - ещё злее спросил новгородского князя Рюрик, когда тот тяжело спустился с крыльца.

Вадим вскинул голову. В глазах его загорелась надежда.

- В бою! - прокричал он в ответ ненавистному русичу. - Не было такого, чтоб Вадим отказался от боя! Меч! Секиру! - сорвавшимся голосом потребовал он.

Два всадника, два разъярённых князя бились не на жизнь - на смерть. Другого исхода и быть не должно. Дозволялись любые приёмы, уловки, боевые крики, но не смена вышедшего из строя оружия. Дружинники, отступив к частоколу, затаили дыхание.

Рюрик всегда держал руки с оружием на коротком взмахе. Он знал, что эти удары особенно верны и злы. Помня урок, полученный им в битве с Аскольдом, приучил своего коня не бояться диких выкриков и наскоков. Несмотря на обуявшую Рюрика ярость, глаза его сами собой искали ошибки в боевой выучке противника. Напрасно. Новгородец был и силён и ловок. Битва, по всему, предстояла трудная.

Вадим делал смелые наезды; сокрушительно обрушивал на ненавистного соперника град длинных ударов. Но Рюрик с честью выдерживал их, переходя в быструю атаку и изматывая врага своими методами борьбы.

Храпели кони, вздымая клубы пыли: надсадно вскрякивали соперники, подстёгивая и без того лютую ненависть друг к другу, глухим звоном отзывались в ушах дружинников удары мечей…

- …За Сигура! - крикнул вдруг Рюрик, и ратники услышали страшный вопль Вадима. Варяжский князь всадил свою меткую секиру прямо в открытую шею новгородца, на мгновение не защищённую им: Рюрик обманным движением заманил Вадима влево, и враг раскрыл себя. Новгородец выронил меч и, тяжело раненный, нагнулся над конём, невольным движением ног сильно пришпорив его. Конь рванулся, и послушный натянутой уздечке, помчал своего всадника, повернул его открытой спиной к сопернику.

- А это за Триара! - И Рюрик метнул в спину Вадима меч.

Новгородский князь, запрокинув назад голову, с искажённым лицом минуту ещё оставался сидеть в седле, но вот его тело рухнуло на землю. И стало совсем тихо. Слышны были только горькие всхлипы жены новгородца, упавшей на землю, и тяжёлое дыхание варяжского князя.

Два дня и две ночи не могли успокоиться новгородцы. Сполох был как на потерявшей управление ладье во время Злой бури на Варяжском море. Что делать? Как быть? Как снести Рюриковы обиды? Вадима убил, его верных дружинников, ночевавших в доме новгородского князя в ту роковую ночь, тоже убил. С Гостомыслом говорил гневно - не по чину. Грозил суровой расправой каждому, кто по убиенным плакать да причитать станет. Ходит по городу лютый. Пристань закрыл. Ряды торговые тоже закрыл. Никакую речь слушать не желает. Чего-то ещё затевает, а чего - никому не ведомо…

Но миновали грозные дни. Туманится Новгород, но не кричит уже, а лишь тихонько шепчется. Волхвы по погоде, деревам и зверью распознать хотят, чего от Рюрика новгородцам ждать-ожидать можно.

Вот Ведун с силой согнул ствол ветлы и резко отпустил его. Дерево не сломалось, спокойно разогнулось, опустив длинные ветви вдоль ствола и не хлестнув по лицу старца.

- Ишь ты! - удивлённо проворчал он, мотнув длинной седой бородой. - А ну-ка, бобра попытаю, - решил Ведун и, постучав деревянной клюкой по берегу, омытому водой Волхова, прислушался. Приплыл старый большой бобр; покрутил седоусой мокрой головой под протянутой к нему морщинистой рукой Ведуна, обнажил крепкие ещё клыки и окинул старца спокойным любопытным взором; затем ещё раз покрутил усатой мордой, уже не показывая своих астрагалов, и… уплыл восвояси.

- Ишь ты! - обрадованно воскликнул любимец Святовита и в раздумье добавил: - Видно, правда, поутих ярый!..

- Поутих, поутих ярый, буйства-то прекратил, - поведал он новгородскому владыке, греясь у горящего очага в его гридне, и растерянно добавил: - А вот глаза всё равно на людей не поднимает: в себе, видно, смуту чует. И рать зачем-то опять проверяет.