По почину России 18 мая 1899 года собралась так называемая Гаагская конференция в составе Австро-Венгрии, Бельгии, Болгарии, Великобритании, Германии, Греции, Дании, Ирана, Испании, Италии, Китая, Люксембурга, Мексики, Нидерландов, единой делегации от Норвегии и Швеции, делегаций от Португалии, России, Румынии, Сербии, Сиама, США, Турции, Франции, Черногории, Швейцарии и Японии.
Вторая Гаагская конференция была созвана по инициативе США 15 июня 1907 года в составе всех участников первой конференции, а также американских государств: Аргентины, Боливии, Бразилии, Венесуэлы, Гаити, Гватемалы, Доминиканской республики, Колумбии, Кубы, Никарагуа, Панамы, Парагвая, Перу, Сальвадора, Уругвая, Чили и Эквадора.
Представители этих почти всех государств мира разработали и подписали международные соглашения, устанавливающие законы и обычаи войны, права и обязанности нейтральных стран, и заключили конвенцию о мирном разрешении международных споров.
Но, вообще говоря, державы саботировали благородные и дальновидные идеи русского императора.
С запозданием почти в четверть века, 28 июня 1919 года, при подписании в Версале мира с Германией, закончившего Первую мировую войну, была учреждена Лига наций. Устав ее составлял первую часть «Версальского мирного договора», который Ленин охарактеризовал как «…договор хищников и разбойников… Это неслыханный, грабительский мир, ставящий десятки миллионов людей, и в том числе самых цивилизованных, в положение рабов».
Лига наций должна была развить принципы Гаагской конференции, но она довольно бесславно скончалась.
С запозданием на полвека, после Второй мировой войны, на конференции в Сан-Франциско 26 июня 1945 года была создана Организация Объединенных Наций.
Она бьется над теми же вопросами, только теперь они стали труднее разрешимыми, чем в 1899 году. За это время пролились реки крови, моря слез, из которых образовался океан желчной злобы и неукротимой ненависти.
«Упущение времени смерти безвозвратной подобно», — говорил Петр Великий.
Невольно вспоминаются эти слова, когда думаешь о Гаагской конференции, предложенной Россией и не понятой миром.
7 марта 1955 года Министерство иностранных дел СССР в своей ноте правительству Нидерландов подтвердило, что Советское правительство «признает ратифицированные Россией Гаагские конвенции и декларации 1899 и 1907 годов, разумеется, в той мере, в какой эти конвенции и декларации не противоречат уставу ООН».
Новым правителям России стало ясно, что в новой обстановке надо действовать иначе.
А что же случилось с Шульгиным? Шульгин был ярым противником советской власти, но большим поклонником
Шекспира. А Шекспир устами короля Лира изрек: «И злая тварь милее твари злейшей». Когда Гитлер напал на русский народ, Шульгин вспомнил Шекспира и ощутил: злой Сталин лучше злейшего Гитлера. С этой минуты Шульгин желал победы Сталину.
За таковые чувства Иосиф Виссарионович пожаловал Шульгина 25-летним тюремным заключением вместо того, чтобы его повесить, как престарелого писателя, атамана Краснова.
Но Сталин умер, на смену ему пришли другие люди, в частности Хрущев, и по указу от 14 сентября 1956 года Шульгин был освобожден. Никто его не миловал, и он не просил о помиловании. Помилованный и принесший покаяние, Шульгин не стоил бы и ломаного гроша и мог бы вызывать только презрительное сожаление. Он был освобожден вместе с великими тысячами других людей, потому что методы Сталина устарели.
Новым правителям стало ясно, что в новой обстановке надо действовать иначе.
Освобожденный, Шульгин, осмотревшись, сделал некоторые выводы и стал по мере своих ничтожных сил поддерживать Хрущева. Почему? Ему показалось, что в лице последнего мир, стоящий на грани безумия, обрел, наконец, здравомыслящего человека. Думаю, что всем должно быть ясно, что именно Шульгин, размышляющий и свободный в своих чувствах, может приносить хотя бы малую пользу общему делу.
Последний царь и последний самодержец
Николай II, этот несчастный Государь, был рожден на ступенях престола, но не для престола. Он сам это хорошо сознавал. В одном из покоев дворца в Ливадии, в Крыму, 20 октября (1 ноября) 1894 года скончался Александр III.
Новый царь, Николай II, сдерживая рыдания, вышел в соседнюю комнату, где вместе с другими членами императорской фамилии был великий князь Александр Михайлович. Женатый на сестре Николая II, Ксении Александровне, Александр Михайлович был самым близким человеком молодого царя, его другом. Естественно, что первые слова только что ставшего царем Николая II были обращены к нему, т. е. к Александру Михайловичу.
Что же сказал новый правитель России?
Это были слова отчаяния:
— Сандро (так называли Александра Михайловича в царской семье), Сандро, я не могу править Россией.
Это были пророческие слова. У Николая II было множество семейных и человеческих добродетелей и достоинств, но у него не было качеств, необходимых для царя: твердости и властности.
Между тем обстоятельства складывались так, что Россия вступила в очень трудную полосу своего существования. На востоке и на западе восстали против нее два апокалипсических зверя, в виде яростных национализмов, — японского и германского. Удар с востока Россия кое-как выдержала. Она отбила революцию 1905 года, но удар с запада был роковым.
Санкт-Петербург, ставший Петроградом, не смог выдержать натиска императора Вильгельма II и был смыт революцией 1917 года.
Когда Николай II убедился окончательно в том, что он знал еще при восшествии на престол, то есть что он не может править Россией, он отказался от трона.
Некий Шульгин, убежденный монархист, с отчаянием в сердце, но пытаясь спасти монархию и династию, принял отречение императора Николая II 2(15) марта 1917 года.
Впоследствии, а именно в 1922 году, оный Шульгин описал обстоятельства отречения Николая II в книге «Дни».
Он написал эту книгу в эмиграции, т. е. свободно, изложив в ней все то, что ему было известно. Эта книга была перепечатана в Советском Союзе, насколько я знаю, в двух изданиях, но затем была изъята по неизвестным мне причинам.
Царь, кротко отрекшись от престола для того, чтобы облегчить судьбы России, через 16 месяцев после отречения был убит в подвалах Ипатьевского дома в Екатеринбурге, нынешнем Свердловске. Убит вместе с женой, четырьмя молодыми дочерьми и четырнадцатилетним сыном.
В настоящее время мне стали известны обстоятельства, при которых это совершилось, со слов некоторых лиц, которым я доверяю.
Шло заседание Совнаркома. Председательствовал Ленин. Вошел Свердлов и шепотом сказал что-то Владимиру Ильичу. Последний прервал заседание, сказав:
— Срочное сообщение. Получена телеграмма, которую прошу выслушать.
Свердлов прочел телеграмму примерно такого содержания:
«Ввиду приближения к Екатеринбургу отрядов Колчака, местный исполком решил ликвидировать бывшего царя Николая II и его семью.
Постановление это приведено в исполнение. Царь и его семья расстреляны.
Подписано: Белобородов, председатель Уральского областного совета».
По прочтении телеграммы воцарилось молчание. Ленин спросил:
— Кто желает высказаться по поводу телеграммы?
Никто не пожелал высказаться.
Ленин сказал:
— Примем к сведению.
От этого бесстрастного «примем к сведению» содрогнулся весь мир. Не столько от страха, сколько от отвращения. И эта дрожь продолжается по наши дни.
Тяжело преодолеваемые трудности международного положения в значительной мере происходят от недоверия к советской власти. Над миром все еще трепещет это каменное «примем к сведению» после совершенного, душу переворачивающего злодеяния в Екатеринбурге.
Руководители мировой политики, быть может, еще до сих пор в свои бессонные ночи думают: «Если бы у нас в связи с нарастающей силой мирового коммунизма произошла революция, то как поступят с нами? Какие директивы даст на наш счет всесильная Москва?»