3

Особенную лихость в борьбе с революционным движением проявил Спиридович, в бытность свою начальником Охранного отделения в Киеве в 1903-1904 гг. Спиридович со своими сотрудниками был в контрах с начальником губернского жандармского управления генералом Новицким, но молодые жандармские силы одержали верх. С каким торжеством он телеграфировал 12 апреля 1903 года Медникову: «Ночью на 11-е в Бердичеве обыскано тридцать две квартиры, арестовано тридцать человек, у восьми поличное, в том числе около четырех тысяч бундовских майских прокламаций, библиотечка, более ста нелегальных книг, около ста разной нелегальщины, заграничная переписка; у минского мещанина Арона Грузмана 10 двухаршинных картонных трафареток для печатания „Долой самодержавие“ и других русских и еврейских революционных надписей на флагах». А в частном письме к Медникову Спиридович сообщал подробности: «Дорогой Евстратий Павлович! На 11 произведена в Бердичеве ликвидация. Списочек, как успели составить, шлю. В подготовку демонстрации, видимо, попали как следует. Филеры очень трудную работу, по отзывам Игн. Ник., выполняли отменно хорошо. Сам он вынес ликвидацию на своих плечах. Ал. Мих. работал очень хорошо, вымахивается офицер; а Васильев так вел себя, что сегодня его в управле-{179}нии Беклемишев и Ермолов заклевали [38]: „Что это, вы охранником хотите быть“, и т. д. 4 000 прокламаций доволен очень губернатор и прокурор. Управление надуто, трафаретки очень интересные. Видимо, публика смаковала свой будущий праздник. Теперь получил телеграмму из Кишинева, что туда из киевского района едет много еврейской молодежи. У нас сегодня на ночь аресты. Вчера была полицейская облава на беспаспортных евреев. Таких сделают еще штуки три. Вообще готовимся. Хотя департамент и думает у нас не будет демонстрации, но это едва ли так. Очень уж публика развращена. Они-то ведь целый год работают и раз в году пробуют свои результаты, а мы лишь три месяца». В конце письма, из которого взят вышеприведенный отрывок, Спиридович сообщает кратко: «Публика наша сегодня за 30 верст уехала на сходку». На другой день Спиридович писал: «О действиях наших доношу официально. Настроение масс пало; про соц.-револ. ничего не слышно. Вчерашняя сходка - та горсть, которую они в конце концов готовы были выставить на демонстрацию. Что теперь у них, пока не знаю. С.-демократы сегодня вечером в числе 5 (один наш) собираются для окончательных переговоров. Сегодня у них за Днепром имела быть сходка оставшихся руководителей, но ночью большинство было арестовано. Сегодня задача взять одну акушерку, которая уже была раз арестована на сходке соц.-демократов нами, но которую Новицкий, конечно, освободил. В массе боязнь и полиции, и погромов…». А через несколько дней Спиридович дополнительно и частно сообщал: «Теперь хотим развязаться с социалистами-революционерами. Они достаточно слякотили, надо огорошить их. Возьмем что - слава Богу, а нет - хвосты подожмут, а нам руки развяжут и дадут хоть месяц времени все силы направить на социал-демократов. Какая чудная теперь группа. Просто прелесть. Вчера сходка - один восторг. Видимо, публика очень готовится сообща со студентами отпраздновать 1 Мая. Тогда же думают подготовить забастов-{180}ки железнодорожных мастерских, арсенала, типографии - и устроить вовсю. Вот это и заставляет теперь более, чем когда-либо, желать единства действий нас - здешних „гасителей просвещения“. Политехники, конечно, в предстоящей весне сыграют важную роль. В управлении теперь дознание о них. Необходимо многих попридержать под стражей. С января же всех арестованных ни в коем случае по дознаниям не выпускать до июня. Прошу поддержки Особого отдела, ибо здесь о „предупреждении“ никто, кроме нас, не думает. Необходимо провести такой пункт: управление никого по дознании не освобождает, не запросив предварительно Охр. отд., не имеется ли препятствий к освобождению. Если у нас есть препятствия,- освобождать не должны они» и т. д. Дальше идут дела семейные, распри между жандармами, из Охранного отделения и жандармами из жандармского управления. Затем Спиридович вновь возвращается к текущим делам: «После вчерашней сходки понятен и „Лысый“, что идет как один из шести членов киевского комитета. Сие - Дижур. Уж поистине лысый, стоит только на карточку взглянуть. Дом его не раз посещался „Рундучным“, „Гусаком“, забежал и „Зубастый“. (Клички, данные революционерам). Теперь все это понятно. Мы почему-то считали, что Дижур только лишь боевик. Но ведь он, кажется, истый „искровец“. Значит, тут попали в цель. Вот прелесть наблюдения. Дал бы Бог хлопнуть все это по-хорошему, да на хорошенькое дознание. Только уж без апофеоза одиннадцати бежавших. Предвкушаю ликвидацию - Дижура и К°… Пришлите филеров-то временно. Надо бы уж обставить вовсю эсдеков. Был бы хороший хлопок затем для всей организации: а то одними нашими не совладеть».

Но никакие ликвидации, никакие шлепки по организациям не могли остановить победного шествия 1 Мая, и все рвение Спиридовичей было тщетно. {181}

Русская революция раскрыла самые сокровенные тайники политического сыска. Далеко не везде сыщики и агенты успели подвергнуть разгрому и пожару обличающие их архивы жандармских и охранных отделений. Развязались языки у некоторых жандармских полковников и генералов, стоявших во главе розыскных учреждений. В марте - апреле 1917 г. мы читали, что там-то и там-то найдены в архиве списки секретных сотрудников-предателей, провокаторов и доносителей. Кажется, не осталось общественного слоя, общественной группы, которая не имела бы счастья в первые дни революции открывать в своих рядах презренных сочленов и товарищей, работавших в охранных отделениях: журналисты, священники, чиновники, члены Думы, члены партий, члены Советов рабочих и солдатских депутатов, почтальоны, офицеры, учителя, врачи, студенты, рабочие и т. д.

1917 г. отнесся к раскрытым тайным агентам политического розыска с удивительной снисходительностью и легкостью. Они арестовывались, ставились на суд общественной совести; им зачитывали в наказание те чувства позора и унижения, которые они переживали при разоблачении, и выпускали на волю. Но времена шли. Отпущенные на волю и оставшиеся неразоблаченными секретные сотрудники по мере развития революции вновь обретали потерянный было вкус к политической деятельности; они занимали революционные посты и здесь зачастую наносили контрреволюционные удары. Октябрьская революция стала расправляться с ними сурово. Процессы провокаторов прошли по всему {182} Союзу, идут теперь, привлекая пытливое внимание рабоче-крестьянских масс. С досадливым любопытством переполняющая залы заседаний публика терпеливо выслушивает процессы провокаторов, стараясь понять, какие силы, какие мотивы толкнули этих жалких людей в объятия жандармских офицеров. Прокатились и запомнились громкие имена Малиновского, Окладского, Серебряковой, Сукенника; прошли сотни мелких агентов-осведомителей, предателей, штучников, сотрудников и т. д. Интерес к психологической загадке провокации далеко не иссяк.

В настоящей книге мы даем собрание материалов, в большей части не изданных, к уяснению этой психологии предательства и провокации.

Материалы подобраны по одному признаку: это не изложение процессов, не показания и рассказы свидетелей, это человеческие документы, написанные самими героями: это - их собственные признания о себе, о своей деятельности. Эти признания резко распадаются на две группы. К первой относятся заявления, писанные провокаторами по начальству на предмет получения всяких пособий, пенсий и наградных. Это самоутверждение, самовосхваление. Во вторую группу входят признания, сделанные секретными сотрудниками после их разоблачения, или по предложению следственных властей, или по добровольному почину. Это - самооправдание. Читатель отнесется, конечно, критически к этим самооправданиям провокаторов; но жандармские приемы уловления в охранные сети очерчены в соответствии с действительностью.